Один час из жизни горьковской ночлежки

Нана Белл
один час из жизни горьковской ночлежки
Краткое содержание.

Подвал, перестроенный под учреждение. Везде – столы, шкафы, папки.
Справа от входа – окно, в которое иногда заглядывает солнце, иногда проходят чьи-то ноги. На окне решетка. На подоконнике – два чайника, для заварки и для воды. Оба не первой свежести. У окна – симпатичная молодая женщина. У неё тёмные волосы – каре, как у Мирей Матье, и розовые щёки. Её мама родом из деревни, и поэтому она ещё сохранила природную свежесть. Она любит розовое. Зимой она носит розовую вязаную шапочку, летом – розовую с белым маечку, она даже зонт на распродаже выбрала розовый. Но она не вся розовая – юбки и платья у неё серые, а пальто – темно-синее.
Фигура у неё хороша, спина ровная, грудь высока. Розовая шапочка – зимой или маечка – летом розовят её лицо так, что всем кажется, что она вся розовая, что это розовое у неё изнутри. Её зовут Любаша.
Рядом с окном, вернее перед ним, стол Нины, она сидит спиной к окну, поэтому её всегда продувает, и она часто кашляет.
Напротив стол их начальницы – тоже Нина, только уже с отчеством, Нина Ивановна. Она перелистывает толстые журналы и отмечает в них что-то карандашом. Её родители, так же, как и Любашины, – тоже из деревни. Нина Ивановна – русская красавица, вот кому стати не занимать!
В углу комнаты стол А.Н., она москвичка, а потому бледна и грустна, а глаза большие-большие, карие.
Справа от двери сидит ещё одна Нина. Нина Тимофеевна. Она недавно переехала в Москву из Белгорода, муж у неё в какой-то генеральской должности, чем она, кажется, гордится. Она ещё не привыкла говорить по-московски и Любаша её часто поправляет.
- Любаша, - говорит Н.Т., - не ложи свою ложку на подоконник, а то вечно срач разводите.
- Научитесь говорить правильно, тогда и поучайте, - тихо без интонаций отвечает Люба.
Начинается ссора. Н.И. просит не ругаться, она любит, когда всё хорошо и дружно, её поддерживают А.Н. и Нина.
Входит Галина. Она спрашивает, почему Н.И. опять в обзоре указывает какие-то зарубежные, недоступные источники, ведь говорили же, чтоб брать только своё, отечественное. Должность у Галины важная, она – директор библиотеки, впрочем, это одно название, на самом деле она просто Галя. Она коротенькая, толстенькая, а талия у неё – осиная, говорят, таких мужики любят. Н.И. ей должного отпора дать не может, поэтому краснеет.
Время приближается к обеду, обитатели ночлежки начинают препираться, кому идти за хлебом, чай они пьют сообща. Всем лень. Тогда Н.И., она здесь самая главная и за всё ответственная, со слезами на глазах:
- Всегда я, всегда я, - одевается, берёт сумку и идёт в магазин.
В комнату входит Маринка, она очень маленького роста, худенькая, занозистая.
- Куда это вы Нину Ивановну отправили?
- Сама пошла. Хлеб кончился.
Галина хлопает мелкими подкрашенными ресницами и говорит:
- Давно пора эти совместные чаепития прекратить. Я всегда СВОЙ завтрак приношу.
Она сидит в комнате напротив и не отвлекается от пишущей машинки даже когда ест СВОЙ завтрак. Одновременно она успевает громко посмеяться, рассказать как в Ленинке, где она раньше работала, всё было замечательно, и какие там работают тонкие культурные люди, она также рассказывает про сына, какой он умный и какие у неё гадкие соседи.

С какими-то бумагами и папками входит ещё одна молодая женщина, тоже Люба, но уже с отчеством. У неё своего стола нет, поэтому она сидит за одним столом с Ниной Ивановной, на краешке. Она убирает свои бумаги, журналы Н.И., раскладывает на ИХ столе бумажную скатерть, вырезанные из бумаги ажурные салфеточки.
Она в ночлежке недавно, но уже повесила на замызганное окно свою кисейную шторку с замысловатыми оборками, вырезала вот эти салфеточки, сказала, что на следующей неделе поклеит новые обои. Она здесь человек случайный. Её муж – зубной техник, она обеспечена, домовита и грустит о своей кухоньке. Руки у неё крепкие и твёрдые, но желтые и с какими-то отметинами, это от химии, говорит она, я ведь после школы на хим. заводе работала.
Она берёт чайник и выходит в коридор, чтобы поставить его на плитку.
В дверях она сталкивается с Ломовым, который заехал на машине проведать своих подопечных, его кабинет в другом помещении, и предлагает ему чайку.
- Какой чай, я же из министерства прямо, спешу к себе, меня там народ дожидается.
Так мимо ехал, думаю, заехать надо. А эта где (показывает глазами на стол Н.И. )
- Придет сейчас. Вышла.
- А … ну, глядите, не балуйте тут. Указатель-то сдали?
- Да,- как всегда тихо, отвечает Любаша,- ещё на прошлой неделе.
Тимофеевна ужом вьётся:
- Дмитрий Иванович, Дмитрий Иванович, мне бы тут шкафчик, вон туда – для обзоров.
- Какой вам ещё шкаф, вы же стол просили.
- Да, - говорит Любовь с отчеством, тоненьким голосом, улыбаясь нижней губой, - у меня ведь места нет.
Возвращается Н.И. Красивая. Крупная. Улыбается - и зубы белые и ровные красуются здоровьем и молодостью.
- Ну, здравствуй! Как тут у тебя?
- Да всё хорошо, Дмитрий Иванович, спасибо.
- Спасибо не красиво. Когда в гости пригласишь?
- Д.И., да хоть сейчас садитесь, чайку попьём.
- Чайку, это уж я в министерстве напился.
- Тогда на праздники заходите, ждать будем.
- Ну, ладно. Ты тут смотри, чтоб дисциплина была.
- Не извольте беспокоиться, - шепчет мелкий бес, а Н.И. улыбается и одёргивает кофточку, это у неё привычка такая, чтоб при начальстве стоять прямо и кофточку одёргивать.
Ломов уходит, за ним спешит Галочка, в дверях что-то “напевая” ему.

Он идёт в соседнюю комнату, где сидят зарубежники. На этих он зол. Им, понимаешь, места не хватает, ходят через день, всю комнату шкафами испоганили…

А Галочка своё:
- Так ведь труд – в удовольствие, Дмитрий Иванович, вот я от машинки не отрываюсь.
- Это хорошо, - хвалит Ломов.

- Ну вот, Дмитрий Иваныч за порог, а мы за чаёк, говорит Нина.

Она выходит в коридор, подогреть чайник.
Там, рядом с подоконником, в стене, маленькое отверстие. Оттуда антенками торчат какие-то усики. С ними Нина знакома уже несколько лет. Когда увидела первый раз, испугалась, потом подумала, наверно, паучок какой-нибудь или сверчок. Теперь он её узнаёт, увидит, усиками пошевелит. Иногда ей кажется, будто он её о чём-то спрашивает, а иногда, когда усиками вправо поведёт, будто рассказывает что-то. А недавно в Интернете она вычитала, что живут, де, в старых домах лет по 200-300 такие инопланетные существа, которые всю информацию с людей списывают и в какой-то банк знаний помещают. Может, и правда?
Нина приносит чайник в комнату и думает:
- Хорошо. Сейчас чай попьют и побегут по магазинчикам, а я тут пока что-нибудь да черкану…
Вот они блаженные минуты: схватить карандашик и хоть на бумажке какой, а лучше всего, на библиотечной карточке, начертать про вон тот листик, что с дерева оторвался и падает или про капельку, что в окно стучится или просто: чижик – пыжик, где ты был…,
а только дверь хлопнет, она раз-раз бумажки на мелкие кусочки и в урну, а они оттуда – пёрышками, собирает их потом Толя своей пыльной метёлкой и про себя посмеивается…