При всей той нужде, что испытывала Мари Трофимовна, поднимая своих детей, не могла вдовствующая женщина отказать себе в маленькой слабости. Она любила собирать застолье на Галин день рождения. Любя и обожая, вне всякого сомнения, в первую очередь сыновей, дни рождения отмечала только дочери. Пойди, разберись в материнской психологии, что это за выворот такой?
Внучка плантатора, что пользовалась в своё время столовыми принадлежностями из серебра, не признавала общего котла, когда на сельских свадьбах гуртом зачерпывали из одной миски. Поэтому ставила каждому гостю отдельную тарелочку.
Нравилось пережитку старого времени пускать людям пыль в глаза. Однажды, нанизав маринованное мясо на тонкие деревянные палочки, она пусть на сковороде, но умудрилась поджарить шашлык. Довольная своей находчивостью, подала гостям! Одним словом, на следующий день после праздника в доме попросту нечего будет кушать, но зато перед людьми хлебосольная хозяйка никогда не оплошает. Как-то Мари Трофимовна, не изменяя любимой привычке удивить народ, отправилась опосля гулянки, к директору кое-чего выписать из продуктов.
А голова совхоза ей и заявляет, на ту пору был у руля товарищ Скрипченко, что, дескать, пришла просить, в магазине купить не можешь? Хочешь, чтобы тебе выписали подешевле, ящик водки на день рождения было за что покупать, а муку не за что?
Изумлённая такой осведомлённостью, тем более, что количество спиртного крайне преувеличено. Ящик водки пролетариату явно не по зубам, Мари Трофимовна, нисколько не смутившись, ещё такой не родился, чтобы сбил её с толку, задаёт встречный вопрос: «А кто вам сказал, что я купила ящик водки?». Товарищ Скрипченко ухмыльнулся, нашла дурака, осведомителей не сдают. Уходя от прямого ответа, многозначительно вымолвил: «Люди говорят!».
И вдруг простая баба, находясь по другую сторону стола, склонилась к директору и отрубила: «А люди также говорят, что ты с Маруськой гуляешь!». Нокаутированный руководитель открыл рот, а некорректная уборщица добавила: «Вот так людей слушать, они много кое-чего могут сказать!» и вышла из кабинета, крепко ударив дверью. Ей уже стало не до муки. В отличие от Скрипченко, Чиликиди сказала правду.
Частенько походы к начальству боевой Мари Трофимовны сводились к неожиданным диалогам и поступкам. Однажды Галина мать пришла к Горе, чтоб решить неотложные проблемы. Зашла, стоя перед главой совхоза, излагает суть просьбы. Товарищ Скрипченко то ли слушал, то ли не слушал, но, не говоря ни слова, встаёт из-за стола, покидает рабочее место. Обходит просительницу, как неодушевлённый предмет и выходит из кабинета. Мари Трофимовна, не понимая ещё, что происходит, замолчала на полуслове и осталась стоять посреди комнаты, как неприкаянная. Она, естественно, ценила в людях юмор, но не до такой степени.
Когда, после получасового отсутствия директор вошёл в кабинет, школьная поломойка встретила его, сидя за его креслом. Теперь директор стоял перед рабочей не соображая, что за спектакль устроила эта Чиликиди. «Вы не захотели меня принять, товарищ Скрипченко, так может я вас приму?».
Шутка совхозному боссу не понравилась, но и Мари Трофимовна была не в восторге от его финта. Бог с ним с этим Скрипченко, тем более, что его скоро сменит молодой и красивый М. Казе, которого мать знала ещё мальчишкой.
Галя никак не могла понять, почему мамка, по сути, чернорабочая, драившая школьные полы, на день рождения приглашала не соседских таких же простых, как сама, баб, а исключительно людей образованных. Так сказать, интеллигенцию села. Галя очень уважала тёть Фросю Репину и спросила у матери в канун праздника, почему, мол, она не позовёт и её на день рождения? «Та ты что, с ума сошла, Фроська не придёт!» ответила мать имениннице. Девочка пожала плечами, жаль.
И что самое поразительное, многие учителя, конторские работники, сам директор совхоза, не гребовали приглашением простолюдинки и старались уважить Мари Трофимовну. Но, нелишне будет все-таки добавить, что ей невозможно было отказать. Пользуясь тем, что как бы там ни было, но Галину мать почитали, каждый по-своему, она умела и услужить и удружить. Но ещё умела до такой степени пристать к человеку, так умолять, так подчеркнуть значимость именно его присутствия. Попросту проще было нанести визит, чем отвергнуть приглашение.
Клавдия Григорьевна, не смотря, на то, что была смещена с поста директора школы, объяснялась перестановка привлечением национальных кадров, Бачир Нахович как раз был нужной национальности, с Иваном Григорьевичем приглашались всегда. И вообще, отношения двух абсолютно разных женщин, одна из которых обладала двумя дипломами, другая самоучка, едва выводила каракули, заслуживают отдельной истории.
Крестины
Эмоциональная по натуре Мари Трофимовна, если ругала своих детей, то делала это на полную мощь голосовых связок, громко и с пафосом, стараясь произвести неизгладимые впечатления на случайных прохожих. «Я вам, что сказала сделать, а вы что сделали? Ах, вы турки некрещеные!». Это было самое безобидное ругательство из детства младших детей. Потом, когда умрёт отец, распоясавшаяся вдова, не чувствуя уже никакого контроля и понимая, что главней в доме никого нет, будет употреблять самый что ни на есть уличный жаргон, сдобренный отборным русским матом.
Когда Панжины дни будут практически сочтены, Юрка отправится в Краснодар за священником. Прожив свою недолгую жизнь широко и разгульно, умирающий, ещё не старый мужчина, захотел покаяться. И Мари Трофимовна решила за одно окрестить детей послевоенного времени. Галя с братом и им подобные были как раз самым некрещёным поколением за годы правления советской власти. Например, Будяки были все некрести, кроме Нинки, которую бабуня натихоря окрестила в Керчи. Маленькой внучке бабушка строго настрого наказала молчать, но ребёнок едва переступив порог, тут же похвалился крестиком. Клавдия Григорьевна сдержанно промолчала, за такие поступки можно и партбилета лишится, но всё обошлось.
Отныне «некрещёные турки» будут трактоваться не как утверждение, а как сравнение «Что ж вы не слушаетесь, как турки некрещёные?» Кто они такие эти самые турки Галя знать не могла. Склонная к рассуждениям девочка, предполагала, что это такая же разновидность людей, как допустим, грек. Только ещё хуже, раз мать обзывается таким словом.
В тот памятный день ко двору Чиликидиных набежало много народу. После того, как батюшка исповедал и причастил Панжу, крестили не только Галю с Витей, а и Томку Овчиникову и ещё других детей. Витьке повезло больше, его крестила Савельевна и родной брат её мужа Иван Чертов. А у Гали не было крёстного отца. Тогда Мари Трофимовна, спасая ситуацию, выскочила на дорогу. Тут как раз шёл на обед Пашков дядька Митька. «Митя, пожалуйста, пойдем, покрестишь Галю, пока батюшка не уехал! Пожалуйста, Митя, не откажи!» и Митя не отказал.
Так человек, который, возможно, ни разу не был и в хате этой семьи, стал Галиным крёстным. До определённого времени, один раз в год, Галя наведывалась в дом крёстного в гости с кутьёй, на Рождество. Пашковша жена, значит, брала принесённый узелок, извлекала тарелочку со сладким рисом. Аккуратно откладывала пару ложек Галиного гостинца, потом также осторожно, чтобы не рассыпать, накладывала своей кутьи. Завязывала всё как было и возвращала мужниной крестнице узелок, и в придачу та получала завёрнутый в газетку свёрток. Счастливая девочка прижимала к груди подарок и летела по грязи на всех парусах! Скорей, посмотреть, что там завернула не больно приветливая Пашковша. Чаще всего скрывала газета от детских глаз кусок ткани на платье.
Справляя дни рождения своей Гальке в обществе совхозных сливок, Мари Трофимовна на такой праздник, как первое мая, например, могла оторваться и с простыми смертными, как кума Савельевна и её муж Афанасий Афанасьевич.
Выпившую мать дочь не любила, особенно портило настроение пьяное дыхание, фу, прямо противно! Но когда взрослые затягивали: «Ой, ты, Галю, Галю молодая!», маленькая и в силу своего возраста наивная девочка, принимала слова песни за чистую монету. И верила, что это определённо поют о ней! Потому что захмелевшие кумовья и сама мамка громко горланя песню, смотрят на неё.
Вжимая голову в плечи, склоняя её как можно ниже, вогнанный в краску ребёнок, прятал от гостей улыбку. Галя-бука от такого внимания к своей персоне испытывала не каждому понятное чувство стыдливости за избранность. Наконец, когда Галю всё-таки заманули и увезли с собой, хорошо это или плохо наша героиня не могла понять, голоса смолкали. Пьяная компания забывала о Галином существовании, и краска смущения сходила с детского лица.
Дружить с Савельевной Мари Трофимовне было не просто. Своенравная, строго судившая всякого, кто неправильно живёт, она не раз нарывалась на свою куму, которая тоже в зубы особо не заглядывала. Время от времени, ставила Надежду Савельевну на место. Но детьми соседскими мамка восхищалась пожизненно, обидно было, что у неё дети выросли не такими.
«Какие у Савельевны дети! Вон Петька, полковник! Только приехал, нет, чтоб отдохнуть, так он за топор и дрова матери уже рубит. А мой Юрка, (кстати сказать, шофёр) сколько приезжал хоть раз что-нибудь помог? Не за холодную воду!» глаза Мари Трофимовны наливались слезами: «Всю жизнь сама всё делаю! Вы разве дети, ироды несчастные!» пыталась пронять нерадивых деток мать.
В очередной приезд полковника женщина, лишённая счастья иметь жалостливых и трудолюбивых детей, наблюдала за Петькой, как тот копал огород или выкапывал картошку, или чинил забор.
Петр Афанасьевич, по годам который годился Гале в отцы, был старший сын Надежды Савельевны. Он совсем не нравился нашей Гале, лицо его пасмурное и неулыбчивое, казалось, донимала какая-то физическая боль. Военный, явно, недоволен был чем-то, возможно, жизнью. Девочка помнила Петьку с малых лет, когда он стал лейтенантом.
Время шло, бывший сосед продвигался по службе, и Мари Трофимовна была об этом осведомлена не хуже самой кумы. И приводя в следующую побывку в пример хорошего сына, она каждый раз подчёркивала его статус. Чем Петька становился старше, а чин значительней, тем большее восхищение у Галиной матери вызывал его чёрный труд на родительском подворье. Но самой Гале дела до полковника никакого не было, куда приятней было поздороваться с младшим – Николаем.
Как же рано у девочек просыпается этакое подспудное заигрывание с большими ребятами? Сколько было Гале, когда она прилагала всё своё природное кокетство, чтобы заставить взрослого парня оглянуться на неё, пять, шесть, семь лет? Где-то так. Маленькая дурёха караулила соседа из собственного двора. Стоило Николаю выйти из калитки, чтобы поглазеть на родную улицу, как отчаянная малявка громко, дабы частушка достигла нужных ушей, пела во всё горло:
«Я у Коли, в коридоре каблуками топала,
Хоть я Колю не любила, а конфеты лопала!»
Дерзкая девочка конкретно представляла и этот коридор, и обманутого Колю, и как она пляшет, лихо, отстукивая каблуками! Потом ест много конфет. Добрый и воспитанный парень, похожий своей порядочностью на отца, смеялся и пытался взглядом отыскать певунью-невеличку. А Галя, видя, что частушка достигла цели и самое главное не оставила Николая равнодушным, тут же пряталась в свой коридор. Заливалась радостным смехом! Услышал! Хи-хи! Вот она какая, никого не боится.
Мари Трофимовна была без ума от младшего сына кумы: «Какой Николай хороший человек! Как он всегда поздоровается, какой вежливый, какой культурный! На Савельевну совсем не похожий, он вылитый – Афанасий!». Несходство с кумой, видно, ей нравилось больше всего. Она как-то не связывала, что в том, что парень такого приятного обхождения, есть заслуга и его кровной матушки.
Воспитавшая своих детей порядочными и образованными гражданами, Савельевна с не меньшим старанием отдавала себя и внукам. Первый внучок, сын дочери Валентины, что на данный момент проживала в г. Харькове, с явным хохлячьим акцентом не стесняясь, отрицал принадлежность собственного «я» к России.
Маленький житель союзной республики с вызовом бросал русским детям и затесавшейся среди них Гале- гречанке: «Я – укрАинец!». Никто не возражал, все знали, что он харьковчанин. Его непонятное настаивание вызывало только смех и недоумение, ну и что? Ничего! Теперь понятно, почему Украина отделилась
Представить, конечно, мамкину куму ласковой, как бабуню, невозможно, но бабушкой она была очень даже заботливой. Ухоженный дочкин сынок был не только во время накормлен и обстиран, но и по расписанию уложен спать после обеда. И вот этот тихий час аукнулся детям Галиного края потерей волейбольного мяча.
Подросшие Будяки, Репины, Давыдята, ну и Галя с ними скинулись, у кого, сколько есть да и купили настоящий волейбол. Радости, поверьте, было не мало, всё же это был не просто детский резиновый мячик, разрисованный цветными квадратами, который чвакался о землю, как набитый чем-то нехорошим. А лёгкий, накачанный до звона, кожаный, как у спортсменов волейбольный мяч!
Ходить на школьную площадку с ним играть было рискованным мероприятием, зачем лишний раз мозолить глаза Бачир Наховичу и дети собирались около своих хат. Прямо на дороге, становились в круг и лупили по надутой коже, кто как мог. Если ехала машина, её пропускали и опять собирались кругом. Мяч, падая на землю, издавал звук – гуп, гуп! И это чрезвычайно беспокоило бабу Надю.
Она выходила на улицу и начинала стыдить подрастающую молодёжь. Мол, чем гупать весь день мячом, шли бы матерям своим помогали, из-за вашего гупанья мой внук спать не может! Волейболистки как могли отгавкивались, но игру продолжали, ещё чего – улица общая, каждый имеет право на ней играть! Противостояние двух поколений добром не кончилось.
В майский погожий денёк, когда непослушная компания расположилась кругом на дороге, и раздражающие звуки падающего волейбола, выманили Савельевну со двора, чтобы в который раз призвать к порядку непокорный молодняк! Словно по заказу, пропущенный какой-то салохой мяч, покатился бабе Наде прямо под ноги. Та проворно схватила его и, торжествуя, унесла с собой. Девчонки растерялись, редкие несмелые крики вслед с предложением вернуть общий мячик команде не произвели нужного эффекта. Савельевна и за ухом не почесала. И наступила долгожданная тишина, судьба пленённого волейбола скоро разрешилась неожиданным образом.
Ничего не ведавшая о затяжном конфликте Галина мамка, зашла по-соседски к куме поболтать. Кума с полным правом затравленной бабушки, высказала ей всё, как есть, потому что Галька Мариина тоже гупала со всеми! Обвинительная речь звучала примерно так: «Ось бачишь, мячик лыжить? Цэ я у дивчат забрала. Кобылы гупают увэсь дэнь, ничого ни роблють, дытына моя спать не можэ из-за ных! И Галька твоя гупа!»
Заведённая с полуоборота Мари Трофимовна, смотрела то на куму, то на мяч, и вдруг взгляд упал на топор...Участь кожаного любимца была предрешена. Она схватила волейбол, потом топор, замахнулась. Мяч, словно издеваясь над женщиной, как живой отскочил в сторону, это только раззадорило родительницу, а ну, иди сюда!
Следующий удар был точным и наверняка, приговорённый спортивный атрибут зашипел, закрутился, выпуская воздух через небольшую ранку, и затих. Узнав, как жестоко мать поступила с мячом, Галя, естественно, накинулась на мамку: «Зачем ты его порубала? Это же общий мячик!» «А, что я могла сделать? – защищалась Мари Трофимовна, – она допекла меня, и твоя Галька гупала, и твоя Галька гупала! Вот я его и порубала!» С тех пор ничто уже не перебивало сна маленького укрАинца, и только время сгладило обиду и неприязнь соседских детей к безмерно заботливой бабке.