Как леди с жизнью впервые столкнулась

Жанна Марова
      Приняв удовлетворённо сходство с Пьехой, леди не пошла больше в театр. И в планетарий тоже. Как, кстати, и в Дом Моделей. Леди стала мужниной женой.
      Однажды, она провожала супруга в длительную командировку. Сердечко её жгла тоска, а руки – горячая курица, когда она поцеловала на прощание благоверного, а потом долго с надеждой смотрела вслед уходящему поезду.
      Ей хотелось бесконечно вглядываться в ту даль, словно в яркую звезду. Но она не могла, её ждали. Любимой и единственной свекрови врачи приписали жуткий диагноз, и та, приняв его словно таблетку, сразу слегла насовсем. Подчинились диагнозу только её тело и ноги, душа же, заполненная бесконечными желаниями, продолжала кружить в быстром темпе. Леди с трудом за ней поспевала.
       В один из дней леди присела подумать своей головой, как давно советовала её собственная мама. В трубке было слышно, как та топала ногами, выговаривая леди за то, что она забросила институт и превратилась в сиделку. Головка леди подсказала, что в том институте много других голов, рвущихся в инженеры, что отечественная наука вовсе не ждёт открытий леди, а у свекрови никого нет, и она ждёт леди ежечасно.
      Как и положено каждой настоящей леди, она засела на целые дни у окошка и принялась вышивать на машинке. Крестиком и гладью. Она умудрилась в этом увлечении достичь виртуозной скорости! Ибо денежек, которые за это платили, едва хватало на них со свекровью и новорожденным малышом.
Но леди понимала, что она – леди, и каждый раз вручала горячую курицу вместе с горячим поцелуем супругу, возникающему дома раз в два месяца с объяснениями, что всё заработанное ушло на дорогу.
       Однажды супруг вернулся насовсем. Это произошло именно в тот момент, когда, несмотря на тёплые заботы леди, его мама отошла в мир иной.
       Зато вернулся он не один. С ним была дама, поразившая не только животом, но и сходством с Софией Ротару.
   Леди очень деликатно намекнули, что песенка Пьехи спета.
   Леди не стала ждать продолжения концерта или плакать, потому что при посторонних леди не плачут никогда. А без посторонних теперь было негде. Вряд ли мама простила леди, когда та не стала слушать её.
   Только леди собралась задуматься своей головой, как её вместе с коляской потеснила в подъезде какая-то грубая женщина, со шваброй и тряпкой в руках. Поступок был совсем не комильфо!
      - Ах! – вздохнула леди и отправилась в ЖЭК, который держал таких невоспитанных служащих.
     - Они не умеют себя вести, - пыталась леди улучшить жизнь вокруг, объясняя всё это их начальнику, - крупной женщине с усталым прожженным взглядом, брови которой удивлённо взлетели, когда она услышала непривычно певучий голосок.
Леди моментально получила два подъезда «в работу» и комнату в общежитии.
       С пяти утра принималась она теперь очень старательно драить полы, стены и ковши мусоропроводов. Дабы случайно не обидеть живущих здесь нерях, леди вполголоса вспоминала репертуар Пьехи. К девяти утра репертуар подходил к концу, и леди возвращалась к своему малышу, гордясь его «вне садовским» детством.
      То, что она попала в неподобающее ей общество, леди сообразила только на ближайшей еженедельной планёрке. Здесь стоял мат-перемат, плавно уплывающий в ближайший магазин за водкой.
      Леди в этой жизни не могла смириться только с двумя вещами – водкой и матерными словами. Как от одного, так и от другого она смертельно бледнела и у неё начиналась мигрень. Тогда её жизнь не могли улучшить даже тщательно убранные подъезды.
     Так как никакого другого общества вокруг не было, леди стала превращать в подобающее то, что есть. Подумала своей головой, что проще изменить мир вокруг, нежели перестать быть леди.
     - Нет, не леди, - сочувствовала она невоспитанной красотке, бросающей окурок на тротуар из окна своего авто.
     - Увы, не ЛондОн, - бросала она мужикам, тусующимся на четвереньках возле мусорокамеры.
     Круг её обязанностей включал вывоз на неповоротливой телеге мусора, скопившегося в мусоропроводе. Своих силёнок не хватало, случайные помощники категорически отвергались. Тогда леди быстро записалась в секцию каратэ для всплеска новых возможностей.

      Однажды, на одной из планёрок им вручили марки общества ДОСААФ и велели распространить среди жильцов.
       Леди оценивала весь мир только с собственных позиций, поэтому, звоня в дверь, была заранее уверена - за ней проживает истинная леди или соответствующий джентльмен.
      Она распродала свои марки за час. В следующий вечер она реализовала все марки управления. Удивительно. Каждый человек по отдельности был вполне подходящим ей обществом. При ней не ругались матом и не выставляли водку на стол.
      Марок наштамповали больше, нежели весь их ЖЭК сдал за год макулатуры. И леди с блеском справилась в пятидневную неделю. Такое впечатление, что все-все люди, даже живущие семьями, были страшно одиноки. Или видели леди «живьём» реже, чем певичек. Они иногда выкупали у неё все оставшиеся марки, лишь бы она задержалась ещё!
      Её попытались запустить по всем остальным подъездам города, но леди не соглашалась идти туда, где ещё не прибрались её руки. До неё доносили фразу – «Уберут другие», разбавив её десятком матерных слов. Леди побледнела и ничего не поняла. Тогда там поднапряглись умом и объяснили, что она завела неправильную моду, при которой наши вооружённые силы останутся раздетыми. Леди вняла и согласилась.
      Вскоре леди заседала уже в комитете Райисполкома. Живые деньги «ни за что» нужны всем и всегда. А в смысле мата и водки общество здесь было ничуть не лучше. Но леди приводила в порядок то, что есть. Её побаивались, перешёптываясь, что за спиной у неё выстраивается такой электорат, что ….
      Согласно расписанному заранее графику каждый её коллега решал собственные назревшие проблемы с жильём примерно раз в полгода. Тем, кто матом не ругался, места в нём, разумеется, не нашлось. Но это вовсе не означало, что леди станет учить такие нехорошие слова.
      Заманив однажды домой давно её клеящего «местного вождя», леди ворвалась следующим утром как раз на заседание комитета. Для антуража она нацепила на себя скрипучую кожанку, карман которой оттопыривался предметом, здорово смахивающим на револьвер.
      - Ну, что?! Зайцы-кролики…, - задорно махнула коротко стриженой головой леди, и рука её поползла к пугающему всех карману, - Кто там по нашему лесному графику выходит завтра на поляну?!
     Глаза леди светились так, что предмет в кармане показался всем гораздо страшнее их вождя, примкнувшего к леди вместе с её электоратом.
      К слову сказать, вождь изначально был заперт в комнате с большим изобилием алкоголя и свеженькими порнофильмами.
     Комитетчики сразу поставили свои подписи, а леди с этой поры приобрела хулиганские замашки.
       На следующий же день она воспользовалась своим административным ресурсом и…
    …и основательно отремонтировала крышу одной из многоэтажек.
Даже не той, в которой жила она сама с мамой, призвавшей дочь к себе, лишь только заболела.
     Да, они тоже жили на последнем этаже. Да, у них тоже всё время лило через крышу. Но головка леди рассудила, что она может подтирать лужи каждый день, а вот беспомощная женщина того дома это сделать не в состоянии.
      Если бы леди приобрела квартиру в центре Москвы, дело бы прикрыли. Но такой самовольной дерзости в том комитете не простил никто и «всем миром» вынашивался план позорного низвержения леди. План обернулся выкидышем, то бишь – осечкой. В стране низверглось всё совсем другими силами.

      И если бы тогда сказали леди, что большие деньги в скором времени начнут зарабатываться от контактов с клиентом…
     что к беспомощной женщине с последнего этажа возвращается из Европы её сын – истинный и всесторонний джентльмен, которому мама укажет пальчиком прямо на леди…
      даже тогда обрадовать бы леди было невозможно.
     Потому что обстановка в стране с водкой и матом будет и далее полнейшим «не комильфо»…
Всё же остальное - изменчиво и исправимо, - ответила бы леди, уже тогда став философом.