В нашем доме живет много людей, но за стол для завтрака садимся только мы с няней. Утро – самое скучное время. Хочется спать, а тебя обливают холодной водой и заставляют есть похожую на цемент овсянку. Она противно размазывается по тарелке, падает с ложки на скатерть, а няня назидательно шипит:
- Держи спину прямо. Ты же воспитанный мальчик, а не сын садовника.
Лишь от няни я и узнал, что самые счастливые на свете люди – это дети садовника. Они могут бродить по лужам, не спать до полуночи, объедаться чипсами и гладить чужих кошек.
Как бы я хотел подружиться с сыном садовника! Только где мы с ним встретимся? Ведь я постоянно чем-нибудь занят: весь день должен, как робот, выполнять те глупости, которые не переводятся в голове изобретательной няни. А воспитанных мальчиков я ненавижу и очень рад, что совсем на них не похож. Поэтому мой единственный друг – плюшевый медведь Гоша.
Няня – ужасная воображала: когда она проходит мимо зеркала, то обязательно полюбуется на свое отражение. Достанет из кармана помаду в металлическом футлярчике, тонком, как карандашик, и нарисует себе губы. Мне не нравится: потому что при родителях она изображает ко мне любовь и целует меня этими холодными крашеными губами. На лбу остаются позорные следы, которые потом нужно долго тереть носовым платком.
Однажды я стащил ее помаду и везде, где только хотел, нарисовал загадочные знаки. Даже на папиной рубашке. Мама потом долго интересовалась, где можно так испачкать одежду. Она даже понюхала эту рубашку. Но ни папа, ни няня меня не выдали. Я знаю, почему. Потому что папе нравится эта помада, я видел, как он стирал ее со своего лица. А няня, наверное, боялась, что мама запретит ей красить губы.
Сегодня папа уже три раза приходил в мою комнату, чтобы узнать, хорошо ли я занимаюсь. Потом они с няней выходили на минутку, чтобы побеседовать о моем воспитании. Это ведь непедагогично - говорить при ребенке, что он лентяй. Пока их не было, я успел поиграть с медведем Гошей. А папа опять измазался в няниной помаде.
После занятий мы пошли на прогулку. Ничего интересного: я выглядел точь-в-точь как собачка тети Флоры, толстая неуклюжая такса. Няня надела на меня столько одежды, что мне захотелось спать.
Мы гуляли в маленьком садике, куда пускают только проверенных детей со всеми прививками. Здесь на дорожках не росло ни одной травинки, словно на голове у мужа тети Флоры: пусто и гладко. Это чтобы проверенных детей не покусали какие-нибудь страшные насекомые.
Мы сели на скамейку, и няня читала мне противную книжку про мальчика, который любил овсянку и решал задачи, как профессор математики. При этом она выразительно глядела на меня и говорила, что мне до этого юного гения очень далеко. А я ей ответил:
- Разумеется, ведь я не сумасшедший.
Вдруг, откуда ни возьмись, к нам подошел папа. Я удивился, как его сюда пропустили, ведь совсем недавно, когда мама уезжала к тете Флоре, он болел ангиной. Няня даже отменила наши уроки и весь день за ним ухаживала.
Сейчас папа казался совершенно здоровым, и мне разрешили поиграть с проверенными детьми. С крикливыми девчонками в песочнице или с мальчишками, которые, как лунатики, ходили по саду, уткнувшись в свои телефоны. Когда они вырастут, мне бы не хотелось оказаться с ними в одной компании.
Если бы здесь можно было встретить сына садовника! Вот тогда бы мы с ним повеселились! Но такой замечательный мальчик никогда не придет в это унылое место. Здесь ничем не пахнет, кроме масляной краски, которой покрашены качели. Нет таинственных зарослей и зеленых лужаек. Сад огорожен высоченным забором, словно мы преступники, и нас нужно держать подальше от настоящей жизни.
Вечером папа с мамой ушли на какой-то званый ужин. Они собирались туда с такими мрачными лицами, словно их позвали в гости к свирепому людоеду.
Няня тоже почему-то злилась, включила телевизор, а меня отправила спать.
Я положил в кровать медведя Гошу и шепотом рассказал ему обо всем. Гоша сочувственно молчал.