Школа танцев

Аланат
               
       Ставшее уже легко узнаваемым неуловимое изменение  тишины застало меня, когда я всё ещё пытался разобраться – мираж Озеро Чайки или оно действительно находится в том месте Внутреннего Мира, где я его видел.
     - "Вам персональное приглашение! Я провожу!" – крикнула Гелла, обгоняя меня.
Поскольку в ходе нашей совместной работы с тупиками Внутреннего Мира, мы уже успели перейти "на ты", эти слова могли означать только, что приглашены МЫ – ты и я.
     Выяснять что-либо у Геллы "по пути" – занятие бесполезное. Для неё перемещение между пунктами действия – бессмысленная и досадная трата времени. Обычно она пользуется ключом. Если же это невозможно, то она задаёт скакунам такой бешеный аллюр, что все сказанные слова остаются далеко за спиной ещё до того, как успеешь понять их смысл.
     Копыта зазвенели по неистираемым плитам конного двора сумеречной ратуши.
    -"Бал?" – спросил я, увидев, как мой верховой костюм превращается во фрачную пару.
    -"Школа танцев!" – улыбнулась в ответ моя проводница, неожиданно отстучав своими хищными зубками несколько тактов из "Танца скелетов".
    Её внешний вид не изменился. Мне пришлось шагать через две ступени, чтобы успеть за её длинными ногами, лишь обозначившими прикосновения к бордовому ковру. Лестница, покрытая им, вела на второй этаж, о существовании которого я и не подозревал. Довольно длинный коридор оканчивался ореховой дверью. Сквозь её матовые, армированные стальной сеткой стёкла жёлтый свет освещал нам дорогу, придавая ковровой дорожке кирпичный оттенок.
    Щёлкнул ключ. Гелла исчезла, а в моей руке оказалась чёрная увесистая трость строгих форм с резным, покрытым благородной желтизной набалдашником. Им я прикоснулся к стеклу двери, которое отозвалось  барабанным трескучим звоном.
    Обе створки распахнулись. Гелла, как будто и не было только что совместно преодолённой дороги, приветствовала меня лёгким книксеном, принимая плащ и трость.
    Комната была сравнительно не велика. Отсутствием окон и наличием в противоположной стене двери – точной копии той, в которую я вошёл, она более напоминала вестибюль-будуар перед выходом в театральную ложу. Посреди комнаты стоял накрытый стол, окружённый четырьмя стульями. Слева, в глубине стеной ниши, стояло пока ещё пустое резное деревянное кресло. Рядом с ним – пуфик с прихотливо гнутыми ножками, на котором заняла своё место Гелла, умудрившаяся в своём рабочем костюме принять очень даже скромную на вид позу. Представление об интерьере будет законченным, если описать вишнёвые деревянные панели стен, на которых крепились многочисленные подсвечники со свечами, дающими мягкий рассеянный свет  и бархатные, в цвет панелям, драпировки стен и шторы дверей.
    Кивком головы я приветствовал почти неразлучную пару шутников. Они, в ответ, гостеприимно отодвинули от стола стулья,  как бы приглашая присесть. Сами, однако, остались на ногах. Я последовал их примеру.
   - "Главное, чтобы костюмчик сидел!" – оценивающе промурлыкал Бегемот.
   -" Чтоб не морщил, облегал авантажно" – подхватил Коровьев, сверкнув стеклом лорнета.
   -"Чтобы детали все в цвет! Это важно!" – крутился он вокруг. В ритме его движений серый цвет отделки моей одежды менялся на фиолетовый, а в петлице возникла небольшая фиолетовая астра с удивительно свежими и нежными лепестками.
   -"Нет, и не будет серьёзнее дел!" – продолжили они дуэтом, пытаясь увлечь меня канканом в ритме исполняемого ими куплета.
   Гелла взлетела на стол и, манипулируя чьим-то котелком, выхваченным с вешалки, великолепно вписалась в роль примадонны этого варьете. В её танец включились хрусталь бокалов, преломляющий ровный свет свечей в блики эстрадной подсветки на её практически обнажённом, великолепно оттренированном для танца теле; и столовые приборы серебряными кастаньетами аккомпанирующие её неожиданно прекрасно и профессионально поставленному голосу:
   "Главное, чтобы костюмчик сидел!
    Чтоб от восторга дыша еле-еле
    Гости на этот костюмчик глядели"
Коровьев и Кот Бегемот неожиданно, но очень ладно удлинили куплет:
   "Чтобы невеста, сомлев от пошива
    В ваши объятья, вдруг, заспешила…"
    Однако, включить меня в свою импровизацию расшалившейся троице не удалось. Задорный куплет потух, не завершившись…
    Котелок и Гелла вернулись на свои места…
    -"Некоторые выдающиеся танцоры описывают, как большую проблему…" – начал Коровьем голосом Ливанова – Холмса
    - "… наличие у них ног!" – продолжил реплику Кот Бегемот.
    -"Впрочем, многие, весьма серьёзные и …" – продолжил Коровьев
    -"… можно было бы даже сказать, иногда совсем не глупые" – вставил Бегемот
    -"… люди не видят смысла в этих метаниях от соединения к разъединению и обратно, в совершенно нецелесообразных поворотах и взмахов пустых рук!" – закончил свою реплику Коровьев.
    - "И вообще, они много чего не видят". – поставил последнюю точку Бегемот и добавил уже от себя голосом унтера Пришибеева: "Ва-а-бще! Ходили бы лучше в ногу!"
    -"Да!" И в этом случае опыт практической жизни, извлечённый лишённым полёта разумом, становится ложным, уродливым отражением Знания " – хозяин резного кресла, по своему обыкновению, возник в нём внезапно, превратив, казалось бы пустую, болтовню своей свиты в философскую беседу, вскрывающую суть ситуации.
    -"Человек должен иметь не только холодный взгляд на вещи, но и чуткое сердце, чтобы за формой услышать живой ритм сути. Ему необходим не только разум, чтобы считать и предвидеть, но и душа, чтобы мечтать и творить. Движение к новому, которое и есть будущее, людям, лишённым души и сердца, кажется хаотическим и бессмысленным движением в пустоту. Для них это, собственно, так и есть, поскольку в их настоящем нет будущего, которое ещё только предстоит построить. Нет у них ни дерзкой мечты, ни творческого огня, которые одни только и есть материал для строительства будущего в пустоте хаоса.
Идёмте!"
    Дверь, противоположная той, в которую я входил, распахнулась, и мы оказались на балконе, опоясывающем малый зал ратуши. Там, внизу, в тишине танцевали люди. Множество людей. Впрочем, нет! Не в тишине. Стоило только выделить взглядом отдельного танцора или пару, как сразу становилась слышна мелодия, с помощью которой они вели себя по залу.
    "Жизнь это не столько хореографический рисунок, который определяется обстоятельствами внешнего мира, сколько мелодия внутренних устремлений человека, музыка его сердца!" – закончил свою мысль Мессир. Сделав короткую, весомую паузу, он продолжил: "И если Вам, когда-нибудь ПОКАЖЕТСЯ, что кто-то бестолково мечется и бесцельно вертится в своей жизни, вспомните этот зал! Если Ваше сердце не глухо, а душа не слепа, Вам удастся понять смысл его танца."
     Я смотрел в зал. Не в зал, конечно! Среди танцующих я сразу увидел тебя. Два лёгких, прозрачных куска ткани, скреплённых плетением фиолетовых шнуров на плечах и талии, подчёркивали грацию движений   твоего тела. Волосы украшала диадема из небольших фиолетовых астр с нежными лепестками. Твой танец был танцем Эвридики, ведущей Орфея по дороге, проложенной его музыкой…

                ***

     Мы стояли по разные стороны зала. Пары,  не прекращая танца, расступились, образовав соединяющий нас коридор. Тишина, зазвеневшая чистым нотным станом, легла надёжным гладким танцевальным полом к моим ногам. Из под седой шевелюры лучшего дирижера оркестра из лучших музыкантов всех времён чёрной вопросительной молнией сверкнул оценивающий взгляд. Жест дирижёрской палочки  определил оркестру положению моего сердца. Движение моей руки, приглашающей тебя к танцу, полетело сквозь этот коридор мелодией Орфеевой арфы. И нет мне нужды оглядываться, поскольку ты передо мной! Всегда!