Я стою перед приоткрытой дверью с номером 111. Из-за нее доносятся детские голоса. Меня тянет войти. Нисколько не сопротивляясь, дергаю ручку двери и вхожу. Передо мной трое маленьких детей. Родители их видно отлучились. Я понимаю, что должен сделать то, что хочу, поэтому убиваю их всех. Поднимаю воротник и выхожу из квартиры. Из дома…
На улице дворничиха метет мусор. Она говорит с женщиной, которая спешит к своим детям. Я быстро иду в противоположную сторону от них. Я стал узнаваем настолько, что вынужден скрываться. Пройдя еще несколько быстрых шагов, я понял, что те грехи, которые так тяготили меня, лопнули, как воздушные шарики. Я их даже не исповедовал, боясь, что они менее понятны священнику, чем убийство или воровство. Они лишь чуть закрывали мне небо. А то, что я совершил, закрыло его совсем — я стал проклятым. Я стал новой тварью, крестившись в убийцу. Даже, если я не стану больше убивать, все равно убийство останется моей сутью, так как я осуждаем всем миром, а значит, мир ждет проявления моих инстинктов. Ведь я убил их не за что. Я убил, наслаждаясь моментом. Мир стал моим врагом. Он теперь создает мои инстинкты. Святые — свободны от мира, а я стал ему рабом. Я остался один, как отшельник в пустыне. Отныне я был вне сбора урожая, вне собрания.
Собрание — церковь! Мне надо пойти к священнику, может, он даст мне спасение. Однако, надо придти к тому священнику, который меня не выдаст. Нужно идти подальше от города. Дальше. Намного дальше…
Но сначала я решил рассказать все своей матери и посмотреть, как она поступит со мной.
Я ей сказал: — Мама, мне надо поговорить с тобой.
Она мне: — Я готовлю обед, подожди.
Я ей: — Я совершил ужасную вещь.
Она сядет и начнет внимательно меня слушать.
Я ей: — Ты только не волнуйся, но я, только что, убил троих детей.
Она спросит: — Ты, что? меня разыгрываешь? Ты, что? опять шутишь?
Я говорю: — Я не шучу.
Она говорит: — Ты, что, я тебе не верю!
Я говорю: — Я не знаю, как это получилось.
Потом у нее случилась истерика. Затем, она стала оправдывать то, что случилось, моей непростой жизнью. Но даже она стала относиться ко мне, как к убийце — прирученному к ней. Хоть и прирученному к ней, но все же, как к убийце — человеку, отныне подчиненному инстинктам, а не воли.
Я ей сказал: — Мне надо поехать к священнику.
Мать отпустила меня, заставив поклясться, что я еду туда и ничего больше не натворю. Я поклялся…
Было поздно, и ко мне постучали. Я молился, все еще чувствуя тяжесть содеянного мною много лет назад. Я впустил человека и посадил его пить чай. Он долго молчал. Но потом, стал довольно ровно и без эмоций, мне рассказывать, о том, что он на днях убил троих детей, он просил меня отпустить ему этот грех. Я облачился. Открыл церковь. Исповедовал его и отпустил ему грех.
Я исповедовал его, но он не изменился, он остался зверем. Он, словно продолжал бежать и сопротивляться. Тогда я оставил его. И он с месяц молился и трудился. Это смирило его. Но я боялся, что он сорвется, если вернется в мир. Отказаться от мира он не мог. Тогда я решил сказать ему то, что собирался.
Я сказал ему: — Я должен сказать тебе, что случилось со мной много лет назад.
Он слушал.
Я продолжил: — Я тоже, однажды, убил троих детей.
Его лицо не выражало эмоций, но он стал слушать, ловя каждое мое слово.
Я сказал, что отсидел за содеянное. А потом пришел в церковь и до сих пор отмаливаю свой грех. Я предложил ему остаться у меня. Я сказал ему, что когда я стал бояться себя, я запер себя в тюрьме. Он согласился со мной и сказал, что должен подумать, однако, на утро его уже не было…
Я вышел из дома священника, стараясь не шуметь. Что-то заставляло меня бежать, я считал, что он должен начать бояться меня, потому что я был зверем, а он уже нет. На его месте, я бы нарушил тайну исповеди. И я бежал…
Меня застрелила милиция, когда я выходил из церкви, якобы при попытке к бегству. Мою историю показали по телевидению…
Я понял, что снова совершил убийство. Отслужив утреннюю службу я отправился в путь.
Я был уже стар и сидел перед телевизором, там показали, как обезвредили убийцу троих детей. Я не смог в мои годы снова переживать таким трудом забытое и пошел рассказать, как я много лет назад совершил убийство троих детей. Однако, меня не стали слушать и сказали, что по этому адресу убийство совершилось только один раз и за это уже уплачено. Также, мне посоветовали меньше смотреть телевизор.
Я отправился туда, где все произошло и снова увидел перед собой дверь с номером 111. И она снова была приоткрыта. И снова оттуда доносились детские голоса. Я снова зашел туда и увидел троих детей, тех же, что и много лет назад…
Я умираю в доме уехавшего священника. Не дождавшись исповеди, я надеюсь, что он отмолит мой грех убийства, после совершения которого я не согрешил ни разу. Я оставил ему мою историю…
Я оставил священство, так как я утаил, что являюсь убийцей и, став монахом, молюсь за убийц...