Внешность Анны Карениной была списана со старшей дочери Пушкина, с которой Толстой познакомился на одном из светских вечеров. Её характер вычитан из Пушкинской прозы. Кто она?
"Друзья Людилы и Руслана с героем моего романа без предисловий в сей же час позвольте ознакомить вас"! Да вас с ним собственно и знакомить не надо, потому как таковым является сам уже давно знакомый нам Александр Сергеевич Пушкин. “Но неужели он похож на Вронского?”, наверняка спросите вы. И похож и не совсем похож. Дело в том что в романе Анна Каренина Толстой переставил любовника и супруга местами. B роли Вронского выступет молодой генерал Керн, законный супруг Анны Керн. В то время как постаревшему Пушкину отводится роль супруга Анны Карениной, да,да, того самого брюзгливого и несимпатичного политика-реформатора, который сокрушался что сознание народа не готово к реформам. Толстой просто переставил их местами. И нет ничего странного в том что он экстраполировал Пушкина таким образом. Как Пушкин писал в романе "Евгений Онегин": "года шалунью рифму гонят". Y него так же в последние годы наметился творческий кризис, он начинал и незаканчивал свои произведения, которые писал преимущественно в прозе и потому не трудно было предположить что в более зрелом возрасте он стал бы уже не поэтом, но политиком-реформатором. Ещё в молодые годы он неоднократно обсуждал с царём необходимость реформ и необходимость формирования народного сознания должным образом через систему народного образования, в чём царь его в то время не вполне поддержал. Было вполне логично, что в более поздние годы, когда необходимость реформ стала ещё более очевидна царь бы призвал его на осуществление этих реформ, а Пушкин бы сокрушался, что царь не прислушался к нему раньше и отверг его идеи о подготовке сознания народа.
Такой перестановкой мест Tолстой хотел показать что эти два соперника вполне друг-друга стоят, что одного легко представить на месте другого, что в мире проиcходит естественный процесс круговорота добра и зла и потому всё хорошее и плохое что мы делаем для других неприменно возвращается назад к нам. И потому сюжет романа не особенно изменился от такой перестановки мест. В роли Левина и Китти в романе "Анна Каренина" выступают сам Толстой и его жена, являя собой пример идеальной пары.
B черновиках романа Вронский назван поэтом: "Ты нынче увидишь его. Во-первых, он хорош, во-вторых, он джентльмен в самом высоком смысле этого слова, потом он умен, поэт и славный, славный малый".
Поскольку главного героя вы уже хорошо знаете, давайте немного подробнее ознакомимся с героиней, Анной Петровной Керн, родившейся в 1800 году и насильно выданной отцом замуж за генерала Керн, когда ей было всего 16 лет. Ермолаю Федоровичу Керну в то время было 52 года. В своём дневнике Анна Керн писала:«Его невозможно любить — мне даже не дано утешения уважать его; скажу прямо — я почти ненавижу его. Каюсь, это великий грех, но кабы мне не нужно было касаться до него так близко, тогда другое дело». Как видно из её дневника физическая близость к мужу вызывает в ней ненависть и отвращение. Ужас и ненависть вызывает все, связанное с близостью, телесным контактом с мужем: Анна не может без раздражения находиться с ним в одной комнате, сидеть рядом в тесной карете. Пребывание в одном пространстве с мужем вызывает негативные телесные реакции: слабость, головную боль, раздражительность, болезненность. Можно сказать, что ее тошнит генералом Керном.
Усугубляют это состояние постоянные стычки с генералом: "<он> дорогой орет на меня во всю глотку", "Бедная моя дочка так испугалась громких воплей этого бешеного человека, что с ней сделался понос".
Позднее она даже начинает испытывать отвращение к собственным детям, потому как они напоминают ей о генерале Керн. Её состояние - это состояние ребёнка, травмированного преждевременной физической близостью с нежелательным партнёром. Наверное только те кто сами подвергались насильственной физической близости в раннем возрасте могут понять её состояние. Душа Анны, тем не менее жаждет истинной, романтичной любви. Она читает романы и делает романтические записи в дневнике, воображая себя "Клариссой, Юлией, Дельфиной".
Именно про эту неcчастную женщину Пушкин писал в 1825 году:
Я помню чудное мгновенье:
Передо мной явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.
В томленьях грусти безнадежной
В тревогах шумной суеты,
Звучал мне долго голос нежный
И снились милые черты.
Шли годы. Бурь порыв мятежный
Рассеял прежние мечты,
И я забыл твой голос нежный,
Твой небесные черты.
В глуши, во мраке заточенья
Тянулись тихо дни мои
Без божества, без вдохновенья,
Без слез, без жизни, без любви.
Душе настало пробужденье:
И вот опять явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.
И сердце бьется в упоенье,
И для него воскресли вновь
И божество, и вдохновенье,
И жизнь, и слезы, и любовь.
Пушкин вручил это стихотворение Анне вместе со второй главой романа "Евгений Онегин".
Ну а теперь, как я и обещала, я предоставлю возможность самой героине рассказать о себе и о том как начинался этот роман, чтобы мы могли узнать обо всём дoстоверно и из первых уст. Вот что пишет она в своих "Воспоминаниях о Пушкине":
Я воспитывалась в Тверской губернии, в доме родного деда моего по матери, вместе с двоюродною сестрою моею, известною вам Анною Николаевною Вульф, до 12 лет возраста. В 1812 г. меня увезли от дедушки в Полтавскую губернию, а 16 лет выдали замуж за генерала Керна.
В 1819 г. я приехала в Петербург с мужем и отцом, который, между прочим, представил меня в дом его родной сестры, Олениной. Тут я встретила двоюродного брата моего Полторацкого 1, с сестрами которого я была еще дружна в детстве. Он сделался моим спутником и чичероне в кругу незнакомого для меня большого света. Мне очень нравилось бывать в доме Олениных, потому что у них не играли в карты, хотя там и не танцевали, по причине траура при дворе2, но зато играли в разные занимательные игры и преимущественно в charades en action {шарады (фр.).}, в которых принимали иногда участие и наши литературные знаменитости -- Иван Андреевич Крылов, Иван Матвеевич Муравьев-Апостол и другие.
В первый визит мой к тетушке Олениной батюшка, казавшийся очень немногим старше меня, встретясь в дверях гостиной с Крыловым, сказал ему: "Рекомендую вам меньшую сестру мою". Иван Андреевич улыбнулся, как только он умел улыбаться, и, протянув мне обе руки, сказал: "Рад, очень рад познакомиться с сестрицей". На одном из вечеров у Олениных я встретила Пушкина3 и не заметила его: мое внимание было поглощено шарадами, которые тогда разыгрывались и в которых участвовали Крылов, Плещеев 4 и другие. Не помню, за какой-то фант Крылова заставили прочитать одну из его басен. Он сел на стул посередине залы; мы все столпились вкруг него, и я никогда не забуду, как он был хорош, читая своего Осла! И теперь еще мне слышится его голос и видится его разумное лицо и комическое выражение, с которым он произнес: "Осел был самых честных правил!"5
В чаду такого очарования мудрено было видеть кого бы то ни было, кроме виновника поэтического наслаждения, и вот почему я не заметила Пушкина. Но он вскоре дал себя заметить. Во время дальнейшей игры на мою долю выпала роль Клеопатры, и, когда я держала корзинку с цветами, Пушкин, вместе с братом Александром Полторацким, подошел ко мне, посмотрел на корзинку и, указывая на брата, сказал: "Et c'est sans doute Monsieur qui fera l'aspic?" {А роль змеи, как видно, предназначается этому господину? (фр.)} Я нашла это дерзким, ничего не ответила и ушла.
После этого мы сели ужинать. У Олениных ужинали на маленьких столиках, без церемоний и, разумеется, без чинов. Да и какие могли быть чины там, где просвещенный хозяин ценил и дорожил только науками и искусствами? За ужином Пушкин уселся с братом моим позади меня и старался обратить на себя мое внимание льстивыми возгласами, как, например: "Est-il permis d'etre ainsi jolie!" {Можно ли быть такой хорошенькой! (фр.)} Потом завязался между ними шутливый разговор о том, кто грешник и кто нет, кто будет в аду и кто попадет в рай. Пушкин сказал брату: "Во всяком случае, в аду будет много хорошеньких, там можно будет играть в шарады. Спроси у m-me Керн, хотела ли бы она попасть в ад?" Я отвечала очень серьезно и несколько сухо, что в ад не желаю. "Ну, как же ты теперь, Пушкин?" -- спросил брат. "Je me ravise {Я раздумал (фр.).},-- ответил поэт,-- я в ад не хочу, хотя там и будут хорошенькие женщины..." Вскоре ужин кончился, и стали разъезжаться. Когда я уезжала и брат сел со мною в экипаж, Пушкин стоял на крыльце и провожал меня глазами.
Впечатление его встречи со мною он выразил в известных стихах:
Я помню чудное мгновенье,
и проч.
Вот те места, в 8-й главе Онегина 6, которые относятся к его воспоминаниям о нашей встрече у Олениных:
...Но вот толпа заколебалась,
По зале шепот пробежал,
К хозяйке дама приближалась...
За нею важный генерал.
Она была не тороплива,
Не холодна, не говорлива,
Без взора наглого для всех,
Без притязанья на успех,
Без этих маленьких ужимок,
Без подражательных затей;
Все тихо, просто было в ней.
Она, казалось, верный снимок
Du comme il faut... прости,
He знаю, как перевести!
К ней дамы подвигались ближе,
Старушки улыбались ей,
Мужчины кланялися ниже,
Ловили взор ее очей,
Девицы проходили тише
Пред ней по зале: и всех выше
И нос и плечи подымал
Вошедший с нею генерал.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Но обратимся к нашей даме.
Беспечной прелестью мила,
Она сидела у стола.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Сомненья нет, увы! Евгений
В Татьяну, как дитя, влюблен.
В тоске любовных помышлений
И день и ночь проводит он.
Ума не внемля строгим пеням,
К ее крыльцу, к стеклянным сеням,
Он подъезжает каждый день,
За ней он гонится, как тень;
Он счастлив, если ей накинет
Боа пушистый на плечо,
Или коснется горячо
Ее руки, или раздвинет
Пред нею пестрый полк ливрей,
Или платок поднимет ей!
Прожив несколько времени в Дерпте, в Риге, в Пскове, я возвратилась в Полтавскую губернию, к моим родителям. В течение 6 лет я не видела Пушкина, но от многих слышала про него, как про славного поэта, и с жадностью читала: Кавказский пленник, Бахчисарайский фонтан, Разбойники и 1-ю главу Онегина7, которые доставлял мне сосед наш Аркадий Гаврилович Родзянко, милый поэт, умный, любезный и весьма симпатичный человек. Он был в дружеских отношениях с Пушкиным и имел счастие принимать его у себя в деревне Полтавской губернии, Хорольского уезда. Пушкин, возвращаясь с Кавказа, прискакал к нему с ближайшей станции, верхом, без седла, на почтовой лошади, в хомуте...8
Во время пребывания моего в Полтавской губернии я постоянно переписывалась с двоюродного сестрою моею, Анною Николаевною Вульф, жившею у матери своей в Тригорском, Псковской губернии, Опочецкого уезда, близ деревни Пушкина Михайловского.
Она часто бывала в доме Пушкина9, говорила с ним обо мне и потом сообщала мне в своих письмах различные его фразы; так в одном из них она писала: "Vous avez produit une vive impression sur Pouchkine a votre rencontre, chez Olenine; il dit partout: elle etait trop brillante" {Ты произвела сильное впечатление на Пушкина во время вашей встречи у Олениных; он всюду говорит: она была ослепительна (фр.).}. В одном из ее писем Пушкин приписал сбоку, из Байрона: "Une image qui a passe devant nous, que nous avons vue et que nous ne reverrons jamais" {Промелькнувший перед нами образ, который мы видели и никогда более не увидим (фр.).}. Когда же он узнал, что я видаюсь с Родзянко, то переслал через меня к нему письмо, в котором были расспросы обо мне и стихи:
Наперсник Феба иль Приапа,
Твоя соломенная шляпа
Завидней, чем иной венец,
Твоя деревня Рим, ты папа,
Благослови ж меня, певец!
Далее в том же письме он говорит: "Ты написал Хохлачку, Баратынский Чухонку, я Цыганку, что скажет Аполлон?" и проч. и проч.10, дальше не помню, а неверно цитировать не хочу. После этого мне с Родзянко вздумалось полюбезничать с Пушкиным, и мы вместе написали ему шуточное послание в стихах. Родзянко в нем упоминал о моем отъезде из Малороссии и о несправедливости намеков Пушкина на любовь ко мне. Послание наше было очень длинно, но я помню только последний стих:
Прощайте, будьте в дураках!
Ответом на это послание были следующие стихи, отданные мне Пушкиным, когда я через месяц после этого встретилась с ним в Тригорском.
Вот они:
Ты обещал о романтизме,
О сем. Парнасском афеизме
Потолковать еще со мной;
Полтавских муз поведать тайны,--
А пишешь лишь об ней одной.
Нет, это ясно, милый мой,
Нет, не влюблен Пирон Украйны.
Ты прав, что может быть важней
На свете женщины прекрасной?
Улыбка, взор ее очей
Дороже злата и честей,
Дороже славы разногласной;
Поговорим опять об ней.
Хвалю, мой друг, ее охоту,
Поотдохнув, рожать детей,
Подобных матери своей,
И счастлив, кто разделит с ней
Сию приятную заботу,
Не наведет она зевоту.
Дай бог, чтоб только Гименей
Меж тем продлил свою дремоту!
Но не согласен я с тобой,
Не одобряю я развода,
Во-первых, веры долг святой,
Закон и самая природа...
А во-вторых, замечу я,
Благопристойные мужья
Для умных жен необходимы:
При них домашние друзья
Иль чуть заметны, иль незримы.
Поверьте, милые мои,
Одно другому помогает,
И солнце брака затмевает
Звезду стыдливую любви.
Михайловское А. Пушкин11
Восхищенная Пушкиным, я страстно хотела увидеть его, и это желание исполнилось во время пребывания моего в доме тетки моей, в Тригорском, в 1825 г.12, в июне месяце. Вот как это было. Мы сидели за обедом и смеялись над привычкою одного г-на Рокотова13, повторяющего беспрестанно: "Pardonnez ma franchise" и "Je tiens beaucoup a votre opinion" {"Простите за откровенность" и "Я весьма дорожу вашим мнением" (фр.).}. Как вдруг вошел Пушкин с большой, толстой палкой в руках. Он после часто к нам являлся во время обеда, но не садился за стол; он обедал у себя, гораздо раньше, и ел очень мало. Приходил он всегда с большими дворовыми собаками, chien-loup {волкодавами (фр.).}. Тетушка, подле которой я сидела, мне его представила, он очень низко поклонился, но не сказал ни слова: робость видна была в его движениях. Я тоже не нашлась ничего ему сказать, и мы не скоро ознакомились и заговорили. Да и трудно было с ним вдруг сблизиться: он был очень неровен в обращении: то шумно весел, то грустен, то робок, то дерзок, то нескончаемо любезен, то томительно скучен,-- и нельзя было угадать, в каком он будет расположении духа через минуту. Раз он был так нелюбезен, что сам в этом сознался сестре, говоря: "Ai-je ete assez vulgaire aujourd'hui!" {До чего же я был неучтив сегодня!, (фр.)} Вообще же надо сказать, что он не умел скрывать своих чувств, выражал их всегда искренно и был неописанно хорош, когда что-нибудь приятное волновало его... Так, один раз мы восхищались его тихою радостью, когда он получил от какого-то помещика при любезном письме охотничий рог на бронзовой цепочке, который ему нравился. Читая это письмо и любуясь рогом, он сиял удовольствием и повторял: "Charmant! Charmant!" {Чудесно! Чудесно! (фр.)} Когда же он решался быть любезным, то ничто не могло сравниться с блеском, остротою и увлекательностью его речи. В одном из таких настроений он, собравши нас в кружок, рассказал сказку про Черта, который ездил на извозчике на Васильевский остров 14. Эту сказку с его же слов записал некто Титов и поместил, кажется, в Подснежнике. Пушкин был невыразимо мил, когда задавал себе тему угощать и занимать общество. Однажды с этой целью явился он в Тригорское с своею большою черною книгою, на полях которой были начерчены ножки и головки, и сказал, что он принес ее для меня. Вскоре мы уселись вокруг него, и он прочитал нам своих Цыган15. Впервые мы слышали эту чудную поэму, и я никогда не забуду того восторга, который охватил мою душу!.. Я была в упоении как от текучих стихов этой чудной поэмы, так и от его чтения, в котором было столько музыкальности, что я истаивала от наслаждения; он имел голос певучий, мелодический и, как он говорит про Овидия в своих Цыганах:
И голос шуму вод подобный.
Через несколько дней после этого чтения тетушка предложила нам всем после ужина прогулку в Михайловское16. Пушкин очень обрадовался этому, и мы поехали. Погода была чудесная, лунная июльская ночь дышала прохладой и ароматом нолей. Мы ехали в двух экипажах: тетушка с сыном в одном; сестра, Пушкин и я в другом. Ни прежде, ни после я не видала его так добродушно веселым и любезным. Он шутил без острот и сарказмов; хвалил луну, не называл ее глупою17, а говорил: "J'aime la lune quand elle eclaire un beau visage" {Я люблю луну, когда она освещает прекрасное лицо (фр.).}, хвалил природу и говорил, что он торжествует, воображая в ту минуту, будто Александр Полторацкий остался на крыльце у Олениных, а он уехал со мною; это был намек на то, как он завидовал при нашей первой встрече А. Полторацкому, когда тот уехал со мною. Приехавши в Михайловское, мы не вошли в дом, а пошли прямо в старый, запущенный сад. "Приют задумчивых дриад"18, с длинными аллеями старых дерев, корни которых, сплетясь, вились по дорожкам, что заставляло меня спотыкаться, а моего спутника вздрагивать. Тетушка, приехавши туда вслед за нами, сказала: "Mon cher Pouchkine faites les honneurs de votre jardin a Madame" {Мой милый Пушкин, будьте же гостеприимны и покажите госпоже ваш сад (фр.).}. Он быстро подал мне руку и побежал скоро, скоро, как ученик, неожиданно получивший позволение прогуляться. Подробностей разговора нашего не помню; он вспоминал нашу первую встречу у Олениных, выражался о ней увлекательно, восторженно и в конце разговора сказал: "Vous aviez un air si virginal; n'est ce pas que vous aviez sur vous quelque chose comme une croix?" {Вы выглядели такой невинной девочкой; на вас было тогда что-то вроде крестика, не правда ли? (фр.).}
На другой день я должна была уехать в Ригу вместе с сестрою Анной Николаевной Вульф. Он пришел утром и на прощанье принес мне экземпляр 2-й главы Онегина19, в неразрезанных листках, между которых я нашла вчетверо сложенный почтовый лист бумаги со стихами:
Я помню чудное мгновенье
и проч. и проч.
Когда я сбиралась спрятать в шкатулку поэтический подарок, он долго на меня смотрел, потом судорожно выхватил и не хотел возвращать; насилу выпросила я их опять; что у него промелькнуло тогда в голове, не знаю. Стихи эти я сообщила тогда барону Дельвигу, который их поместил в своих Северных цветах. Михаил Иванович Глинка сделал на них прекрасную музыку и оставил их у себя20.
Во время пребывания моего в Тригорском я пела Пушкину стихи Козлова:
Ночь весенняя дышала
Светлоюжною красой,
Тихо Брента протекала,
Серебримая луной
и проч.21
Мы пели этот романс Козлова, на голос Benedetta sia la madre {Пусть благословенна будет мать (ит.).}, баркаролы венецианской. Пушкин с большим удовольствием слушал эту музыку и писал в это время Плетневу: "Скажи старцу Козлову, что здесь есть одна прелесть, которая поет его ночь. Как жаль, что он ее не увидит! дай бог ему ее слышать!"22.
Итак, я переехала в Ригу. Тут гостили у меня сестра, приехавшая со мною, и тетушка со всем семейством. Пушкин писал из Михайловского к ним обеим; в одном из своих писем тетушке он очертил мои портрет так:
"Voulez vous savoir ce que c'est que M-me К...? elle est souple, elle comprend tout; ellу s'afflige facilement et se console de memе; elle est timide dans les manieres et hardie dans les actions; mais elle est bien attrayante" {Хотите знать, что такое г-жа К...? -- она изящна: она все понимает; легко огорчается и так же легко утешается; у нее робкие манеры и смелые поступки. -- но при этом она чудо как привлекательна (фр.).}.
Его письмо к сестре очень забавно и остро, выписываю здесь то, что относилось ко мне:
"Tout Trigorsky chante. Не мила ей прелесть NB: ночи, et cela me serre le coeur; hier M-r Alexis et moi, nous avons parle 4 heures de suite. Jamais nous n'avons eu une aussi longue conversation. Devinez ce qui nous a uni tout a coup? Ennui? conformile de sentiment? jo n'en sais rien; je me promene toutes les nuils dans mon jardin, je dis: alle etait la; la pierre qu'elle a heurtee est sur ma table aupres d'une heliotrope fanee. J'ecris beaucoup de vers. Tout cela, si voiis voulez, ressemble beaucoup a de l'amour, mais je vous jure qu'il n'en est rien. Si j'etais amoureux, j'aurais eu dimanche des convulsions de rage et de jalousie et je n'ai ete que pique... cependant l'idee que je ne suis rien pour elle, qu'apres avoir eveille, occupe son imagination, je n'ai qu'amuse sa curiosite; que mon souvenir ne la rendra pas un moment plus distraite au milieu de ses triomphes, ni plus sombre dans ses jours de tristesse, que ses beaux yeux s'attacheront sur quelque fat de Riga avec la meme expression dechirante et voluplueuse... non, cette idee m'est insupportable, dites lui que j'en mourrai; non, ne le lui dites pas; elle s'en moquerait, cette delicieuse creature. Mais dites lui, que si son coeur n'a pas pour moi une tendresse secrete, un penchant melancolique et mysterieux, je la meprise, entendez vous? oui, je la meprise, malgre tout l'etonnement que doit lui causer un sentiment aussi nouveau... 21 juillet" {Все Тригорское распевает: не мила ей прелесть ночи, и сердце мое сжимается, слушая эту песню. Вчера я четыре часа сряду говорил с Алексисом; никогда еще не было у нас такого длинного разговора. Что же вдруг соединило нас? Скука? Сродство чувств? Право, и сам не знаю. Каждую ночь я гуляю в своем саду и говорю себе: "Здесь была она... камень, о который она споткнулась1, лежит на моем столе подле увядшего гелиотропа2. Наконец я много пишу стихов. Все это, если хотите, крепко похоже на любовь, но божусь вам, что о ней и помину нет. Будь я влюблен,-- я бы, кажется, умер в воскресенье от бешеной ревности,-- а между тем мне просто было досадно3. Но все-таки мысль, что я ничего не значу для нее, что, заняв на минуту ее воображение, я только дал пищу ее веселому любопытству,-- мысль, что воспоминание обо мне не нагонит на нее рассеянности среди ее триумфов и не омрачит сильнее лица ее в грустные минуты,-- что прекрасные глаза ее остановятся на каком-нибудь рижском фате с тем же пронзающим и сладострастным выражением,-- о, эта мысль невыносима для меня... Скажите ей, что я умру от этого... нет, лучше не говорите, а то это восхитительное создание станет смеяться надо мною. Но скажите ей, что если в сердце ее не таится сокровенная нежность ко мне, если нет в нем таинственного и меланхолического влечения,-- то я презираю ее -- слышите ли -- презираю, не обращая внимания на удивление, которое вызовет в ней такое небывалое чувство. 21-го июля (фр.).
1 Никакого не было камня в саду, а споткнулась я о переплетенные корни деревьев. (Примеч. А. П. Керн.)
2 Веточку гелиотропа он точно выпросил у меня. (Примеч. А. П. Керн.)
3 Ему досадно было, что брат поехал провожать сестру свою и меня и сел вместе с нами в карету. (Примеч. А.П. Керн.)}*.
Вскоре ему захотелось завязать со мной переписку, и он написал мне следующее письмо24:
"J'ai eu la faiblesse de vous demander la permission de vous ecrire et vous -- l'etourderie ou la coquetterie de me le permettre. Une correspondance ne mene a rien, je le sais; mais je n'ai pas la force de resister au desir d'avoir un mot de votre jolie main. Votre visite a Trigorsky m'a laisse une impression plus forte et plus penible, que celle, qu'avait produite jadis notre rencontre chez Оленин. Се que j'ai de mieux a faire au fond de mon triste village, est de tacher de ne plus penser a vous. Vous devriez me le souhaiter aussi pour peu que vous avez de la pitie dans l'ame -- mais la frivolite est toujours cruelle, et vous autres, tout en tournant les tetes a tort et a travers, vous etes enchantees de savoir une ame souffrante en votre honneur et gloire.
Adieu, divine. J'enrage et je suis a vos pieds. Mille tendresses а Ермолай Федорович et mes compliments a M-me Voulf, 25 juillet.
Je reprends la plume, car je meurs d'ennui et ne puis m'occuper que de vous -- j'espere que vous lirez cette lettre en cachette -- la cacherez vous encore dans votre sein? me repondrez vous bien longuement? ecrivez moi tout ce qui vous passera par la tete, je vous en conjure. Si vous craignez ma fatuite, si vous ne voulez pas vous compromettre, contrefaites votre ecriture, signez un nom de fantaisie -- mon coeur saura vous reconnaitre. Si vos expressions seront aussi douces que vos regards, helas! je tacherais d'y croire, ou de me tromper, c'est egal.-- Savez-vous bien qu'en relisant ces lignes, je suis honteux de leur ton sentimental -- que dira {Я имел слабость просить у вас позволения писать к вам, а вы, по ветрености или кокетству, позволили мне это. Я знаю, что переписка не ведет ни к чему; но у меня нет силы устоять против искушения -- иметь у себя хоть одно слово, написанное вашей хорошенькой ручкой. Ваш приезд в Тригорское произвел на меня впечатление гораздо живее и тягостнее, чем некогда наша встреча у Олениных. Теперь, в глуши моей печальной деревни, мне ничего не остается лучше, как перестать думать о вас. Если бы в душе вашей была хоть капля жалости, -- вы должны бы сами желать мне этого; но ветреность всегда жестока; и вся ваша братья, вертя как попало чужие головы, восхищается сознанием, что есть на свете душа, страдающая в честь и славу вам.-- Прощайте, божество; я мучусь от бешенства и целую ваши ножки... Тысячу любезностей Ермолаю Федоровичу и сердечный поклон Вульф. 25 июля.
Я снова берусь за перо, потому что умираю от скуки и могу заниматься только вами. Надеюсь, что вы прочтете это письмо украдкой... Скажите, спрячете ли вы его опять на груди? станете ли отвечать мне подробно? Ради бога, пишите мне все, что придет вам в голову. Если вы боитесь моей нескромности, если не хотите компрометировать себя,-- перемените почерк, подпишите какое хотите имя, сердце мое и так узнает вас. -- Если слова ваши будут так же сладки, как и ваши взгляды, тогда, увы! я постараюсь поверить им, или же обмануть себя -- это одно и то же. Знаете что, я перечитываю то, что написал, и стыжусь их сентиментального тона -- что скажет... (фр.)} Анна Николаевна? Ах вы чудотворна или чудотворица!"
Получа это письмо, я тотчас ему отвечала и с нетерпением ждала от него второго письма; но он это второе письмо вложил в пакет тетушкин, а она не только не отдала его мне, но даже не показала. Те, которые его читали, говорили, что оно было прелесть как мило.
В другом письме его было:
"Ecrivez-moi et beaucoup en long, et en large et en diagonale" {Пишите мне, да побольше, и вдоль, и поперек, и по диагонали (фр.).}.
Мне бы хотелось сделать много выписок из его писем; они все были очень милы, но ограничусь еще одним:
"N'est-ce pas que je suis beaucoup plus aimable par poste qu'en face? he bien, si vous venez, je vous promets d'etre extremement aimable.-- Je serai gai lundi, exalte mardi, tendre mercredi, leste jeudi, vendredi, samedi et dimanche je serai tout ce qu'il vous plaira et toute la semaine a vos pieds" Adieu. 28 aoit {Не правда ли, что в письмах я гораздо любезнее, чем в натуре? Но приезжайте в Тригорское, и я обещаю вам, что буду необыкновенно любезен. Я буду весел в понедельник, экзальтирован во вторник, нежен в среду, проворен и ловок в четверг, пятницу, субботу и воскресенье -- я буду всем, чем вы прикажете, и целую неделю у ваших ног. Прощайте. 28 августа (фр.).}.
Похоже что переписываясь с Пушкиным Анна не раз описывала ему тяготы своей семейной жизни и ответы Пушкина были так трогательно нежны и романтичны, что моё сердце сжималось читая их. В шутку он это писал или нет, но ах, он любил и скучал и страдал и ревновал и мечтал...и всё это звучало так трогательно и искренне, что пожалуй стоит ему предоставить слово в следующей главе.
Часть III:
http://www.proza.ru/2009/07/08/221
1 Оленина, рожд. Полторацкая, Елизавета Марковна (1768--1838) -- тетка А. П. Керн, старшая сестра ее отца; была замужем за Алексеем Николаевичем Олениным (1763--1843), президентом Академии художеств и директором Публичной библиотеки, признанным знатоком и ценителем искусства. Дом Олениных на набережной Фонтанки, близ Обухова моста (ныне набережная Фонтанки, 101), был широко известен в Петербурге как место, где собирались виднейшие представители художественной интеллигенции -- писатели, художники, актеры -- разных направлений, куда стекались все новости художественной жизни столицы. Постоянными посетителями оленинских вечеров были Крылов, Жуковский, Гнедич, Батюшков, Озеров, молодой Пушкин, Кипренский, Семенова, Яковлев...
Двоюродный брат А. П. Керн, племянник Е. М. Олениной и отца Анны Петровны И. М. Полторацкого, Полторацкий Александр Александрович (1792--1855) служил в гвардии, вышел в отставку в чине капитана; с 1834 года был женат на Е.П. Бакуниной, предмете первой любви Пушкина-лицеиста.
2 28 декабря 1818 года умерла Екатерина Павловна, сестра Александра I, королева Вюртембергская.
3 Первая встреча Пушкина с А. П. Керн в доме Олениных произошла в январе -- начале февраля 1819 года.
4 Плещеев Александр Алексеевич (1778--1862) -- друг В. А. Жуковского и А. И. Тургенева, член литературного кружка "Арзамас".
5 Строка из басни И. А. Крылова "Осел и Мужик" (1819).
6 В восьмой главе романа "Евгений Онегин", строфах XIV--XVI и XXX, как предполагают, Пушкину виделась графиня Наталия Викторовна Строганова, рожд. Кочубей (1800--1854); мог вспоминать он и А. П. Керн и ее мужа -- генерала. Но называть конкретный прототип в данном случае вообще представляется неправомерным.
В приведенных стихах имеются по сравнению с оригиналом расхождения в пунктуации и мелкие неточности; 13-я и 14-я строки XIV строфы читаются:
Du comme il faut (Шишков, прости:
Не знаю, как перевести).
7 Первое издание "Кавказского пленника" вышло в Петербурге в конце августа или начале сентября 1822 года, с портретом Пушкина, гравированным Е. Гейтманом. Первое издание "Бахчисарайского фонтана" -- в Москве 10 марта 1824 года. "Братья разбойники" впервые появились в альманахе А. А. Бестужева и К. Ф. Рылеева "Полярная звезда" на 1825 год, отдельным изданием вышли в 1827 году. Первая глава "Евгения Онегина" вышла в Петербурге 18 февраля 1825 года.
8 Родзянко Аркадий Гаврилович (1793--1846) -- автор лирических стихов и сатир, в большинстве не опубликованных. В 1818--1819 годах, служа в Петербурге в лейб-гвардии Егерском полку, был близок к декабристским кругам, состоял членом литературно-политического общества "Зеленая лампа". По-видимому, здесь он познакомился с Пушкиным, и между ними установились приятельские отношения. В 1821 году Родзянко вышел в отставку и поселился в своем богатом имении Родзянки Хорольского уезда Полтавской губернии, недалеко от Лубен, где жила у родных А. П. Керн. На протяжении 20-х годов Родзянко поддерживал сношения с Пушкиным, обмениваясь письмами и поэтическими посланиями, несмотря на то, что Пушкин был крайне возмущен выпадом Родзянко против него в сатире "Два века" (см. его письмо А. А. Бестужеву 13 июня 1823 г.). О посещении Пушкиным Родзянко в его имении при "возвращении с Кавказа" нет никаких сведений, кроме сообщения Керн.
9 Вульф Анна Николаевна (1799--1857) -- двоюродная сестра и ближайшая подруга А. П. Керн, дочь ее дяди, брата матери, Николая Ивановича Вульфа и Прасковьи Александровны, рожд. Вындомской, во втором браке Осиповой. Получив первоначальное воспитание вместе с А. П. Керн в доме их деда И. П. Вульфа в тверском имении его Бернове, она жила главным образом в Тригорском, псковском имении матери, временами наезжая в оставшееся после смерти отца тверское имение Малинники или в Петербург. В Тригорском в 1824--1825 годах она близко познакомилась с Пушкиным и увлеклась им, сохранив глубокое безответное чувство к нему на всю жизнь. О своем чувстве она откровенно писала поэту в 1826 году из Малинников в Михайловское (см.: Пушкин А. С. Полн. собр. соч. Т. 13. С. 267--268, 270, 273--274). Письма эти -- выразительные человеческие документы. Сохранились далеко не все из них. Письма Пушкина к Ан. Н. Вульф не сохранились вовсе, кроме двух шутливых записок. По-видимому, они были уничтожены самой Анной Николаевной, как и ее многолетняя переписка с А. П. Керн. Начитанная, любящая и понимающая поэзию, добрая и отзывчивая Ан. Н. Вульф прожила невеселую одинокую жизнь, будучи в постоянной материальной зависимости от матери, ее понятий и капризов. Скончалась она в Тригорском 2 сентября 1857 года.
А. П. Керн допускает неточность, говоря, что Анна Николаевна "часто бывала в доме Пушкина",-- конечно, не она бывала у Пушкина в Михайловском, а он постоянно бывал в доме Вульф-Осиновых в Тригорском.
Прасковья Александровна Вульф-Осипова, рожд. Вындомская (1781--1859), приходилась теткой А. П. Керн, так как была первым браком замужем за родным ее дядей, братом матери,-- Николаем Ивановичем Вульфом. Ранние годы провела в имении Тригорское, где получила первоначальное воспитание и образование под наблюдением отца -- Александра Максимовича Вындомского, отставного полковника, энергичного помещика, человека по своему времени образованного и не лишенного даже литературных интересов, о чем свидетельствует сохранившийся альбом с выписанными его рукою стихами. После смерти отца, а затем и первого мужа Прасковья Александровна унаследовала имения Тригорское в Псковской губернии и Малинники в Тверской, где главным образом и жила со своими детьми от первого брака Алексеем, Анной, Евпраксией, Валерианом и Михаилом Вульф, от второго брака Марией и Екатериной Осиновыми и падчерицей Александрой. Рачительная помещица, не стеснявшаяся крутых мер в обращении как с крепостными, так и детьми, она в то же время постоянно пополняла свои знания путем чтения, изучения иностранных языков и проч. и стала человеком подлинно образованным, выделявшимся из окружающей среды просвещенным умом, широтой духовных интересов, самостоятельностью суждений. За это ее ценили и уважали такие люди, как В. А. Жуковский, А. И. Тургенев, А. А. Дельвиг, Н. М. Языков, бывшие с нею в переписке. Пушкин на протяжении двух десятилетий поддерживал с П. А. Вульф-Осиповой самые добрые отношения, справедливо видя в ней не только незаурядного человека, но и искреннего, бескорыстного друга, готового всегда прийти ему на помощь в любом трудном деле. Сохранилась обширная переписка Пушкина с П. А. Вульф-Осиповой, ей посвящено несколько стихотворений поэта. А. П. Керн много говорит о Прасковье Александровне в воспоминаниях о своем детстве; подробную ее характеристику дает в письме к П. В. Анненкову, написанном вскоре после смерти П. А. Вульф-Осиповой.
10 Письмо Пушкина к А. Г. Родзянко, о котором здесь идет речь, было написано в Михайловском 8 декабря 1824 года. Стихи Пушкина приведены неточно. Полный и точный текст их такой:
Прости, украинский мудрец,
Наместник Феба и Приапа!
Твоя соломенная шляпа
Покойней, чем иной венец;
Твой Рим -- деревня; ты мой Папа,
Благослови ж меня, певец!
Приводимые слова из письма не цитата, а пересказ по памяти. У Пушкина: "Баратынский написал поэму (не прогневайся, про Чухонку), и эта чухонка говорят чудо как мила.-- А я про Цыганку; каков? подавай же нам скорей свою Чупку -- ай да Парнас! ай да героини! ай да честная компания! Воображаю, Аполлон, смотря на них, закричит: зачем ведете мне не ту?" (Пушкин А. С. Полн. собр. соч. Т. 13. С. 128--129).
Текст шуточного послания в стихах А. Г. Родзянко и А. П. Керн Пушкину см. в их письме от 10 мая 1825 года (на стр. настоящего издания).
11 Послание Пушкина "К Родзянке" ("Ты обещал о романтизме...") является ответом на письмо Родзянко и Керн от 10 мая 1825 года. При жизни Пушкина не печаталось.
12 В Тригорском летом 1825 года А. П. Керн гостила с середины июня по 19 июля, когда вместе с П. А. Вульф-Осиповой и ее дочерьми -- Ан. Н. и Е. Н. Вульф -- уехала в Ригу. Там в это время ее муж Е. Ф. Керн занимал должность военного коменданта.
13 Рокотов Иван Матвеевич. (1782--после 1840) -- псковский помещик, владелец села Стехнево Новоржевского уезда, в 40 верстах от Михайловского и Тригорского. Часто бывал у Вульф-Осиновых, посещал и Пушкина.
14 "Сказка про Черта, который ездил на извозчике на Васильевский остров" позже, в 1827--1828 годах, была записана со слов Пушкина молодым литератором Владимиром Павловичем Титовым (1807--1891), посещавшим литературные собрания у Дельвига, и напечатана с согласия Пушкина в альманахе "Северные цветы" на 1829 год под названием "Уединенный домик на Васильевском".
15 Поэма "Цыганы" была закончена Пушкиным в Михайловском осенью 1824 года.
16 Посещение А. П. Керн Михайловского происходило в ночь с 18 на 19 июля 1825 года. В прогулке принимали участие, кроме нее и Пушкина, "тетушка" -- П. А. Вульф-Осипова, "сестра" -- Ан. Н. Вульф и двоюродный брат -- Ал. Н. Вульф.
Алексей Николаевич Вульф (1805--1881) -- старший сын П. А. и Н. И. Вульфов. Первоначальное образование получил в Горном корпусе. С 1822 по 1826 год -- студент Дерптского университета, где подружился с Н. М. Языковым. С 1829 года служил в гвардии. В 1833 году вышел в отставку в чине штабс-ротмистра и всю дальнейшую жизнь, без малого пятьдесят лет, провел помещиком в своих имениях Малинники и Тригорское. Скончался в Тригорском 17 апреля 1881 года, там же похоронен -- на семейном кладбище Вульф-Осиповых на Городище Ворониче. Со своей двоюродной сестрой А. П. Керн Вульф был дружен на протяжении всей жизни. С Пушкиным у него установились приятельские отношения сразу по приезде поэта в Михайловскую ссылку осенью 1824 года. Проводя каникулы в Тригорском, он постоянно общался с Пушкиным, особенно летом 1826 года, когда привез в Тригорское поэта Н. М. Языкова. Известны письма и стихотворные послания Пушкина Вульфу; о нем -- "дерптском студенте" -- поэт писал в "Заметке о холере" (1831). Вульф уделяет много внимания Пушкину в своем "Дневнике", содержащем интересные и важные, но не всегда вполне достоверные сведения (см.: Вульф А. Н. Дневники. М.: Федерация, 1929).
17 Керн имеет в виду строки из V строфы третьей главы, романа "Евгений Онегин":
Кругла, красна лицом она,
Как эта глупая луна
На этом глупом небосклоне.
18 "Приют задумчивых дриад" (лесных нимф) -- строка из I строфы второй главы романа "Евгений Онегин". А. П. Керн относит ее к парку Михайловского, подчеркивая тем самым, что видит прямую связь между пейзажем "Онегина" и окружавшей Пушкина в псковской деревне природой.
19 Керн ошибается, говоря, что накануне ее отъезда из Тригорского Пушкин принес ей "экземпляр 2-й главы Онегина". Вторая глава вышла из печати в октябре 1826 года. Это могла быть только первая глава, вышедшая в феврале 1825 года.
20 Посвященное А. П. Керн стихотворение Пушкина "К***" ("Я помню чудное мгновенье...") было впервые напечатано в альманахе "Северные цветы" на 1827 год. Беловой автограф до нас не дошел. М. И. Глинка написал музыку на эти слова зимою 1840 года.
21 Стихотворение Ивана Ивановича Козлова (1779--1840) "Венецианская ночь. Фантазия" (1824).
22 Письмо Петру Александровичу Плетневу (1792--1865), поэту, критику, одному из близких друзей Пушкина, издателю его сочинений и помощнику во многих житейских делах, было написано 19 июля 1825 года.
23 Письмо Пушкина к П. А. Вульф-Осиповой, где поэт "очертил портрет" А. П. Керн, не сохранилось. Намек на него содержится в приписке к письму от 28 августа 1825 года, адресованной якобы П. А. Осиновой, на самом же деле предназначенной также для А. П. Керн ("Как это мило, что вы нашли портрет схожим: "смела в" и т. д.") (Пушкин А. С. Полн. собр. соч. Т. 13. С. 216; оригинал по-французски).
24 Полный текст писем Пушкина, которые цитирует А. П. Керн, в точном переводе, принятом академическим Полным собранием сочинений Пушкина, см. на стр. настоящего издания.