Такая история...

На пропускном пункте у ворот несет службу солдат. Все при нем – барашковая полковничья шапка (для представительности), аксельбанты, пальто из зеленого сукна, белые перчатки, парадные юфтевые сапоги (которые выдавались, пожалуй, только офицерам во времена Советского Союза). Мимо проходит бабка с мешком. Аккуратным таким мешком. Даже чистым. Бабка по виду явно тронутая умом и не испорченная богатством. Из-под платка ее торчал перекосившийся высокий парик, какие носили обычно бухгалтерши бальзаковского возраста в начале семидесятых прошлого столетия. Так вот она остановилась возле солдатика, подумала о чем-то, пошамкав губами, положила мешок у забора, покопалась в нем, достала оттуда стираный молочный пакет, в котором находилось, судя по всему, нечто съестное. Я видел как менялось лицо огромного солдата, когда она подошла к нему и стала совать ему в белоснежную перчатку то ли хлеб, которым не жалко покормить голубей, то ли печенье, слегка полежавшее в мусорном баке. Сначала это был вопрос, потом понимание, потом улыбчивая неловкость, потом легкая досада, потом отрицание, потом раздражение, потом отчаяние, благо старуха желала во что бы то ни стало расстаться с печеньем, а солдату надо было проверять пропуска проходивших в здание офицеров и нажимать на кнопку, управлявшую шлагбаумом на воротах. После препирательств и взаимных уговоров – старухиных с просьбой взять угощение, постового с просьбой отойти от КПП и не пачкать его перчатки, - все разрешилось неожиданно и просто. Старуха положила пару печенюшек… на землю возле юфтевого сапога. Потом, довольная собой, подхватила мешок и поковыляла к набережной. Я стоял долго и имел счастье видеть продолжение. Солдат какое-то время не замечал угощение, а потом стыдливо сапожком даже не отбросил, а отодвинул старухино печенье в пожухлую травку за бордюром. Через пять минут его сменили… А печенье с удовольствием склевали галки. Даже немножко подрались из-за него.