В холодной Сибири.
Серый рассвет холодной сибирской осени, когда первая волна работающего люда схлынула, а вторая, которой на работу на час позже, еще не появилась. И пусто во дворе старой пятиэтажки, где уныло гнутся под ветром голые тополя и березы, настоящим лесом заполонившие этот самый двор. Хлопнула дверь подъезда, пожилая женщина несет ведро с мусором к трем грязно – ржавым контейнерам под отходы. Она почти дошла до этих самых контейнеров, и вдруг нерешительно остановилась – мужчина неопрятного вида, присев на корточки, то ли что то искал, то ли собирал. Женщина сделала еще два шага и увидела поразившую ее напрочь картину. Мужик грязным пальцем, почти черным, выбирал из стеклянной банки остатки повидла, жадно облизывал, не замечая, что за ним наблюдают. И вдруг, что то почувствовав, резко обернулся, увидел глаза женщины, в которых явно читалось осуждение и брезгливость. Он медленно выпрямился и сделал два шага в сторону, уступая место.
Женщина опрокинула ведро в бак, хотела было уйти, нот глянув на молодое лицо бомжа, не удержалась и зло бросила:
«Как не стыдно такому молодому так жить.» - и уже было пошла, но ее остановили слова, брошенные парнем:
«Что вы знаете про мою жизнь? Вам бы только осуждать и на людей кидаться.»
Женщина ответила, глядя ему прямо в глаза:
«Ты человек? В твои годы на помойке промышлять?»
Парень сделал к ней шаг, остановился в метре, не отводя глаз, с горькой безысходностью ответил:
«У меня вместо документов справка об освобождении. Два месяца назад я вышел из зоны. Денег нет и я всегда хочу есть. Может поможете паспорт сделать, деньгами, а то и угол для проживания отведете? А если не можете, то и осуждать не надо. Последнюю неделю я не помню, что нормальное ел.»
Женщина смутилась, но от своего не отступила:
«Работу всегда можно найти, было бы желание.»
«Можно, но только по разумению тех, кто ее никогда не искал. После общения с некоторыми работодателями снова на зону хочется.»
«Я не знаю, как в городе, а у нас в кооперативе дворника нет, и никто не хочет идти работать. Все считают, что достойны гораздо большего, а так ли оно?»
«Я так не считаю, мне просто выбирать не из чего. Я собираю банки и бутылки. Банки, если они конечно чистые, охотно берут женщины из соседнего дома. За это мне разрешают ночевать на площадке пятого этажа. Где более – менее тепло. Берут банки бесплатно, и ни одной милой хозяйке в голову не пришло, дать кусок хлеба, смотрят только как и вы- брезгливо.»
Женщина не ответила, просто повернулась и пошла к дому, где за железной подъездной дверью тепло, спокойно, благополучно. Но эта встреча оставила свой след, женщина расстроилась, заныло сердце, вдруг не пожелавшее успокаиваться от валерьянки, а латиноамериканский сериал не увлек своим сюжетами и интригами. Постоянно всплывало лицо этого молодого бомжа, светлые глаза которого смотрели с горькой усмешкой. И слова, больно ударившие по сердцу, мол, не можешь помочь, то и нечего осуждать.
И еще одна мысль не давала покоя, что творится в этом мире, если такая молодежь шарится по помойкам, ведь болит душа за своих детей и внуков.
А молодой бомж, в миру Василий Чупров, еще совсем недавно зэк, с «погонялом» «Туляк», собрал стеклотару и понес ее на берег могучей сибирской реки, вольготно текущей через город, приводит эту самую стеклотару в товарный вид. От неожиданной встречи с пожилой женщиной осталось чувство полной безнадеги, которую еще больше усиливала ледяная вода реки. Вот – вот наступит зима, которая в этих местах ранняя и суровая, и не дай Бог лишиться теплого угла на лестничной площадке. И тогда ему еще одно испытание на прочность обеспечено, и как мало осталось воли к сопротивлению. Он конечно немного слукавил перед женщиной, выбор у него был, и проблема его могла вполне разрешиться. И все можно разрулить одним махом. Он намертво запомнил адресок. Подкинутый «братвой» на зоне. Всего то делов – сесть на троллейбус и проехать на дальнюю окраину города. Просто доехать, но тогда его судьба будет определена конкретно и он не будет себе хозяином. «Туляк» ясно представлял свое будущее после посещения теплой и сытой квартирки. Адресок подкинули так, как бы мимоходом, мол, парень ты крутой, на зоне был уважаемым человеком и на воле устроишься легко и просто. Но коли масть вдруг не пойдет, вдруг будет что то не так, так заедь к хорошим людям, там помогут, обогреют. Вот только этот «грев» придется потом по любому отработать. А зная «братву», подкинувшую адрес, понятна, какая будет отработка и какой срок за нее. Рецедив есть рецедив, и первый срок за тяжелые телесные, и тогда уже точно неизвестно, через сколько лет представится возможность помыть руки в этой стылой речной воде и представится ли вообще. Пока есть хоть малейшая возможность продержаться, надо забыть про этот адрес, а на сегодня решить простую задачку, то ли пожрать на вырученные от бутылок деньги, то ли добавить к ним «заначку» и помыться в одной из общаг, отдав вахтерше все сбережения. Начинался новый день, а с ним новые проблемы, накатывающие, как снежный ком липкого мартовского снега. В это морозное осеннее утро с тусклым сибирским солнцем удача чуть – чуть улыбнулась парню. Во первых, киоск стеклотары был открыт, и бутылки ушли «влет». А во вторых, шагая проходными дворами, «Туляк» увидел молодую женщину, которая вывешивала во дворе постиранное белье. Выждал мгновение, и когда за ней захлопнулась дверь подъезда, одним махом, тормознувшись на секунду, снял с веревки мужские вещи. Спортивные брюки, рубашку с футболкой и тут же мгновенно исчез сто раз хоженой дорогой. Через десять минут, рассматривая добычу, он уже знал, как поступит. Его путь лежал к семейной общаге, где на первом этаже пять душевых кабинок, с всегда горячей водой. И опять повезло, на вахте стояла женщина, чуть – чуть ему сочувствующая, что, правда не мешало ей брать замусоленные рубли в обмен на услугу быта. Вот и теперь, положив деньги в карман синего служебного халата и скорее всего чувствуя некоторую неловкость, отдала парню приличный обмылок серого мыла и разовый бритвенный станок. А самое главное, не донимала стуками в дверь, требуя ускорить помывку. Два часа парень изнывал от блаженства под горячей водой, скреб себя тупой бритвой, убирая с тела всю растительность. Пока мылся, на батареях подсыхали чужие шмотки и свои постиранные трусы и майка. Вышел из общаги Василий счастливым, удивляясь, как мало для этого надо человеку. Радость не пропадала даже от того, что в кармане нет ни гроша, и где, когда и что он съест сегодня – неизвестно. Удача еще чуть растянула губы в улыбке, она – нет, не улыбалась, скорее кривилась, но и этого было на сегодня вполне достаточно. Подвернулась работа в шашлычной у «азеров», где он три часа колол дрова. Шашлыками, конечно, не накормили, как и не дали денег. Но зато вволю похлебал горячего и острого супа «харчо». Да еще прихватил несколько кусков белого хлеба в карман. Казалось, что наелся на неделю, от сытости даже немного опьянев. И теперь шел по городу с высоко поднятой головой, не опуская взгляд в землю. От избытка чувств постоянно стягивал с головы черную вязаную шапочку. Поглаживая до блеска выбритую голову и щеки, беззлобно сетуя на себя, что умудрился порезаться тупой бритвой в нескольких местах. Адресок на далекой окраине остался на сегодня невостребованным. Но и возвращаться в подъезд на ночлег не хотелось до тоски смертельной. Как не хотелось чувствовать себя грязным и душой, и телом, не хотелось вновь становиться частью грязи. Чуть – чуть хорошего- и вся человеческая суть начинает бунтовать при одной мысли о возврате в прежнее состояние. И если сегодня и завтра он точно не поедет на далекую окраину, то через неделю – неизвестно: уж больно достало его такое бытие. Ведь с приходом настоящих холодов страх все сильнее и сильнее будет разъедать душу, парализуя волю и наполняя холодом безнадеги все существо. Рвануть домой за Урал, там хоть потеплее, но в родном поселке его никто не ждет. Старшая сестра забрала мать к себе в другой город, после того, как сожгли их дом. Так отомстили родственники покалеченного «Туляком» парня и обещают с ним разобраться, если он вдруг тут появится. И это случится наверняка, родни много у той стороны, и никого не интересует, кто тогда был прав, а кто виноват. И еще одна шальная мысль сегодня вонзилась в мозг и не дает покоя. Уж коли случится ему вернуться на тропу криминала, то первое, что он сделает – навестит «азеров», что расплатились с ним супчиком. По шашлыки речь не шла, но и про супчик вместо денег тоже.
Вот отмыл он тело. И заметалась душа, а от ее метаний он, кажется, становится все ближе к местам не столь отдаленным, откуда совсем недавно вышел.
Прошла неделя и парень снова появился у мусорных баков, жить надо как то. А женщина. каждый раз вынося мусор, брала с собой увесистый бутерброд, завернутый в чистую салфетку. И когда они снова встретились, у нее неожиданно потекли слезы при виде, как парень жадно, почти не жуя, съел эту незатейливую пищу. А отданная с пенсии десятка накатила пелену на глаза уже Василия. Он отвернулся, пробормотал спасибо и ушел. Две слезинки пробежали по грязному лицу. В этот день парень больше не покидал теплой площадки, и слава Богу, что его никто не трогал из жильцов. Он купил булку хлеба и медленно жевал, не останавливаясь. Хотелось помедленнее, чтобы продлить удовольствие, но не получалось. Он не замечал, что у него все время текут слезы. Холод, голод, безнадега и жуткая тоска, впереди тупик и никакого просвета. Если его выгонят из этого подъезда, что делать дальше, он не знает. Но не в лагерь, ни в бомжатник он возвращаться не будет – это точно. Надо решить проблемы разом, поставив точку в своей неудавшейся жизни. Мысли прекратить все разом стали все чаще посещать голову, но, чувствуя свое сильное тело, он противился им, он ведь не слабак и еще может побарахтаться.
Оскал, похожий на улыбку, судьба вроде не стерла со своего лица, а наоборот растянула улыбку чуть шире. На следующее утро он узнал от женщины, вновь встретившей его на старом месте, что может приступить к работе дворника в их кооперативном доме. А самое главное, после обеда может получить небольшой аванс у председателя. Василий такого не ожидал, судьба ему точно улыбалась, с трудом разлепив свирепо сжатые годами губы. Боже праведный, за что такое счастье, три тысячи рублей за то, чтобы промести дорожки вокруг дома. За эти деньги он будет держать этот двор в идеальной чистоте.
До обеда парень не мог найти себе места, не мог заставить себя присесть даже на минутку, накручивая по микрорайону километры, все ни как не веря, что в его судьбе может что то измениться в лучшую сторону. А произошло все просто и буднично: в комнатке правления кооператива, женщина – председатель, такая же пожилая, как и та, что его сюда привела, спокойно отдала две бумажки по пятьсот рублей. Забрала справку об освобождении, довольно грязную и помятую. А еще отдала ключ от подвала, где хранился инвентарь дворника. Василий стоял во дворе дома, в одной руке деньги, в другой ключ, он был счастлив, его признали человеком эти две пожилые женщины. А дальше был праздник жизни: не откладывая на потом, он два часа подряд махал метлой, и скорее не ради чистоты, а чтобы быстрее примелькаться жильцам, скорее стать своим, чтобы не выглядеть во дворе чужеродным элементом. Потом снова душевая в общаге, и состояние чистоты уже не казалось чем то сверх естественным. На ужин белый хлеб и две банки камбалы в томатном соусе, по двенадцать рублей за штуку. Эта еда ему показалась пищей Богов. Этой ночью на площадке пятого этажа, в дремоте, прислонившись к теплой батарее, он мечтал только об одном: чтобы судьба позволила ему использовать этот шанс на все сто процентов.
А возможности открывались с каждым днем все новые и новые. Теперь не надо ночевать на лестничной площадке, присев на корточки, просыпаясь каждые полчаса. Теперь его постель в том же подвале, где хранятся метлы и лопаты, на чьем то широком, как нары, ящике с картошкой. Там тепло так же, как и на приютившей его площадке. Судьба не убирала скосоротившую губы улыбку, а наоборот, растянула ее от уха до уха. Но губ не разлепила, не спешила улыбнуться легко и по доброму, не спешила увести парня подальше от края пропасти, видно имея на него какие то свои, только ей понятные, виды.
А жизнь с каждым днем все улучшалась. Чупрова уже знал весь дом, и пожилые люди величали парня по имени – отчеству, видя, как в лучшую сторону преобразился их двор в смысле чистоты. Василий не чурался ни какой работы, а ее в доме хватало. От картошки, которую надо перебрать, до таскания мебели и помощи местным слесарям – электрикам. Работа – это очень хорошо, ведь это дополнительные рубли – десятки к его окладу дворника.
А со слесарями – электриками установились вообще дружеские отношения, и Василий переехал на раскладушку в щитовой, где светло, чисто и даже по домашнему уютно. Правда было одно небольшое неудобство: после удачно сбитой «шары», щитовая превращалась в питейное заведение, и гульба порой шла крутая, на которую собирались далеко не лучшие этого дома. Василий не пил вовсе, хорошо помнил, что натворил по пьяни. И эта его трезвость вызывала у многих полное непонимание, а иногда и сильное раздражение. Но разве это проблема, тем более что гулянки случаются не так часто. И что не потерпеть то за теплый угол, когда на улице свирепствует мороз. Теперь и участковый не так страшен с его постоянными проверками, местная паспортистка должна вот – вот сделать ему паспорт, и тогда ему сам черт не брат.
Прошел январь, и уже слегка потеплело. Хотя до настоящего тепла ох как далеко. Теперь Василий, кроме основной работы по уборке, официально был зачислен в бригаду слесарей. Они занимались ремонтом всего и вся как в этом доме, так и в четырех соседних. По деньгам выходило совсем неплохо. Да и приоделся парень прилично. Общаясь с жильцами, просил не выкидывать старые вещи, а отдавать ему. И отдавали, правда старые и ненужные с точки зрения самих владельцев, а для Василия можно сказать шикарные. Дом то не из бедных. Он теперь щеголял в кожаной меховой куртке, покрой которой оказывается вышел из моды. Но опять же с точки зрения ее бывшего владельца, большого начальника из геолого управления. Пора бы сменить щитовую на более приличное жилье, напарники уже всерьез злятся на непьющего подельника, отсвечивая на его фоне не с лучшей стороны. И есть на примете одинокая женщина в двухкомнатной квартире, которая при встрече ему мило улыбается. Но Василий пока не решается улыбнуться в ответ, надо сначала паспорт получить. Поссоришься с женщиной, потом проблем не оберешься. Ведь срок получит помогла как раз подружка. Из – за женщины один отправился на зону, другой стал инвалидом. Так что с этим надо немного обождать.
Из щитовой кажется придется убираться, и чем скорее, тем лучше. У электрика нелады в семье, и он почти прописался здесь. Налившись водкой, в пьяном угаре, смотрит на «Туляка» с нескрываемой ненавистью. Ведь тот отказывается поддержать компанию, поговорить по душам, и это самое обидное. Бич бичом, а корчит что то из себя.
Электрик хотел открыть глаза и не смог, лицо так опухло, что веки не могли разлепиться даже в узкую щелочку. Он ничего не помнил, но смутное чувство тревоги страха наполняли душу. Кое как, ориентируясь на яркий свет лампочки у электрощита, он приподнялся и пополз в его сторону. Ощупью нашел стол и на нем бутылку, в которой плескалось чуть – чуть на дне. Выпил, и этого хватило чтобы немного прийти в себя и наконец разлепить глаза. И лучше бы он их совсем никогда не открывал. Все помещение было обильно залито кровью. А у самого выхода, на ступеньках, лежал дворник, голова которого неестественно откинулась назад, открывая на шее страшную рану. Нашлась недопитая бутылка водки, и электрик вновь улетел в далекий мир пьяных грез, где нет проблем, пока не отрезвеешь. Ближе к обеду в щитовую заглянул слесарь, похолодел от ужаса и через пять минут вызвал милицию. А еще через час у входа в подвал собрались почти все жильцы дома. Электрика увезла милиция, отрезвевшего и ставшего сразу полностью седым. Плакали собравшиеся женщины. Плакала паспортистка, причитая, что всего через два дня у парня был бы паспорт. Какие еще у убитого были грехи, если судьба согнала с лица улыбку и снова свирепо сжала губы.