философия зимы

Ракша
Гудение в голове - как будто кто-то собрал в пучок эти три струны - ну, знаешь, вдоль тела, - и резко скрутил их, и дёрнул, и не попытался заглушить.
Всё равно - у него по рукам кровь, - струны могут резать. Проезжающая мимо машина может запросто убить тебя - ты просто включи в наушниках музыку погромче и закрой глаза.
Столько мыслей - как всегда, когда пытаешься заставить себя не думать. Несколько совершенно бессвязных предложений крутятся на вечном повторе, будто заклинивший трек на диске.
"А-м, да. Это была, м..., м... "Лора" Чарли Паркера... множество раз..."
Разве?
Пригоршни снега с грязью - щедрый подарок из-под шин проезжающего мимо авто. Скользкий тротуар, в несмываемых разноцветных пятнах неоновых вывесок, весь испещрённый размытыми отпечатками тысяч резиновых и кожаных рубчиков подошв, похожий на карту сказочной страны из вчерашнего кошмара.
Она хотела повернуться и пойти обратно - догнать только что прошедшее мимо время в тёмно-сером шёлковом плаще, яростно разрыдаться ему в жилетку обилием бессодержательных упрёков на отсутствие детства и глаза цвета медленного яда.
Не успела.
Время подняло воротник и, втянув угловатую голову в плечи, скрылось за решёткой из теней и брызг снега. Можно было только надеяться, что в ближайшем переулке на него не нападёт голодный обезумевший бродяга.
Она поняла, куда идёт, лишь обнаружив себя перед смутно знакомой дверью. В приоткрывшейся освещённой щёлке показалось настороженное лицо матери.
- Что случилось?
Она медленно покачала головой, избавляясь от тесных перчаток, замшевой шапки, швыряя на пол рюкзак и стягивая высокие ботинки на тяжёлой подошве.
Ничего не случилось. Всё просто так, как могло бы быть. Всё нормально.
- Кристина...
Чужое ненужное имя.
Она просто устало улыбнулась и ушла в свою комнату. Калачиком свернулась на непривычно-мягкой постели, закрыла глаза. Тёмные шторы превращали резкий неоновый свет в туманный красноватый отблеск, неважный, незаметный. Добрые старые тёмные шторы.
Когда их только повесили, она стала спать гораздо дольше - солнце больше не будило. Так она чуть не проспала...
Да...
А может быть, проспала. Всё произошедшее кажется таким туманным. И начала нет - кажется, что всё это тянулось уже очень долго. Наверное, просто слишком долго.
Первое мало-мальски чёткое утро.
Он ползал по полу, забирался на кресло, бегал вокруг тумбочки - играл с котом. У обоих была хищно выгнутая спина, золотисто-зелёные глаза и по-дурацки элегантная походка, как будто они всю жизнь шли по бесконечному подиуму. Когда она пошевелилась в кровати, оба одинаково подняли головы. Кот облизнулся, его хозяин подавил рефлекс. Слабо улыбнулся, улыбка вышла кривоватой из-за прикушенной губы.
- Ты...
Пауза.
- ... кто?
- Я кто?
- Да. Ты кто?
Почти танцевальным движением пожал плечами. Грациозно встал и по-дурацки элегантно подошёл поближе, чтобы присесть на кресло у кровати. Небрежно закинул длинную ногу на подлокотник, выгнул шею под невозможным углом и из такого положения мучительно улыбнулся.
- Я друг, - сказал он туманно.
- А меня родители назвали Кристиной.
- Я знаю. Со временем придумаем тебе что-нибудь другое, хорошо?
- Хорошо.
- Напоишь меня кофе?
- Нет проблем... - она кивнула и встала, отбросив одеяло. Так естественно, будто она всю жизнь ходила перед ним в одних трусиках.
Впрочем, его реакция тоже была естественной - он слабо улыбнулся и чуть повернул голову, так, чтобы не упускать её из вида и наблюдать её продвижения по коридору.
- Мы раньше не встречались?.. у меня такое чувство, что я тебя видела. Причём не один раз… ты мне снился?
Ещё одна улыбка - на этот раз поощрительная. Он помолчал, потом счёл нужным уточнить:
- Кофе без сахара.
- А твой кот пьёт молоко?
- Не знаю. Надо предложить.
- А зовут его как?
- М-м... - лениво постукал длинным пальцем по губам, вспоминая. - Маркиз де Сад, кажется.
- А тебя?
Прикрыл глаза и дёрнул ртом, будто не одобрял такого вселенского любопытства.
- Скажем, я не помню, как родители меня назвали.
- Придётся исправлять прямо сейчас.
- Зачем? - он, казалось, удивился всерьёз.
- А вдруг я захочу тебя позвать?
Вот такой поворот событий ему, кажется, ужасно понравился. Он расплылся в довольной улыбке, словно кто-то почесал ему за ухом.
- Ну, тогда как-нибудь зови меня…
- Маркиз де Сад... и... хм.. граф Дракула. Влад Дракула.
Самостоятельно поскрёб себе обтянутый тёмной майкой впалый живот и, поразмыслив, улыбнулся.
- Мне нравится, - решил он пару секунд спустя.
- Я рада. Идите пить кофе, граф.
Потом он аристократично, церемонно оттопырив мизинец и совершенно бесшумно пил свой чёрный-пречёрный кофе, де Сад лакал из блюдца молоко, а та, кого родители назвали Кристиной, беспомощно улыбалась, слабо надеясь, что этот сон кончится немного позже.
Всё это было похоже на первый эпизод знакомства Питера Пэна с Венди. Возможно, Дракула тоже приходил к ней каждую ночь, садился на краешек кровати и играл на дудочках. Но ей почему-то казалось, что - по крайней мере, во сне - этим дело не ограничилось…
- Ну что ж... - деловым тоном начал граф, отодвигая свою чашку. Быстро глянул зачем-то на часы, затем продолжил: - Самое время, по-моему, совершить какое-нибудь безумство.
- Безумство. Ага. Например?
- А... - он притворился, что напряжённо думает. На первом плане вновь появился указательный палец с чуть длинноватым округлым ногтем, принялся танцевать замысловатый танец по обморочным полумесяцам губ графа Дракулы. - Ну... можно пойти куда-нибудь... и что-нибудь натворить непоправимое.
Осторожно поднял взгляд. Та, кого родители назвали Кристиной, никак не могла определить для себя оттенок этого странного цвета и иногда ловила себя на настойчивых поисках нужного названия. Теперь же мутно-зеленоватые глаза явно выжидающе на неё уставились: "Твой выход".
- Э-э... ну давай пойдём. Только куда?
- Это можно решить и по пути. Одевайся, - он в последний раз скользнул взглядом под стол, мысленно негодуя на самого себя за произнесение такого святотатственного слова.
Та, которую родители назвали Кристиной, живо вскочила из-за стола, словно только теперь осознала, что на ней надет лишь чисто символический лоскуток из шёлка и кружев.
Граф Дракула философски вздохнул, успокаивая собственное подскочившее давление несусветными обещаниями и торжественными клятвами. В самый разгар обещаний и шуршания одежды раздался звонок в дверь. Девушка поспешно завернулась в халат и, кинув дикий взгляд на уютно устроившегося на кухонном стуле Влада Дракулу, кинулась открывать.
Родители.
Традиционная сцена, знакомая всем восемнадцатилетним, которые лишены возможности жить отдельно от семьи. Сколько раз такой приход заставал врасплох - за совершенно разнообразными и порой невинными занятиями, смущая, однако, обе стороны и приводя к поспешным выводам… ссорам… скандалам… непониманию. Замечательная вещь - родители. Здорово экономит время. Но, к сожалению, не настолько компактная, чтобы её можно было сложить и поставить в кладовку до следующего раза.
- Э-э... мама... папа...
- Здравствуй, Кристина. Ты что, только что встала?
- Э-э... ну не совсем... я... у меня, - она лихорадочно шарила взглядом по прихожей, ища следы пребывания Влада в квартире.
У входа не было ботинок. На вешалке не болталось лишней куртки или пальто. Но не мог же он прийти с улицы босиком, в одной майке и джинсах!
Чёрт, похоже, мог.
- Я сейчас, подождите, - девушка, оставив недоумевающих родителей разоблачаться в прихожей, помчалась на кухню. И замерла у входа, не наблюдая на прежнем стуле графа.
Быстро развернулась, оглядела свою комнату, насколько позволяла царившая там темень и не полностью раскрытая дверь. Похоже, Влада не было и там.
- Куда он делся?
- Кто? - вопросила подошедшая мать, заглядывая через плечо девушки на кухню.
- Так... никто... я просто искала.. . свой носок. Один носок у меня потерялся.
Мать пожала плечами и ушла в ванную.
Та, кого она звала Кристиной, осторожно открыла дверь в свою комнату и, включив верхний свет, полностью её осмотрела. Никого.
- Прямо Малыш и Карлсон...

На следующий день она проснулась по будильнику - нужно было идти на работу. Вставала она с опаской, долго оглядывалась по сторонам, накинула отцовскую рубашку и вообще приняла максимальные меры предосторожности. Всё напрасно. Графа Дракулы нигде не наблюдалось.
Вообще, можно было принять всё произошедшее вчера за порождение её буйной фантазии, если бы не блюдце с недопитым молоком на полу, вторая чашка из-под кофе, которую, кстати, пришлось мыть недоумевающей матери…
"Всё это очень странно", - размышляла девушка по пути в ванную. В ванной ей блестяще удалось целых полторы минуты не замечать жуткой жары и задёрнутой занавески. Уже протягивая к пластиковой шторке руку, девушка знала, что, или вернее - кого она там обнаружит.
- Привет, - нагло и красиво улыбнулся Дракула, сдувая с носа тёмную прядь волос.
Занавесочка отодвинулась ровно настолько, чтобы та, кого родители назвали Кристиной, могла видеть лицо графа. Всё дело было в том, что ванну он предпочитал принимать без пены.
- Привет.
- Это ничего, что я твою мочалку взял?
- Да нет конечно, всё нормально. А куда ты дел одежду?
- Постирал уже, - он махнул рукой куда-то в сторону. - На балконе висит. Сушится. Извини, что вчера смылся без предупреждения - просто подумал, что мне ещё рано знакомиться с твоими родителями.
- М-м, я тоже так думаю. А как тебе удалось смыться?
- Ну… - Дракула неопределённо пожал плечами. - Если я выдам все свои секреты, я рано или поздно превращусь в банальность, - затем неожиданно предложил: - Не хочешь потереть мне спинку?
"Хочу", - подумала та, кого родители назвали Кристиной.
- Думаю, ты отлично справишься сам.
Он надул губы, делаясь похожим на повзрослевшего Амура. Дальнейшие метаморфозы девушка решила не наблюдать и скрылась от греха подальше из ванной.
Приходит, когда хочет. Причём неизвестно откуда. Делает что хочет и исчезает прежде, чем я начну хоть что-то понимать. Может быть, у меня бред? Галлюцинация... красивая такая... э... а может быть, это дурацкий розыгрыш? Почему он мне кажется таким знакомым?..
Через некоторое время свежевымытый граф явился на кухню, капризно поводя носом на запах подогревающейся овсянки и требуя своего законного кофе.
- Итак, - знакомым тоном произнёс он, сделав последний глоток. - Первый шаг на пути к свободе - шаг в сторону от обязанностей.
Она поперхнулась кашей. Удивлённо посмотрела на Дракулу, запивая кашель тёплым молоком.
- Ну хватит так на меня таращиться. И у тебя усы… - он вынул из пластикового стаканчика салфетку, протянул девушке. - Тебе ведь сегодня на работу, да?
- Н-ну...
- Ага! Послушай, работа - самая неблагодарная вещь в мире. Люди вечно пытаются найти себя там, где их никто и никогда не оценит.
- Послушай, ты-то откуда знаешь про мою работу?
- Я про тебя ВСЁ знаю, - с ласковой угрозой просветил Влад, запутывая длинные пальцы правой руки в собственных влажных кудрях. - Абсолютно. Но это не главное. И вообще, чего я тебе тут это всё рассусоливаю? Плюнь, да и всё. Один день иногда - целая жизнь. Только остальным об этом знать необязательно, правда?
Последним доводом тогда стало его заявление о том, что он будет звать её Вилльгельминой.
"... и любить её, холить и лелеять, в богатстве и в бедности, в болезни и здравии, в горе и в радости, пока смерть не разлучит нас..."

С тех пор Вилльгельмина, сама того не замечая, начала делить дни на два "лагеря": "он здесь" и "его здесь нет". Дни, проходившие под последним лозунгом, как ни странно, пролетали незаметно, зато первые тянулись восхитительно медленно. Единственной, пожалуй, проблемой была трудность не запутаться во времени суток и приходить домой примерно в ожидаемые родителями моменты.
Пару раз Вилльгельмине приходилось разыгрывать дубликаты сцены из старого анекдота про мужа, который возвращается под утро и которому приходится делать вид, что он уже собирается на работу. Ещё одну пару раз Вилльгельмина должна была всё-таки прийти на эту самую работу... Дракула тащил её туда за руку, ругаясь на чём свет стоит и требовательно покрикивая на зазевавшихся у него на пути прохожих. Прохожие без звука уступали дорогу, умилённо улыбаясь громадным глазам маркиза де Сада, блестящим в распахнутом вороте куртки Влада.
- О чём ты только думаешь? - оглушительно и испуганно орал он на неё по утрам, выдёргивая из постели, куда сам её затащил часа три назад. - Где твоя хвалёная ответственность?!. там же люди ждут!
Вилльгельмина, бурча и спотыкаясь о разбросанную по полу одежду, в одной тапочке брела на кухню, ведомая запахом свежезаваренного кофе. После первый глотков она всегда просыпалась и начинала реагировать более логично:
- "Работа - это самая неблагодарная вещь на свете"!!! С каких это пор ты стал таким непоследовательным? И с каких это пор тебя стал интересовать кто-то, кроме тебя самого и де Сада?
- Не помню, - важно заявлял он, нервно танцуя кончиками пальцев по слишком горячим стенкам кружки с кофе. - Это было давно… а теперь - хватит уже нажираться (вырывая из рук девушки первый за сегодняшнее утро пряник и засовывая его в обсыпанный крошками рот), иди оденься!..
Она знала, что сопротивляться бесполезно. Как и недоумевать, куда же делся тот весёлый, нежный и внимательный человек, с которого началась вчерашняя ночь.
- Послушай…
- Я весь внимание…
- … и крошки от пряника. Отряхнись.
- А? - он опустил голову. - Как эротично!.. м-м, что ты там говорила?
- Так, ерунда... зайдёшь за мной вечером?
- Не вопрос. Организовать что-нибудь или…
- Или. Только с родителями что-то надо сделать…
Он поднял бровь.
- Э-э, нет, не в том смысле. Просто чтобы они не мешали и не беспокоились.
Пожатие плеч, нетерпеливая гримаска.
- Одевайся, - на этот раз с жалобной ноткой в голосе. - Ты должна хотя бы раз в неделю появляться на работе... ну пожалуйста...
- Да я успею, успею…
- Я не о том... накинь хотя бы халатик!.. - он закрылся ладошкой и принялся чертить узоры в небольшой лужице остывшего кофе на столе.
Весь он в данным момент был олицетворением внутренней борьбы с инстинктами. Очаровательным олицетворением.
- Ладно, - смилостивилась Вилльгельмина, ловя за хвост мысль о том, что, видимо, просто начинает сходить с ума и засовывая нахалку в мусорный контейнер. - Я пошла одеваться.
- Как, уже?!?
- Э-э...
Дракула встал, отряхнул живот и бёдра от крошек пряника и задумчиво уставился на стену, словно там ожидал найти решение этой принципиально непростой дилеммы. Затем, широким жестом махнув рукой на стену и пищавшего на антресолях пыльного де Сада, взял Вилльгельмину за руку и неторопливо повёл в спальню.
- Знаешь, завтра ещё будет четверг. Я думаю, четверг - оптимальное время для визита на работу. В конце концов, тебя пока не уволили за прогулы, а это добрый знак... - хладнокровно вещал он, помогая девушке разделаться с пуговицами халата. - Ты почему такая вялая?.. спать хочешь? А хочешь, я заткнусь пока?
Она благодарно кивнула, сворачиваясь калачиком у стенки и натягивая на себя максимум одеяла. Влад присел рядом, но, получив за свои поползновения раздражённый шлепок по пальцам, жалобно заскулил и отвернулся. Видя, что испытанная тактика больше себя не оправдывает, он вздохнул, укутал девушку оставшимся минимумом одеяла и переполз на кресло.
- Она меня не любит, - сообщил он серебристому столбу пыли в луче холодного утреннего света, что бил из щели в шторах. - Она меня не любит и не хочет. Всё. Де Сад, пойдёшь со мной в монастырь?
Наблюдая отсутствие нужной реакции у Вилльгельмины, Дракула совсем сник и скучным голосом обвинил её в ханжестве. Сразу после этого он услышал сонное посапывание, которое его окончательно добило. Он посидел ещё немного, тихонько ворча на свою жестокую судьбу, подарившую ему столь противоречивый характер и шикарные возможности, но не приложившей ко всему этому инструкцию по эксплуатации. Потом натянул на ноги плед, устроил спину поудобнее, повернулся так, чтобы видеть Вилльгельмину целиком, и затих в кресле в странном пограничном состоянии между дрёмой и бодрствованием, погружённый в какие-то собственнические мечтания о приложении противоречивого характера и шикарных возможностей.

- Кем ты мечтала быть в детстве?
- Астрофизиком.
- Серьёзно? - он вскинул брови, раскашливаясь от тихого смешка. - Это как?
- Ну-у... как... наверное, это очень смешно... было, по крайней мере. Представь такую пухленькую восьмилетнюю кроху, которая на снисходительные вопросы взрослых о будущем отвечала очень серьёзно, что хочет стать этим таинственным астрофизиком!..
- Отлично представляю, - улыбнулся Дракула, на щеках проступили две симметричные морщинки там, где обычно у людей бывают ямочки.
- А ты?
- Что - а я?
- А ты кем мечтал быть в детстве?
- Не помню, - немного суховато ответил он.
Выстрелил окурком в приоткрытое окошко, резко стукнул рамой. Притянул к себе Вилльгельмину, взял её руки в свои, тихонько царапнув запястья отросшими ногтями.
- Замёрзла?
Она отрицательно покачала головой, не сводя взгляда с его лица.
- Ты мне постоянно снишься…
Дракула молчал, внимательно разглядывая её светлый волос на своей футболке. Он ждал продолжения банкета.
- Иногда я даже не помню сам сон. Как будто всю ночь просто видела твоё лицо, как ты смеёшься, как ты лежишь, закрыв глаза, или пьёшь кофе, или расчёсываешь волосы…
- А потом просыпаешься и видишь то же самое в реальности.
- Да. Во сне я боюсь просыпаться. Но когда открываю глаза, вспоминаю, что ты реален. Каждый раз. Невероятное чувство.
- Опиши, - просительно улыбнулся он одними губами. Подумал и добавил: - Пожалуйста.
На секунду стало тихо. Вилльгельмина улыбнулась улыбкой мученицы.
- ... это очень просто и почти так же страшно. Как будто тебя ведут на казнь, и в последний момент объявляют помилование. Когда уже стоишь на коленях на гильотине.
- А... - у него на секунду оборвался и без того хриплый голос. Влад прикусил губу, делая вид, что ищет нужное слово, но на самом деле просто не решаясь задать вопрос. - А тебе никогда не казалось, что нож гильотины начинает падать раньше, чем замолкает голос, читающий помилование?..

Вырваться из тесноты постоянно сменяющих друг друга будней и осмотреть жизнь с высоты птичьего полёта.
Потерять себя, но найти вместо этого нечто, действительно достойное называться смыслом жизни. Лишиться зрения и слуха, но научиться читать мысли окружающих. Пусть остальные гадают, что годится для обмена.
Ты знаешь, что продать душу Дьяволу так же нереально, как пытаться продать морю ковшик пресной воды.
Ты знаешь, что бывает с теми, кто не спит на рассвете.
Ты знаешь, почему от горячих слов люди замерзают насмерть.
У тебя девять тысяч имён на все случаи жизни, и ты знаешь, кем быть.
Ты столько всего знаешь.
Зачем же ты сейчас плачешь?
Или ты просто знаешь, что будет дальше?

...секунд десять постояла, выравнивая дыхание и соображая, в какой стороне стоянка такси. Потом быстро пошла по небольшой аллее, пересекая голубоватые искрящиеся тени деревьев на снегу. Ветки в инее были похожи на серебряные чеканные украшения, точно какой-нибудь восточный император приказал посадить в своей оранжерее серебряные деревья.
Через минуту девушка услышала за собой шаги. Чуть обернулась, увидела Дракулу и пошла быстрее.
- Стой! - крикнул он, испугав случайную романтическую парочку и заполнив коротким эхом тесный дворик.
Влад скоро догнал её, схватил за руку и заставил остановиться. Вилльгельмина снова обернулась, зачарованно посмотрела на его лицо, тоже вычеканенное из серебра, с уже немного побелевшими бровями и ресницами, обрамлённое тёмными вьющимися волосами, словно чёрным дымом костра.
- Подожди, - по инерции сказал он, хотя оба уже стояли, держась за руки и разглядывая друг друга в новом странном ракурсе. - Я тебе многое хочу сказать...
Словно разбил первый тонкий лёд. Хрустко звякнула секунда тишины.
- Ты уже всё сказал. Уйди, пожалуйста. Ты пьян, - она вырвала руку, чуть дрогнула бровями, так, что на лбу тоненьким иероглифом легла тень от морщинки.
- Но я... ты сама...
- Иди и проспись где-нибудь. Когда ты в таком виде, мне противно на тебя смотреть.
- Вот уж не сказал бы, особенно наблюдая недавнюю эротическую пантомиму, что у тебя такой изящный вкус и тонкое понимание эстетики... скорее даже совсем наоборот…
- Если тебе хочется так думать - пожалуйста!..
- Если тебе хочется вести себя как шлюха - я тебя тоже не останавливаю!..
Её глаза сузились, ресницы задрожали. Вилльгельмина развернулась и быстро пошла, почти побежала прочь.
Пару секунд он постоял, осознавая произошедшее, всё ещё не в силах поверить, что сам это сказал, что она всё приняла всерьёз, что она уходит… потом закричал:
- Стой!
Слишком тихо.
- Остановись!!! - в его голосе слышалась истерика, злость на весь мир и на самого себя, и ещё - страх. Дикий, рвущий сознание страх потерять её. - Да стой же ты!
Не понимая, что он делает, вытащил руку из кармана, швырнул ей вслед случайно подвернувшуюся под пальцы зажигалку. Вилльгельмина вздрогнула, когда в замёрзшую лужу рядом с ней с треском что-то упало, но не остановилась. Влад вынул целую горсть всякой всячины, денежной мелочи, выпавшей из бумажника, сам бумажник, брелок без ключей, какие-то бумажки... всё это полетело в темноту вслед удаляющимся шагам.
- Дура!!! - в бессмысленной ярости проорал он пустой улице. - Что бы ты ни сделала - я не перестану БЫТЬ!!! Ты не сможешь так просто взять и ОТМЕНИТЬ меня!!!

Странные, странные глаза. Цвета медленного яда. Теперь знаешь, да? Теперь поздно...

А потом были два странных дня, из которых она не помнила ни секунды, словно провалилась в некий транс. Единственное, что стояло у неё перед глазами - красноватый свет сквозь задёрнутые шторы… а за ними - силуэт. Высокий, хрупкий. Чуть сутулясь, подходил к тени столика, брался за расчёску и колдовал над длинными вьющимися волосами. И хотя этого не было видно, Вилльгельмина знала, какого цвета эти волосы и знала, помнила до малейших деталей каждое движение, когда он капризно поводил плечами, переливая уже распутанные пряди за спину, когда незаметно улыбался своим мыслям и по-дурацки элегантно подходил ближе к невидимому зеркалу.
Через эти два дня она наткнулась на улице на спешащее мимо время, успела схватить его за рукав и, развернув к себе удивлённым лицом и бесцветно-серыми глазами, яростно потребовать сама не зная чего. Что удивительно - время слушало, не перебивая, изредка кивало и украдкой улыбалось уголком рта - видимо, у него были свои понятия о том, как должна закончиться подобная история. Когда Вилльгельмина выдохлась, оно осторожно взяло её под руку и сказало одно-единственное слово:
- Пойдём.
Они неторопливо шли, беседуя о незначащих вещах вроде погоды и последних новостей; время жалобно отмахивалось от шутливых вопросов о будущем планеты, смеялось как сумасшедшее над бородатыми анекдотами и рассказывало в ответ ещё более бородатые. Вилльгельмина через слово ругалась на страшный ветер, от которого у неё слезились глаза.
Через полчаса время шагнуло в какой-то тёмный, излишне тёмный даже для короткого зимнего дня дворик и поманило за собой девушку.
- Вот мы и на месте. Точнее, "на времени".
Вилльгельмина зашла следом. И едва успела подхватить оборвавшееся сердце, когда узнала короткую аллею, и лунный свет, и серебряный сад восточного императора. На бордюре тротуара сидела, скорчившись, хрупкая одинокая фигурка, казавшаяся из-за расстояния страшно хрупкой и болезненно одинокой.
Вилльгельмина подошла ближе, со слезами узнавания глядя на расшвырянные кругом мелочи, с каждым шагом всё больше погружаясь в омут той ночи, в жуткое состояние, что знакомо самоубийцам.
С деревьев бесшумно осыпались чешуйки инея и водопадом хлестал лунный свет.
Влад царапал длинными пальцами обледенелый асфальт, его ресницы оттаяли из-за тёплых слёз и выглядели особенно тёмными на серебряной маске лица. Распущенные волосы больше не были похожи на дым, они отяжелели под инеем и гладко блестели. Казалось, за несколько минут он постарел на тысячу лет и успел совершить все глупости, какие только можно себе вообразить. Он что-то обещал себе, когда Вилльгельмина подошла ближе и коснулась пальцами поседевших инистых волос. Присев, она стала целовать застывшее гладкое лицо, незамерзающую соль прозрачных дорожек слёз. Если бы бриллианты плавились под луной, они бы были тусклее этих солёных драгоценностей.
- Ты любишь его? - со вздохом сказало подошедшее время, взглядом отряхивая с подола длинного пальто сухие колючие звёзды снежинок.
Вилльгельмина кивнула, целуя упругие солёные губы.
- Тогда возьми его себе. Здесь у него нет дома. Нет и никогда не было. У него есть только ты.
- Только я...
- Да. Ты, и эта ночь, и ещё много тысяч других ночей. Но без тебя они стали бы одним бесконечным затянувшимся закатом.
- Я... что с ним?
- Ничего. Ему просто холодно. Целуй его крепче. Улыбайся ему - только ему, ему одному. Не заставляй его страдать. Он один умеет быть таким счастливым.

// 2006