Я крался по ледяному асфальту, усыпанному обрывками пожелтевших газет и прочим бытовым мусором. В тени пятиэтажных панельных домов, было прохладно. Но всё-таки холодная тень пустующих, мертвых домов не спасала от неистового палящего зноя. Зной настиг меня еще на улице Героев Сталинграда и больше не покидал, сопровождая все дорогу. Влажный от пота, надоевший ОЗК хрипло скрипел и хрустел при каждом шаге. Дышать в противогазе не представлялось возможным. Соленый пот уже выедал глаза, ужасно хотелось пить, а беспощадная духота продолжала измываться надо мной. И прохладный ветерок, который швырял газетные ошметки и играл раскрытыми окнами и форточками, был недосягаем для меня под слоем горячей вонючей резины.
Я топал по улице, нещадно хрустя кирзовыми сапогами по стекольной крошке бывших окон и витрин. Все это время дуло автомата мерно било меня по задней стороне бедра, отсчитывая пройденные шаги.
Не вытерпев, я все-таки решился. Проплыв мимо разбитой витрины магазина с непонятной проржавевшей вывеской «Свежий хлеб», я свернул в первый подъезд начавшегося дома и толкнул дверь. В подъезде было тихо, как и положено. По - мертвому тихо. Как и положено. Почтовые ящики трезво весели на своих местах, не считая покосившегося - выпившего и упавшего с петель - пьяного. На полу, выложенному кафельной плиткой в «шахматном порядке», стоял трехколесный детский велосипед, выцветший кожаный чемодан и гаечный ключ «на 22». На лестнице, ведущей наверх, ничего кроме слоя пыли с палец я не обнаружил. Впрочем, подниматься выше этажом я не собирался. Не то, что не было сил, было уже даже неинтересно. И чтобы не терять драгоценного времени, отдыхая в морозной прохладе подъезда, я решил навестить квартиры «радушного» первого этажа.
В квартиру №1 я просто не захотел идти (уж ЧЕРЕСЧУР пыльный был коврик для ног), а вторая квартира не пустила меня внутрь. Дверь крепко держал типовой замок той эпохи. Конечно, типовой ключик у меня был в кармане, но я не прибегнул воспользоваться им: не пускают – бог с ними. Третья квартира оказалась приветливее второй, и когда я толкнул незапертую дверь, она с радостным, противным, скрипучим визгом распахнулась. Я шагнул и оказался в тесной до безобразия типичной прихожке 80-х годов. В глаза сразу бросился, стоящий у дверей, аккуратно скрученный персидский ковер, обмотанный веревкой – готовый к транспортировке. Я улыбнулся, насколько давала моя резиновая «носатая» маска. «Забыли всё-таки, или не до него уже стало, »- подумал я и прошел в комнату. Точнее комнатушку, оказавшуюся Детской. Яркие обои с голубыми слонятами, отставшие у потолка от стен. Типичные? Боюсь ответить… Кроватка была опрятно заправлена, «уголок» отбит, как в казарме. На подушке восседал какой-то непонятный, очень пыльный зверь, вроде плюшевого медведя. Да-да, типичного для того времени! Хм, если этот куль тот за кого себя выдает, то он должен мяукать, как мне помнилось. Я взял плотный комок и смахнул с него толстый слой пылищи. Та разлетелась обильным коричневым облаком и начала кружиться, постепенно оседая. На меня уставилась страшноватая плюшевая морда «того самого» типичного мишки. Я повертел его в руках, и он действительно ответил на мои старания блеяньем. Я снова улыбнулся. Трофей. Забавный… «Рычащий» по- кошачьи… Эхо эпохи.
Я бросил медведя на кровать, туда же положил автомат и швырнул рюкзак. Теперь ничего не стесняло мои движения и, потянувшись, я вышел вон из Детской. Я пошел на кухню, мимо типичного клозета, с полуоткрытой дверью.
Тут меня встретила веревка, натянутая по диагонали, от угла до угла с уже пожелтевшим от времени сушившимся чистым - грязным бельем. Желтые простыни, полотенце и набор семейных трусов. На плите была почерневшая кастрюля. Больше ничего интересного тут не было, и мне оставалось только направиться в "большую" комнату.
Если бы не огромное количество пыли, то можно было с уверенностью заявить, что комната жилая. Все на своих местах. Телевизор в углу, чайный фарфоровый сервиз в серванте, в вазе на журнальном столике сухие тюльпаны в хрустальной вазе. Рассохшийся паркет затрещал и захрустел подо мной. Я подошел к дивану и лег. Наконец я нашел прохладу. Прохладу и отдых.
* * *
Открыв глаза, ощущение было, что я проспал часа три. Посмотрев на часы, я понял, что дремал всего-то минут двадцать. Я встал и вернулся в детскую, сунул медведя в рюкзак, вскинул автомат на плечо и заспешил вниз на улицу.
Хлопнув подъездной дверью, я устремился вверх по улице мимо все тех же мертвых витрин, витражей, редких автомобилей, стоящих на обочине, мимо деревьев, неухоженных клумб, мимо пустых перекрестков и рюмочных, в которых тихо…
Было начало третьего, когда я проходил мимо зеленого, запущенного городского парка с ветхими аттракционами и ржавым колесом обозрения. Перед этим я посетил гастроном, заглянул в поликлинику и навестил комиссионный магазин.
На улице Энгельса я был приятно удивлен. Во дворе дома одиноко стоял автомобиль «ГАЗ-24» черного цвета. В то время ТАКОЕ себе мог позволить только крупный чиновник или зажиточный инженер. Насколько я помню «волга» стоила около десяти зарплат рабочего. Когда я подошел ближе, стало понятно, почему владельцу пришлось расстаться с автомобилем. У развалюхи не было заднего моста. Отвалился, видимо, совсем не во время, и починить не успели. Поэтому мечта любого рабочего завода «Росток» осталась ржаветь тут.
Уже представляя, как в скором времени буду рассказывать о брошенной «волге» друзьям в пивнушке, я оказался в следующем дворе.
Выкинув глупости из головы, я поднял голову, осмотрелся и … опешил. На качели детской площадки качалась девочка лет семи. Худенькая, длинные черные волосы, голубенькое платьице, сандалии. Первая мысль: «Галлюцинации или солнечный удар». Я проглотил слюну и медленно направился к ней. Девочка сидела ко мне боком и не могла меня видеть даже боковым зрением, но на пятом шагу, черт возьми, она спрыгнула с качели, поправила платье и повернулась.
Обычная девочка… Совершенно обычная, нормальная девочка. Без всяких признаков формоизменений и мутаций. Она смотрела на меня сначала недоумевающее, потом серьезно, а затем громко завизжала и побежала в сторону дома. Опешить я, безусловно, опешил, но всё-таки рванул за маленькой. Быстро шлепая ножками по зеленому (кошеному!) двору, она устремилась в первый подъезд дома с номером 34.
Я медленно переступил за порог и вскинул автомат, щелкнул предохранителем и бесшумно передернул затвор. Сразу бросилось в глаза, что подъезд идеально чистый. Девочка в это время бежала по лестницам, наверное, третьего этажа и звонко кричала «Мама», и вдруг затихла. Я стал беззвучно подниматься наверх: ступенька за ступенькой. Сердце билось как ошалелое, а в голове творилось…Еще пролет и третий этаж. Шаг… еще шаг…
На лестничной площадке стояла приятная девушка лет двадцати пяти с длинными аккуратно расчесанными волосами в старомодном платье и кухонном переднике. Девочка прижималась к ней и выглядывая из-за ее спины, смотрела на меня.
Секунды шли как часы, было тяжело понять сон это или реальность… Я опустил автомат и сдернул противогаз, улыбнулся. Мы смотрели друг на друга. Это было невозможно. Это было определенно чудо. Я засмеялся. Мать и девочка стояли не шевелясь и недоуменно смотрели на вооруженного взъерошенного мужика, который непонятно откуда взялся да еще хохотал как сумасшедший. Действительно, я не мог взять себя в руки. Я хохотал, хохотал и не мог остановиться и лишь всхлипывал вслух: «Не может быть…». Ничего не говоря, я развернулся, сел на ступеньку, прислонил автомат к стене, достал сигареты и закурил…