3 литературные иллюстрации
к биографии и балладам поэта Франсуа Вийона
Иллюстрация третья
Царящий в небесах, на море и на суше,
О Господи Христе, помилуй наши души!
А вы, живущие, сплотясь толпою тесной,
Молитесь, чтоб простил нас грешных Царь Небесный.
Ф. Вийон «Баллада о повешенных. Послание»*
Зима 1463 года. Тюрьма Шатле. Вийон пишет при огарке.
Вийон. Открой нам двери рая... ра – я.. Мы жили... жи – ли... м-м-м... Мы жили на земле, в аду сгорая! Да, в а-ду сго-ра-я... Боже, ну и холод! Когда же закончится эта ночь! Нет, нет, пусть лучше никогда не кончается, ведь каждая минута приближает смерть! Смерть... Подвесят – и всего делов! Сколько раз сам видел. Кален Кайо, помню, долго висел, вывалив язык. Да, распухший такой, синий язык... Длинный – Кален любил потрепаться. Ветер раскачивает тело, а потом из глаз лезут черви, лезут, лезут... А люди смеются! Пресвятая Дева! И в меня будут тыкать пальцем! Нет, Франсуа, нельзя думать об этом, иначе свихнёшься. Какая, впрочем, разница, ты после смерти всё равно не увидишь, что станется с этим мешком костей. И возни у палача с тобой будет не больше, чем у цирюльника с бородой... Господи, а вдруг с первого раза не получится? И я ещё буду дрыгаться? Глупости! Нужно думать о душе, о спасении... Чёрт, не получается! Мысли
от страха сбились в кучу, даже ни одна молитва на ум не приходит. Гарнье! Гарнье, слышишь меня? Эй! (Стучит в дверь.)
Гарнье (за дверью). Ну, чего тебе ещё? Неугомонный!
Вийон. Мне... мне нужна бумага.
Гарнье. Ты и так сколько извел. Пишешь, словно Святой Лука. А вот моё слово: вором помрёшь, не помогут твоя писанина и все твои прошения.
Вийон. Не твоё дело.
Гарнье. Может, и не моё, да ты у меня так часто гостишь, что я к тебе уже привык, сынок. Ты лучше бы помолился.
Вийон. Слушай-ка, если ты, Гарнье, не дашь мне бумаги, я и вправду помолюсь, но только Святому Антонию, чтобы он послал на тебя лихорадку!
Гарнье. Ну ладно, ладно, дам я тебе бумагу. Но запомни: в последний раз!
Вийон (отходя от двери). Старый дуралей! Разве тебя должны повесить? Разве тебе запихивали в рот деревяшки, чтобы разодрать челюсти и выбить признание? Судьба милостива к тебе, ты умрёшь в собственной постели. А меня она всю жизнь гнула. Всю
жизнь! Из-за неё я здесь, она сосватала меня к одноногой вдовушке. Она... (Видит в темноте фигуру Судьбы и в ужасе отступает).
Судьба. Ты помнишь меня, Вийон?
Вийон. Я схожу с ума... Старуха! Да, точно, я узнал тебя! Ты... смерть?
Судьба. Я твоя судьба, Вийон.
Вийон. Что тебе нужно?
Судьба. Ты вот уже столько лет поносишь меня без зазрения совести, и мне это порядком надоело. Я – Судьба, Фортуна, Рок – люди изобрели мне множество имён. Меня боятся все смертные. Никто – ни король, ни самый последний нищий, не избежит своей Судьбы. Я ни щажу никого.
Вийон. Браво, браво! Отлично сказано, клянусь Распятием! Какой пафос!
Судьба. Ты смеёшься?
Вийон. А что ещё остаётся в моём положении? Суди сама – мне всё предопределено заранее, забавно, а? Ах, прости, забыл, у тебя,верно, нет чувства юмора. Какая жалость!
Судьба. Не паясничай, не время. Лучше посмотри на себя – живая метла...
Вийон. Твоя работа!
Судьба. Ты сам захотел такой доли.
Вийон. Неправда! Родись я в богатой семье, всё могло бы быть по-другому. Сделай меня принцем, кардиналом, прево, тогда посмотрим!
Судьба. А разве после учёбы ты не мог стать богословом или юристом? Но нет – для этого нужно работать, и долго! Нет, терпение –не твоя добродетель. Учение тебя не занимало, книги ты забросил...
Вийон. Книги? Знания? Все знания сводятся к десятку прочитанных философских трактатов, смысл которых в жонглировании словами. Ну, прочитал я их. В коллеже на улице Фуарр нам
набивали головы римлянами, Экклезиастом и Боэцием. Но ни один учёный грек не помог мне в жизни, я доверяюсь своим глазам больше, чем Аристотелю и Платону. На улице я отличаю
франта по узким башмакам, а монаха – по рясе и кресту на брюхе, и если муха садится на молоко, я вижу чёрное на белом – разве этого мало? А тем, кто с утра до вечера твердит: «Ave, ave, Золото», книги и вовсе не нужны. Итье Маршан – чем непример, а? Богатенький сынок, пристроился при дворе герцога Карла...
Судьба. И спал с Катрин Воссель?
Вийон. Оставь. Уж если ему по душе была эта шлюшка...
Судьба. Ты любил её?
Вийон. Любил? Не знаю. Какая разница, ведь она уже умерла!
Судьба. И тебе всё ещё больно о ней вспоминать?
Вийон. Ерунда!... Ну, хорошо, да, я любил Катрин, так, как никакую другую после. А Катрин любила деньги. Да, эти кружочки с королевским носом оставили с носом меня самого. Пока у меня водились хоть какие-то деньжата, меня в том доме привечали.
Потом госпожа Воссель нашла себе более щедрых покровителей,чем бедный магистр искусств Франсуа Вийон, и захлопнула двери перед моим носом. Мало того, она ещё и каких-то
костоломов наняла, и они подловили меня в переулке. Трое на одного! С тех пор я предоставил Катрин свободу тащить в свою постель, кого её душа пожелает. Я и так слишком долго изображал из себя влюблённого идиота. Поэтому, быстренько собрал свои вещички и подался в Анжер – залечивать разбитое сердце.
Судьба. Ограбив Наваррский коллеж перед самым отъездом?
Вийон. Те сто двадцать экю сослужили мне хорошую службу. Весёлое было времечко! Из нищего я в одну ночь стал богачом, а всего-то постоял на стрёме!
Судьба. Какая разница! Это был грабёж.
Вийон. А когда славнейший Александр Македонский со своим войском покорял Азию, разве это не было грабежом? Нет? Он-то, небось, не подыхал с голоду, как мы. Да и те пятьсот экю, что мы взяли на четверых, просто в сравнение не идут с военной добычей. И
не смотри на меня так. Да, я вор, но, по крайней мере, я это признаю. И я знаю, что, скорее всего, меня повесят. Причём повесят по приговору тех, кто преспокойненько обворовывает сотни добрых граждан и при этом пользуется всеобщим почётом
и уважением. Человек может уродиться вором, но всё зависит от того, в каком доме он родился. Если в богатом – то тут всё в порядке, естественная страсть к наживе будет оправдана любовью к Богу или заботой о государстве. Но если вор родится на улице, значит, так тому и быть, он всё равно кончит петлёй. Я маленький человек, не мне судить о Божьем промысле, но, если бы сам ангел Господень сошёл в небесных одеяниях и сказал бы: «Франсуа, вынь руку из кошелька ближнего твоего, отныне ты будешь жить в довольстве и тепле», разве я ослушался бы?
Судьба. Помнишь нашу первую встречу? Восемь лет назад, там, в «Сосновой Шишке»... В ту ночь ты убил Сермуаза.
Вийон (горячо). Суд оправдал меня, я защищался!
Судьба. Пусть так. Это было моё первое предупреждение. Но ты не захотел прислушаться. Второе было в Орлеане. Тогда тебя хотели повесить, помнишь? А ещё в Мэне, у Тибо де Оссиньи...
Вийон. Чёртов епископ!
Судьба (невозмутимо продолжает). Тогда тебя из ямы вытащил король Людовик, ты получил амнистию по случаю его приезда. Ты удивительно везуч, Франсуа! Сколько раз смерть даёт тебе отсрочку! Но всё впустую, ты живёшь, как и жил. Ведь мог же, на худой конец, стать придворным поэтом!
Вийон. Ха-ха! Если счастье в том, чтобы быть болонкой у герцога, лизать
ему руки за кусок сахару, тявкать на потеху двора и ждать, что в любой момент получишь хорошего пинка, если счастье в этом, то,конечно, я бездарно прожил жизнь. Видит Бог, я пытался! Ты сама знаешь, но ничего не вышло, уж такова, видать, моя планида. Все меня гонят.
Судьба. У тебя скверный характер.
Вийон. Кто бы говорил!
Судьба. Довольно, я поняла тебя.
Вийон. Счастливая! А я, вот, сам себя не понимаю.
Судьба. И всё-таки ты зря меня ругаешь. Лучше смирись, если не можешь измениться... Ещё увидимся, Вийон! (Исчезает.)
Звеня ключами, Гарнье отпирает дверь.
Гарнье. Эй, ты что такой понурый? Радуйся! Суд тебя помиловал! Сейчас пришла бумага.
Вийон. Шутишь?
Гарнье. Какие шутки! Тебя изгоняют из Парижа на десять лет.
Вийон. Десять! Да здравствует парижский суд, пожалуй, я посвящу ему балладу.
Гарнье. Можешь писать до утра. У меня указание выпустить тебя на рассвете. Вот тебе бумага.
Вийон. Спасибо. Ладно, Гарнье, даст Бог, через десять лет увидимся, не переживай!
Гарнье. Мечтаю поглядеть, как тебя повесят! (Уходит.)
Вийон. Э, нет, мне недосуг жениться на вдове. Надо попросить у суда пару-тройку деньков на сборы. Чёрт, должен же я занять деньжат!
Принимается писать. Судьба, не видимая им, стоит рядом.
Судьба. Парижский суд удовлетворит эту просьбу. Через три дня Франсуа Вийон по прозвищу де Лож оставит Париж, чтобы никогда в него не вернуться. Пиши, Франсуа, пиши. Ты снова получил отсрочку.
*Перевод П. Лыжина