Всего четыре дня

Юрий Фельдман
                Юрий Фельдман

               
 -     Вовчик, может сначала воспоминания, потом прочитаем письмо, а на закуску откроем посылку от них? Очень даже любопытно что там. Да, пожалуй, так верно, сперва вспоминания, и посылочку на десерт. Согласен?

 Муж оторвался от компьютера.
-    Как скажешь,дорогая.
 Софа открыла отделение серванта, хранилище их фотоальбомов.
-    А ты  тогда  чистым павлином был. Как она тебя зацепила!
Владимир мог бы и ответить, но зная жену, промолчал.
-   Вот он, нашла, присаживайся.

На стол лёг альбом с аккуратной наклейкой МАЙОРКА.

                * * *
 И вспомнилось...
-     Софчик, прислушайся, кажется, соотечественники!
 Жена, разморённая жарой, медленно выплыла из дрёмы, услышала немецкий, потом,  похоже, японский. Почти проснувшись и, сообразив, это не Сочи, как ей приснилось, а Майорка, и лишь затем, среди чужой речи уловила голос с забытой за годы жизни в Германии интонацией, интонацией балованной женщины.

- Илюшенька, прошу, не дыми в мою сторону, пожалуйста!
- Всё, извини,дорогая, уже погасил.
- Ты мой умница!

 Софа разлепила глаза, села. Через три лежака от них, тоже под большим цветастым зонтом, расположилась пара. Она сидела в профиль. Тоненькая, с торчащими детскими лопатками. Аккуратная головка на высокой шейке, ёжик рыжих волос.
 По-женски приметливо разглядела дорогой закрытый купальник, маникюр и педикюр. - Ухоженная, - подумала. Мужчина сидел лицом к ней. Не только крупный, но видно,ещё крепкий. Даже начинающая полнота, как и редеющие волосы не портили впечатления. Похоже, не старый, под пятьдесят.
 Он потянулся к своему сокровищу и поцеловал в плечико. Софа прикинула,пожалуй новое знакомство не  испортит остаток отпуска.

-   Если не лень, Вовчик, узнай кто такие.
 Изнывавшего от скуки мужа дважды просить не пришлось, о чём уже через десять минут пожалела. Уж больно заливисто он смеялся с новыми знакомыми. Она ждала, вот-вот позовут, но троица оживлённо болтала, будто её, Софы, и не существует. Даже демонстративное отворачивание спиной и сердитое нахлабучивание соломенной шляпы не помогало. Пришлось менять тактику.
-   Владимир, скоро ты там? Я плавать хочу! - призвала громко и по-немецки.
 Она не скрывала раздражения, троица дружно повернулась к ней. Рыжеволосая показалась лет на семь её моложе, около сорока, бледная, ещё без загара. Она
что-то сказала мужчинам, все дружно встали и подошли.

- Таня, - первой протянула ей руку.
- Илья, - пробасил  сверху спутник
- Не дуйтесь пожалуйста на мужа, он не виноват, заболтались немного,так давайте сразу же в море. Жара,а я не большая поклонница солнечных ожогов.

  Знакомцы казались столь открыто доброжелательными, что Софе расхотелось злиться, и они побежали навстречу лениво-ласковым волнам. Уже в воде выяснилось, что обе пары прилетели на Майорку из Германии. Только Татьяна с мужем из Гамбурга, а вторая пара из Штутгарта, да и гостиницы их в сотне метров, рядом. И по прежней жизни  тоже соседи по Балтике. Новички -  из Риги, а ветераны -  коренные ленинградцы, питерцы.

   Щёлк, шёлк! Два снимка. Татьяна поспешила под зонт в тень, остальные легли на песок, обсушиться под уже не жгучем сентябрьским солнцем. Наверно, случайно, если верить случайностям, Владимир оказался несколько в стороне, а Софья и Илья легли рядом,  чтобы продолжить знакомство. Давно ли они в Германии? - поинтересовался Илья. Оказалось - десять лет, с первой волной.
- Мы с Танюшей тоже десять, только не лет, а месяцев. Это, после мук на языковых курсах, наша первая вылазка в Европу, к морю. Простите, Вы работаете?
- Да, давно, и как ни странно - по специальности. Тогда ещё наших программистов хватали как горячие пирожки.Илья, Вы тоже  инженер?
-    Увы. нет! Инженер разбитых человечьих душ. Я врач-психиатр, но, к сожалению,почти без языка и потому, как специалист нужен здесь не больше, чем погонщик слонов на Камчатке. Не представляю, куда себя и применить? Может вышибалой в ночном баре? Я ужасно грозный, если брови насуплю и челюсть вперёд. Посмотрите! Смеётесь? Странно, почему меня никто не боится? Пока что пылинки с Танюши сдуваю. Она мой поводырь, у неё немецкий ещё  со школьных лет.
-   Да,непросто вам. В Германии германистов как собак нерезаных. Впрочем, мы в отпуске. Загораем, отдыхаем от проблем,а у кого их нет, верно? Вы такой большой, слабаком никак не кажетесь. Знаю одно, кто хочет, работу найдёт, не пропадёте и вы, вот увидите...

  Потом выяснилось, что рижане бездетны, у бывших же ленинградцев сын  вырос, уже в университете. Софа, удивляясь себе, болтала и смеялась больше обычного. Впрочем, ей всегда нравились крупные, как покойный отец, мужчины, казавшиеся, такими же как и он, надёжными.  Муж хоть и был жилистым, но ростом чуть выше её, да и после четвертьвекового юбилея отношения их переживали непростой и нелёгкий период.

  Владимиру надоело быть вне разговора, он встал и пошёл в тень, под зонтик, к Татьяне. Женщина приветливо улыбнулась. Приметным взглядом окинув тоненькую, ладную её фигурку, пожалел, что они не одни. Она подвинулась, и он присел на краешек топчана.
- Я весь у Ваших ног!
- Ого! Так сразу?
- Вы не привыкли к стремительным атакам?
-       К сожалению отвыкла, господин гусар.
- Ещё не вечер, Можно Вас сфотографировать?
- Хочется?
- Ещё как, прямо не терпится!
Щёлк, щёлк
- Володя, не пяльтесь так и наденьте шорты, это в конце концов неприлично! Лучше поделитесь, с чего у вас началась Германия.

  Он смутился, быстро натянул шорты и рассказал, как  десять лет назад плыли они в неизвестность из Питера на пароходе "Анна Каренина" с двумя чемоданами и тремя коробками. Как впервые не в кино, а в жизни увидели, что вечером пассажиры переоделись во фраки, дамы в вечерние платья, танцевали под оркестр, смеялись, пили шампанское, блестели вспышки фотокамер. А они, после пустых прилавков Ленинграда не могли насытиться, и всё на столе казалось нереально вкусным и вокруг сказочно красивым. По приплытии в Киль, безъязыкие, добирались с пересадками через всю страну в Эслинген, где в общежитие первые ночи провели в подвале, потом в комнате под крышей вместе с ещё шестью семьями бывших россиян. Затем полтора года в деревне, "во глубине шварцвальдских кущ." Там начали постигать язык, и сын до гимназии учился в сельской школе, теперь он в Берлине, в Университет, отделился. Они с Софой, перебравшись в Штутгарт, устроились на одну фирму, даже работают в одной комнате. Выходит,он круглые сутки под надзором.
 
-       Должна посочувствовать или сразу прослезиться?
- Дождёшься от вас! Просто в Питере, при всех мерзостях тамошней жизни, я занимался горным туризмом и, хоть месяц в году, жил вольным казаком.
- Ага! Там Софа держала Вас на длинном поводке, а здесь - на жестком ошейнике. Не развернуться казаку. Бедненький!
  Разогревшись на солнце, пересели к ним в тень Илья с Софой и, потеснившись на лежаке, снова сфотографировались. Договорились после ужина встретиться, полюбоваться закатом, а потом где-нибудь посидеть, может и потанцевать.

- Ну, как? - Они уже перебрались под свой зонтик.
- Совсем неплохо, - улыбнулась себе в зеркальце Софа, - Жаль нам осталось здесь всего четыре дня, даже поменьше…
                * * *
   Софа надела темно-зелёное вечернее платье, что удачно подчеркивало тонкую ещё талию и скрадывало пышность бёдер. Причесала в хвост свою гордость, волнистые в старую медь волосы, подкрасилась. Она была  спокойна, почти... Володя, трещал почему-то без умолку и всё спрашивал какие брюки, рубашку и туфли ему надеть, и взять ли фотоаппарат.

  Встретились будто старые знакомые, дамы расцеловались. Софа оценила, что знакомые одеты неплохо, хоть и не по курортному. На нём тёмный костюм и рубашка с галстуком, на ней, показалось, избыток янтарных украшений. Пока шли к набережной, Софа взяла Илью под руку и подстроила шаг к бархатноглазому великану. Володя знал, что жене  нравились мужчины высокие, "шкафистые", но он давно перестал ревновать её. Сам же, чуть отстав, оглядел балетно-стройную, фигурку Татьяны  и почувствовал, как тянет его к ней. Она отдалённо напоминала давнею, первую его любовь….  Щёлк. Фото сзади.

- Вы всегда так выглядите? - пробный шар.
- Как? - не без кокетства.
- Наповал - шепнул на ухо и сжал локоток.
- Она прижала палец к губам, стрельнув взглядом в сторону мужа
Софа с Ильёй первыми вышли на набережную.

- Какой странный закат! Володя, запечатлейте нас.
  Улыбки в объектив, сфотографировались в разных сочетаниях.
 Закат был действительно необычным. В зените небо ещё густо синело, но впереди, занимая четверть горизонта, взбирались друг на друга громады свинцовых туч. Заходящее солнце то пряталось за них, то бросало по морю к берегу прощальные лучи, а тучи уже глухо охали громами, перебрасываясь меж собой клинками молний. Потянуло прохладой и сильней запахло морем.
-      Похоже, к дождю.
-      А, может, пронесёт, - оптимист Володя, - гляньте, тучи ползут параллельно берегу. Немного погуляем и в наш отель. Сегодня диско под луной, сегодня танцы крутят!

  Так и сделали. Они не сговариваясь, как бы поменялись парами.
 Софа, не обращая внимания на забывшего о ней мужа, старалась развлечь малоразговорчивого Илью рассказами о Германии, путешествиях и странах, что повидали. Тот был галантен, внимателен, не забывая сверху поглядывать за кокетничающей женой. Звучала музыка. Он прекрасно вёл в вальсе,  и Софе нравилось чувствовать его большую, уверенную руку. Володя был забавен, и в танце неутомим, Татьяна, не выдержав, попросила пощады. Свободного столика на четырёх не нашлось, расселись по двое, за  разные, опять же не по-семейному.

 Софа не чувствовала, нравится ли она, настолько сдержанным казался партнёр. Она, по-женски простила его суховатую старомодность, приписав прибалтийскому воспитанию. Володя же, не чувствуя  узды, забавлял соседку анекдотами и смешными историями. Она до слёз хохотала его рассказу, как вырастили рекордную клубнику на дачном участке чуть не в ста километрах от Ленинграда. Ради этого они с Софой тайком ходили в конюшню, воруя или обменивая технический спирт на конский навоз. Накопив драгоценное удобрение, запаковали в полиэтиленовые мешки, и он в огромном рюкзаке повёз "добро" поездом. В тамбуре попал в хорошую давку, полиэтилен лопнул: потекло, вонь, крик, чуть не побили. Выгнали из вагона на первой остановке, и он, чертыхаясь, добрался до дачи в кузове попутки уже ночью. Смех и грех. Зато какой, на зависть соседям, собрали  летом урожай клубники!…

-    Слава богу, мы жили без дачных страстей-мордастей. Работала я в спецшколе на полставки, ходили на бальные танцы. Своя компания, летом - Паланга, Крым, даже Болгария. Илья всё-таки заведовал в правительственной поликлинике, потом у него была и частная практика. Грех жаловаться, пока со мной ерунда не приключилась, - замолкла, закурила тоненькую дамскую сигарету. При свете зажигалки Владимир заметил тёмные круги под её глазами, -  впрочем, - натянутая улыбка, - всё это неинтересно, я выпила бы ещё коктейль да послушала что-нибудь забавное, у Вас славно получается.
 
 Владимир не стал лезть в душу, выдал пару анекдотов, принятых благосклонно…. Столики пустели, вечер заканчивался. Расплатившись, подошли ко второй, разговорившейся к ночи паре. Проводили рижан до  гостиницы. Сладкие голоса певцов прибрежных ресторанов, и желтый свет качающихся фонарей дополняли очарование южной ночи. Оглянувшись, Софа увидела, как благоверный пытается поцеловать спутницу в губы, а та шутливо отбивается. Илья же по-прежнему был галантен, но, пожалуй, слишком сдержан...   
 Распрощались до завтра, на пляже.

  Молча и отстранено, как чужие, вернулись штутгардтцы в гостиницу. Спать легли подальше друг от друга. Проснулись ночью от грохота за окном. Ливень всё-таки накрыл городок...
 Мифические боги и гиганты играли в богатырские свои игры: казалось швыряют скалы, грохочут горами и, сотрясая небеса, громогласно хохочут. Градины стреляли пулемётными очередями  по крышам. От блеска молний в комнате становилось жутковато светло. Тени метались по потолку. Софе стало страшно, она прижалась к мужу. Он понял сигнал по-своему. Занимаясь любовью, они представляли себя  в объятиях иных...
                * *  *
   Утро же сияло невинной голубизной,почти всё убрали. Лишь аккуратно сметённые горки сучьев и листьев, да влажный песок, напоминали о ночном буйстве природы. Они разместились на обычных своих местах, дважды выкупались, а рижане, о них они не говорили, всё не приходили. Наконец, около полудня, появился Илья, один. Софа увидела его издали, но притворилась, будто читает журнал. Поздоровавшись, он сообщил, что Татьяна из-за ночной бури не спала ночь, недомогает, осталась в номере, пообещав к вечеру исправиться. Передавала приветы.

-  Располагайтесь Илья мы для Вас место держим, - Софа убрала одежду с соседнего лежака.
 ... Что она заливается, будто пятки щекочут, - раздражённо думал Владимир, - всё утро сидела, надувшись, смотри, как он её развеселил! Пойду-ка лучше искупнусь. Он отбросил газету и побежал в воду. И пока плавал от одного буйка до другого, у него родился план.
-      Я вспомнил, мне надо позвонить на работу и фотоплёнка кончилась, - одеваясь, ни к кому не обращаясь, пробурчал он, - сопровождать не надо, пока, до встречи.
 
 ...Его и не отговаривали. Он собрался и поспешил в гостиницу, конечно же, не в свою.
-   Разрешите позвонить госпоже Горелик из Гамбурга, забыл в каком номере они живут.
  Девушка из регистратуры посмотрела в компьютер.
-     Номер 612. Телефон в кабине.
С бьющимся сердцем набрал номер. Дважды позвонил, никто не подходит.
-  Простите, вы даму из шестьсот двенадцатого не видели? Стройная, с короткой причёской.
-  Поищите у бассейна.

И точно. Во дворе, заставленного кадками с пальмами, у замысловатой формы бассейна на топчане светилась рыжая её головка.
- Здравствуйте, фрау Горелик, как самочувствие?
- Господи, я испугалась, как Вы меня нашли?
- Кто ищет, тот и обрящет.
- Где Илья, Софа?
- Воркуют на пляже.
- А, Вы, значит, сбежали ворковать сюда?
- Просто хотел узнать как драгоценное здоровье, то да сё.
- Здоровье у нас хорошее, то да сё - тоже. Присаживайтесь.
- Может, продолжим беседу у Вас в номере?
- Так сразу? Я только спустилась, ещё и до бассейна не дошла.
  Потом она плавала, затем обсыхала, после он с уговорами усадил её за дальний столик в кафе, что был рядышком с бассейном. Она неторопливо выбрала кофе и мороженое, отказавшись от шампанского. Будто не замечая жадного взгляда, она дразнила, и тем больше манила его. Выпив рюмку коньяка, он храбро овладел её рукой
    -   Татьяна, Таня, Вы, ты мне нравишься, чёрт побери, даже очень. Мы взрослые люди, неужели непонятно. Поднимимся к вам или к нам, это рядом.  Я просто теряю голову, со мной сто лет такого не было!
-     Отпустите руку, не тяните, вот упаду со стула и разобьюсь. Нападаете, как гусар на француза. Нельзя ж так! Взрослый уже дядя, успокойтесь. В любую минуту может вернуться Илья, и, вообще, я пока не созрела.
- Вернётся! Ждите! Он, сейчас наверняка уламывает мою Софку…
- Ха-ха-ха! Ильюша кого-то завлекает? Ой! Хотела бы увидеть. Вы меня развеселили!
- Да они там!
- Перемените пластинку, Вы не знаете его.
- Ты когда сердишься, глаза из серых становятся синими и длинными. Тебе и это к лицу. Сколько времени нужно для созревания?
- Куда торопиться, жизнь кончается?
- Нет, отпуск. Послезавтра - уже в Штутгарте.
- Ну, не могу же я подгонять настроение под твой отпуск. Не лезь целоваться, увидят. И, вообще, уходи, я нервничаю. Он скоро придёт.
- Пока не поцелуемся, ни за что!
- Всё, поцеловала, иди, пока!

                * * *
 
  Софа не выдержав рассмеялась, глядя на мужа ковырявшего с унылым видом в тарелке. За четверть века совместной жизни она научилась угадывать его мысли.
-     Вовчик, это всего лишь отпуск, не расстраивайся, дорогой!
Он выдернул свою руку из её, заказал ещё пива. Софа и раньше не устраивала драм из-за мимолётных увлечений мужа. Брак, в целом,вполне устраивал её.
-    Сердись на здоровье, при чём тут я? Увидишь вечером свою кожу да кости, успокойся.
- А ты своего бегемота. Смотри, раздавит он тебя.
- Не беспокойся, заботливый ты мой.
- Ха-ха! Знаешь - переехал трактор курицу. Она вскакивает, живая, крыльями хлопает, кудахчет, - вот это да, вот это  мужчина!
- Прикажете смеяться?
- Смейся, паяц, над разбитой любовью!
- Смейся, паяц,- из какой это оперы, Вовчик? Хотя, неважно,пей лучше  своё пиво, дорогой, зачем  зря растраивться.               
                * * *
  Рассуждать легко, пока не видишь предмет симпатии. Когда же вечером они встретились, то и не заметили, как снова обменявшись спутниками, пошли по берегу вдоль моря, всё больше теряя из вида друг друга. Пока Илья делал один шаг, Софа два. Казалось у него два хобби - работа и жена. Софа его восхищения Татьяной отфильтровывала, но психиатрические истории, столь далёкие от её программирования, слушала с интересом. Под его рассказы о психозах и психопатиях (Софа поняла, что кроме шизофреников, остальные люди - психопаты) они незаметно дошли до конца городка. Сели на последнюю скамью послушать шум моря. Она пожаловалась на прохладу, подвинулась теснее, положила голову на его плечо. Он слегка напрягся, но не отодвинулся…

  У Владимира успехи по завоеванию спутницы продвигались черепашьими шажками. Они сели в приморском ресторане, где    
 трое артистов-трансвеститов с жеманством и кривляньями исполняли женские шлягеры, садились на колени зрителям. Те, подвыпив, хохотали. По началу представление казалось даже забавным. Татьяна уходила от его попыток обнять её, но под конец вечера милостиво подставляла щёчку при его попытках поцеловать в губы. Тем и закончился их второй день. День несбывшихся желаний и недомолвок.

                * * *
 День третий начался вполне безоблачно. Горелики опередили Винокуровых. Когда штутгартцы пришли на пляж, Илья, держа  Татьяну за руку, о чём-то серьёзно толковал жене, вид у неё был невесёлый. Завидев знакомых, они  заулыбались и пригласили располагаться рядом. Дул ветерок, по морю бегали белые барашки, купальщиков мало, но компания дружно решила,что им, выросшим на Балтике это пустяки, а не волнение, и, взявшись за руки, двинулись навстречу волнам. Софа с Ильёй поплыли брасом вперёд, подальше от берега. Татьяна довольно быстро устала и, перевернувшись на спину, позволяла волнам покачивать себя. Владимир,хороший пловец, проплывая мимо, демонстрировал свою лихость.

 Он и не понял, в какой момент потерял Татьяну из виду. Подумал, видно ей надоело в воде, она вышла. Но так быстро? Он выскочил на берег. Нет, соседи не видели её. Почувствовав беду, он снова бросился в воду, стал нырять, и вскоре нашёл. Она покачивалась на глубине не больше двух метров, у дна, глаза её были открыты. Он знал, что надо делать. Быстро доплыл с ней до берега. Татьяна была без сознания. Владимир положил её животом на своё колено, вылилась вода, но немного. Начал откачивать, одновременно зовя на помощь. Подбежали Илья с Софой. Софа бегом к вышке спасателей, а мужчины по очереди делали дыхание рот в рот и массировали область сердца. Владимир действовал решительно, командовал, Илья слушался, хоть и врач,  был испуган, звал её как потерявшийся ребёнок. Минуты через три  Татьяну, к их радости вырвало, она задышала. Прибежали спасатели, укол, маска с газом, лишь тогда она пришла в себя. Вид у неё был пренесчасный, но ехать в больницу отказалась наотрез. Илья, бережно, как ребёнка, понёс жену на руках в гостиницу, Винокуровы следом несли вещи. Татьяну закутали в два одеяла, напоили чаем с коньяком, и ушли, оставив на попечение мужа.
               
                * * *
-    Снизу гудят поезда, Софочка, завтра пора и домой. Почти по Визбору. Может, пригласим их вечерком посидеть, или, хочешь, куда-нибудь сходим вдвоём?
- Небось, её не терпится повидать, кобель старый? Знаю тебя, горбатого могила исправит, звони уж, звони.
Позвонил. Подошёл Илья, сдержано сообщил, что Танюша ещё не оправилась, сильно кашляет, но если они навестят?
- Заглянем к Гореликам вечерком?
-       Ладно уж, так и быть пойдём…
-      Придём, Илья, непременно, Софочка тоже рада провести последний вечер с вами. Как ничего не приносить? У нас так не принято  Хорошо, до встречи!

  Видя, с каким старанием жена наводит марафет и выбирает наряд, Володя понял причину её уступчивости, но комментировать не стал. Взяли  фотокамеру. По дороге купили местного вина, сыра и фруктов.

                * * *
-    Давайте выпьем, - вид у Ильи с рюмкой монументальный, будто он произносит тост в очередную годовщину Октября, - за замечательных людей, спасших мою жену Татьяну.
 Софа с Владимиром опустили глаза, ибо никакими замечательными себя не считали. Илья пожевал губами, вздохнул и сказал совсем другим тоном,
-   За три дня мы почувствовали от вас тепла больше, чем за десять месяцев в Германии. Мы вам благодарны!
-  Бросьте эту торжественную чепуху, мы просто нормальные люди, а у Вовчика видно судьба такая, он не впервой вытаскивает кого-нибудь из воды. Выпьем лучше за наш хороший отдых и за ваш, чтобы без новых приключений.
  После Софьиного выступления стало легче и проще. Пошли шутки и анекдоты про летние отпуска, пожелания всяческих успехов и, конечно, здоровья. Бутылка их водки, как и вина быстро пустели. Закуски поглощались так, будто они и не ужинали. Володя с Татьяной вышли на балкон.

- Что же с тобой случилось, недоутопленица? Перепугала насмерть.
- Не знаю, кажется, волны укачали, и я уснула. Спасибо, что ты продлил мне жизнь.
- Чепуху мелешь! Тебе ещё жить и любить. Всё нормально. Тань! Не могу спокойно рядом стоять, заводишь! Сбежим куда-нибудь!
- Так приятно чувствовать себя желанной женщиной. В другое время я убежала бы с тобой, но сегодня, милый Володечка, у меня просто нет сил.
- Это оттого, что воды нахлебалась?
- Считай, что потому. Да не грусти, казак, встретимся ещё! Какие наши годы! Всё, пошли, пошли.
На прощальный, с привкусом миндаля, затяжной поцелуй сил ей ещё хватило….


 ...Илья с Софой сидели на диване и тихо о чём-то разговаривали. Не сговариваясь, не глядя на входящих, они поднялись и вышли на балкон.
- Какое небо, звёзды, шум моря, прямо рай земной, а по радио я слышал, опять взорвали кафе в Тель-Авиве, люди погибли, целые семьи.
- У тебя, Илья, в Израиле кто-то есть?
- Конечно, мама и брат с семьёй.
- И у меня родная сестра и куча двоюродных. Тоже сердце за них болит.
- Десять лет назад там было спокойней. Почему туда не поехали?
- Вовчик не захотел и Танюше климат тамошний не понравился.
            

Затихли, прислушиваясь к себе и звукам южной ночи.

- Моя мама тоже говорила, не я беспокоюсь, а сердце за родных болит.
- Отпусти руку, я ж не железная. Пойдём в комнату.
- Постоим ещё минутку. Интересная штуке жизнь. Встречаются двое, понимают друг друга с полуслова, а поезд ушёл.
-    Романтик ты, Ильюша - разочарованная его непонятной сдержанностью, ожидавшей хотя бы поцелуя. Ничегошеньки ты не понял. Ладно уж, пошли так пошли.


  ...Поснимались, посмеялись, обменялись адресами, разошлись. Надо ещё собраться…
Утром штутгарцы последний раз искупались, побросали монетки в море, чтоб ещё вернуться,. После завтрака вынесли чемоданы, вот-вот придёт автобус, и в аэропорт. Вдруг видят - спешат Илья с Таней, в руках у каждого местная экзотика - яркие, крупные, похожие на петушиные гребни цветы. Трогательно и тепло. Прощальные объятия, поцелуи, шёпот "не забуду", женщины уронили положенные слезинки. А вот и автобус...
                * * *
 Дней через десять получили отпечатанные фотографии. Отобрали, где они вместе и порознь, наклеили в альбом. Написали каждый по письмецу, отправили. Ещё недельки две ждали ответа, потом утешились, курортные отношения часто ничем и кончаются. Как-то он, вроде про себя произнёс,
- Всё же неплохой был отпуск.
- Бывало и поинтересней, - отреагировала она. Они рассмеялись, взглянули друг на друга. И без слов всё понятно. Очередной семейный кризис миновал...
   
 А через пару месяцев, нежданно, пришла небольшая посылка из Гамбурга. Письмо и картонка. На ней надпись: В. и С. Винокуровым от Т. Горелик на память. В коробке настенная картинка из наборного янтаря -  сосна, берег, вода, яхта, и заходящее солнце. Ещё красивый янтарный браслет. И письмо от Ильи.  Он попросил прочитать письмо вслух.

    Здравствуйте, Софочка и Владимир!
В трудный час моей жизни пишу я письмо. Неполные четыре дня проведённые с вами были последними, всё ещё счастливыми. Врачи запретили Танечке ехать на юг, на солнце, она, упрямая, настояла. После вашего отъезда ей становилось с каждым днём хуже. Нам не хотелось рассказывать вам, что последние полтора года она прожила в мучениях, а я в страхе. Операции, облучения, снова операции. Мы переехали в Германию в надежде на чудеса западной медицины, но, чуда, увы, не случилось.
 Передо мной стоит урна с тем, что от неё осталось. Это не вмещается в мой разум. На следующей неделе предам земле прах Танечки на русском кладбище, в Риге, и, наверно, больше не вернусь. За день до её смерти мы смотрели ваши фотографии, даже смеялись. Володя, она вспоминала Вас по-доброму. Ей всегда хотелось нравиться другим мужчинам, я страдал,пытался не ревновать..

 Софочка, только ради неё, единственно любимой, пришлось разыгрывать перед Вами чуждую мне роль ухажера, но Вы, как умный человек, должны меня понять! Милые Винокуровы, браслет и картина из янтаря - от неё. Прощайте и будьте счастливы!
 Ваш  Илья.               

 Она захлопнула альбом МАЙОРКА, затолкнула в сервант поглубже и, поджав губы, вышла, оставив мужа при письме и  подарках. Владимир перечитал письмо, грустно усмехнулся. Подумал - может в церковь сходить, свечку ей поставить…. Из кухни послышался треск разбиваемой посуды и сердитое чертыхание: "Дурак, идиот, психиатр хренов!".
   ... Тарелки бьёт, - давненько такого не слышал. Ничего, пусть бьёт, так ей легче успокоиться….
 
                Январь.2004 - 2015 Stuttgart