По длинной аллее безжалостным уверенным шагом уходила миниатюрная, сильная женщина. И не догнать её, не догнать! Всепроникающей женской волей, вложенной в багровую вспышку последнего письма, то, что соединяло нас, вдруг взорвалось ужасной разделяющей силой. Оранжевое пламя листьев-листков остальных твоих писем, разлитое ещё минуту назад щедрым солнце осени по деревьям аллеи, полыхнуло жаром разделяющих нас стволов; огненным сторожевым псом взметнулось с асфальта; со сведённых над головой ветвей кипящей чёрной смолой хлынуло в глаза…
Падается… Падается… Падается…
Человек в чёрной бархатной повязке на глазах привычно и неторопливо уверенным
неспешным шагом перелистывал знакомые дорожки. Его пальцы почти касались
полураскрывшегося бутона, очерчивая его изящные формы; голова на считанные мгновения
склонялась, чтобы не потревожить гроздь уже перезрелых ягод на нависшей над дорожкой
ветви: ноги легко переступали через толстые узловатые корни.
Вот и цель прогулки – старая каменная скамья. Перед тем, как сесть, привычным
движением пола его одеяния обметает сиденье.
Пепел маленьким серым призраком взлетает и тут же прячется, сливаясь с дымчатым
цветом одежды.
Серое поле неба вверху. Серое поле пепла внизу. В центре – каменная скамья, на
которой сидит человек с глазами, закрытыми чёрной повязкой. Только выжженные непролитым
горем глаза могут видеть сад на пепелище.
***
Под серым небом на сером пепле не было тени. Этот человек был мёртв в своём
прекрасном саду слепо смотрящих, но потерявших способность видеть, глаз. Он был мёртв и
этот человек был я.
На третий или четвёртый день после огненного листопада смерти мир снова стал
меняться.
Я стоял перед ним. Человек и его тень…
или две тени одного человека!
Он стоял передо мной ожившей тенью.
Или, может, мы просто две тени одного
человека?
Нам не нужны были слова. Мы оба сознавали одно:
Ты взлетела грозно и мощно, любую
помощь воспринимая помехой! Но это лишь
твоя часть пути. Мне предстоит не меньший
путь, чтобы вновь достигнуть тебя и утвердить
свободное единство нашего "МЫ".
Твоё пламя молодо и неукротимо. Ты
научилась сжигать, но потеряла, на время,
способность согреть.
Тем, кто уходит в бескрайний простор,
нужен луч маяка, что освещает дорогу к Дому.
Твой огонь безжалостно сжёг прошлое.
Моему огню – бережно освещать будущее.
Я сохраню тёплый огонь нашего "МЫ",
пока ты не придёшь твоими путями к Дому.
Посреди пепла единственным
источником жизни звенит хрустальная струна
родника.
Здесь. Прямо здесь, в саду, у скамьи, на
которой я сижу, маленький водопад
серебряным голосом Лагуз приветствует твой
путь к завершению круга.
Блестящая чернота вулканического
камня, как ночное небо, словно создана для
этой путеводной звезды. Рукотворной, земной,
тёплой.
Вода обнажила блестящую стену скалы,
порождённой когда-то буйством подземного
жара. В ней будет источник огня, от которого
когда-нибудь ты возьмёшь тепло для своего
Дома, как символ свободного единства нашего
"Мы".
Хранитель создал очаг из каменной
чаши, наполняемой нефтью. Хитроумная
система фильтров и фитилей давала
бездымное, мощное, чистое и доброе пламя.
Расположение их было таково, что казалось,
будто созвездие Скорпиона несвойственным
ему теплом лучится у твоих ног.
Странник искусно пробил в стеклянной
черноте камин так, что даже днём с любой
стороны видны были руны объединения путей,
высвеченные пламенем очага.
Всё сооружение венчал мой бронзовый
дракон, страж путей – странник, который
всегда возвращается.
Очаг хранила скульптура изящной
кошки – самой свободной богини домашнего
очага – египетской Бэт.
Только на третий день работа была закончена.
Падал снег, превращая пепельную
равнину в новую страницу жизни.
Падал снег, оставляя мой сад на другой
странице жизни.
Мы стояли на краю этой новой страницы, начав её с создания Алтаря Любви. Алтаря
Образа Жизни, в котором неразрывно соединены Путь и Дом.