ПИСЬМО ПРЕЗИДЕНТУ
Уже третью неделю Марину мучил токсикоз. «Вот незадача какая! – думала про себя Марина, -- четверых родила – и никакого токсикоза, а тут на тебе – удовольствие! И с чего только!» Так, потихоньку ворча на своё положение и вообще на свою и без пятой беременности нелегкую жизнь, Марина перемыла всю оставшуюся с вечера посуду и осмотрелась вокруг. «Ннн-даааа! – громко вслух сказала она, -- убирать и убирать, девчонки совсем не помогают, разбрасывают только всё!»
- Яна! – громко крикнула она, -- Яна! Живо к маме на кухню! Я кому сказала, бегом!
На пороге появилась худенькая и бледная Яна в колготках и в майке: неуверенно переминаясь с ноги на ногу, она вопросительно смотрела на маму.
- Ты опять не умывшись и не одевшись, за рисование уселась с утра пораньше! -- гремела Марина – а ну быстро одеваться и умываться! Потом вынесешь горшок, уберешь кровать, позавтракаешь, и только потом сядешь рисовать! Понятно?
Судя по тому, как Яна насупилась, ей было всё понятно, и, не дожидаясь еще каких-нибудь указаний от мамы, она быстро скрылась в комнате. А Марина, поставив на плитку кастрюлю с кашей и включив электрический чайник, присела за стол. И на желудке, и на душе было муторно. Ей совсем не хотелось кричать на дочерей, но иногда как-то так выходило, что вырывалось само собой, и она срывалась. Ситуацию усугубляла очередная, уже пятая по счету беременность, которую она, как, впрочем, и всегда совершенно не хотела и не планировала, просто так получалось, а избавляться от ребенка было совсем не в правилах всей их семьи. «Господи, как же мне плохо, полежать бы» -- вздохнула Марина и подошла к плитке помешать кашу. «Девчонки услышали, что я кричу, и попрятались в комнате, даже к столу не выходят, нехорошо как-то получается. Они-то в чем виноваты, что я талантливая такая,» - продолжала она увещевать себя. Ей нравилось повторять слово «талантливая» - так её назвала врач женской консультации, когда обнаружилось, что она снова в очередной раз станет мамой.
- Нина Александровна! – взмолилась тогда Марина, - ну что же это получается-то, у меня же планы другие, я в театр, в Москву собиралась! Ну как же это так-то?
- А вот так-то! – ответила ей, улыбаясь, Нина Александровна, талантливая ты такая, Мариночка. Вон сколько женщин мучаются, родить не могут, а ты у нас как часы – через каждые два года по ребенку. Подумала бы о себе!
Марина вздохнула, какой там думать о себе, тут за детьми бы уследить, хозяйство тоже не бросишь, старшая Даша вон в школе стала учиться хуже, опять за уроки с ней садиться надо, а тут на тебе, снова здорово!
- Я, конечно, понимаю, - продолжала, улыбаясь, Нина Александровна, - в стране демографический кризис, сейчас все об этом только и говорят, но ты не думай, ты их проблем не решишь, а до тебя лично дела никому нет, помощи-то не будет.
- Неет, Нина Александровна – возразила Марина, - я не из-за этого, как его, кризиса. Вы не думайте, мне за это ничего не надо, просто я даже не знаю, как получилось-то, мы и так стараемся!
Тут Нина Александровна рассмеялась уже по-настоящему - Да вижу я, как вы стараетесь! Ваши стараниям уже недель шесть-то будет!
Марина тоже улыбнулась – ну хоть сына бы в этот раз родить, а то уже и так четыре девчонки, надо и мужу помощника!
Маринин муж Паша, казалось, взрослел вместе со своими детьми и серьёзнел с каждой очередной беременностью жены. Если первый ребенок стал само собой разумеющимся фактом их молодой семьи, а второй просто подкрепил уверенность в том, что они действительно семья, несмотря на все возникавшие недоразумения и трудности, то третья беременность сначала не вызвала ничего кроме чувства раздражения, потому что пришлась на самый сложный период их жизни. Но когда факт третьей беременности стал очевидным и для окружающих, в сознании Паши что-то незаметно для него самого вдруг резко изменилось, и он, бросив пить (а этого факта из биографии уже не выкинуть, что было, то было), задумался о том, что семью надо спасать, для чего требовалось изменить жизнь. С этим им, надо сказать, повезло – почему-то вскоре после принятия такого решения, а главное – начала трезвой, и от того ставшей еще тяжелее жизни в, казалось, совсем забытой Богом местности, вдруг возник их бывший сосед дядя Коля и предложил переехать с ним поближе к центру и начать вести совместное хозяйство, которое на первых порах им должны были помочь организовать какие-то миссионеры, то ли из Америки, то ли из Москвы - в это Паша тогда не вникал, он просто ухватился за возможность. И поддержанный Мариной (а Марина была настоящей женой – это, правда, он начал осознавать позднее – потому что она горячо поддерживала своего мужа и закрывала глаза на многое, веря в него), он дал дяде Коле положительный ответ в тот же вечер, а через неделю они с двумя детьми на руках и ещё не родившимся, но грозившим появится на свет в любой момент и яростно пинавшим Марину по любому поводу и без него третьим, уже ехали в поезде в неизвестность. Тогда все их скромные пожитки уместились в паре пакетов и одном небольшом видавшем виды чемодане, что, надо сказать, очень облегчило переезд – для такого мероприятия одних детей уже было вполне достаточно.
Сразу после переезда Марина поскользнулась и упала с лестницы – в результате чего меньше чем через сутки на свет появилась до срока их третья дочь Вика. Сказать, что это было абсолютно не вовремя, это значит не сказать ничего. Марина до сих пор не может без содрогания произносить слово «перловка», так как это было их основной едой в течение довольно длительного периода. Как она умудрялась обходиться разным старьем вместо пелёнок и одежды для новорожденной, она сама уже и не скажет, но именно это помогало Паше. Он, ни слова не говоря об их трудностях и стиснув зубы, пытался доказать самому себе, что переезд был не напрасным и что решение они приняли верное. На первых порах он нашел ночную работу в пекарне небольшого районного центра за 15 километров от их временного жилища. Экономя деньги на дороге, на ночную работу он ездил на одолженном у дяди Коли велосипеде, а днём они вместе с нуля налаживали свое хозяйство. Когда их совместное хозяйство заработало, и трудности понемногу отступили, Паша вдруг понял, что после всех выпавших на их долю испытаний, возврат к прежней жизни уже был для него невозможен. А дядя Коля как-то невзначай предложил ему почитать Библию, объяснив это требованием «миссионеров». Паша и не думал отказываться, хотя и не помнил, когда в последний раз ему приходилось держать в руках книгу, и было ли это вообще в его жизни.
Чтение его сразу же захватило, потому что в том, что называлось Новым Заветом, он прочитал то, что ему, хоть и неявно, но очень хотелось от кого-нибудь услышать, особенно когда он по ночам ездил на велосипеде по трассе на работу. Большим плюсом было также и то, что написано все было не сплошным текстом, а по главам, так что можно было, не бросая чтения на середине, остановиться и подумать. Тогда он очень часто подбегал к Марине по вечерам и вычитывал ей небольшие отрывки, взывая к ее сознанию. Но Марине тогда было совсем не до этого, и она лишь из вежливости поддакивала мужу и кивала головой.
Когда третьей дочери исполнился год, они уже жили в отдельном доме, вернее на «своей» половине, а на второй половине жил дядя Коля и еще несколько пожилых мужчин, которые большую часть своей жизни провели на зоне, а сейчас им просто некуда было идти. Все мужчиныа занимались хозяйством – коровами, курами, гусями и свиньями – и огородом, Марина хлопотала с детьми и по дому, вся готовка была на ней, Пашу вообще очень скоро сделали на этом хозяйстве главным и даже стали платить небольшую зарплату, что дало ему возможность больше не мотаться за пятнадцать километров на прежнюю работу. И вот когда Вике исполнился годик, Марина с Пашей организовали что-то вроде дня рождения не только Вики, но и их новой жизни, в которой уже не было места ни водке, ни ссорам и брани, ни отчаянию. И хотя на смену пришел пока только тяжелый изнурительный труд, сопровождаемый безденежьем (а когда его не было?), и сомнениями – а сумеем ли, а выберемся – всё равно они чувствовали себя совсем по-другому, у них была цель, а это очень часто помогало открываться второму дыханию в их бесконечном марафоне по выживанию в новых условиях.
Когда, как обычно – по чистой случайности – Марина забеременела в четвертый раз, они уже жили в своем доме, пусть с прогнившим полом и полуразвалившейся печкой, но в своём. И помог им в этом отец Паши, который не выдержал одиночества на старом месте жительства, очень соскучился по внучкам, и поэтому без особых сожалений продал свою квартирку, предварительно начав копить пенсию, отказывая себе во всём, в чем только было можно. Вот на эти деньги они и купили дом по соседству.
Надо сказать, что дед Сергей – а его так звали все, включая и деревенских кумушек, старше самого «деда» Сергея – очень органично вписался в их обновленный жизненный уклад. Он оказался очень хорошим помощником не только сыну, но и Марине, а для девчонок он вообще был и дедушкой и бабушкой в одном лице. У них уже было свое хозяйство, одну корову им помогли купить новые Маринины друзья, московские дачники. Паша был рад, что у Марины появилось общение, хотя и искренне не понимал, что у благополучно выглядевшей и приезжавшей на своей машине москвички может быть общего с его женой. После нового знакомства Марина изменилась, она стала уверенней в себе, и у неё появился интерес к жизни, Паша уже больше не замечал в ее глазах отстраненного взгляда, когда не поймешь, слышит ли она, что ты ей говоришь, или нет. Марина, как казалось Паше, бегала к москвичам по делу и без дела, она даже могла всё забросить, включая и детей, но девчонки быстро сориентировались и стали бегать за мамой. Хотя Паша с дедом Сергеем всегда отказывались от приглашений, их неизменно приглашали всякий раз, когда по случаю организовывалось чаепитие или что-то более существенное. Паша в душе не одобрял такое, с его точки зрения, праздное времяпрепровождение, но жене никогда ничего не запрещал и не высказывал недовольства даже намёком.
Четвертые роды оказались такими тяжелыми, что от того состояния, в котором пребывала Марина после роддома, Паша пришел в ужас и задумался о том, что как-то им надо максимально усилить меры безопасности, потому что уже родившимся детям нужна мать, а с такими последствиями уверенность в благополучном исходе следующих (не приведи Господь!) родов была равна нулю.
И вот несмотря на все усилия и старания обоих, когда четвертой дочке Юле еще не исполнилось двух лет, Марина огорошила Пашу известием о следующей беременности.
- Мариш, ты шутишь – уверенно сказал он, – быть такого не может, мы же делали все, как положено.
- Дааа! – несколько агрессивно отреагировала Марина – я тоже так думала, пока с Ритой не поговорила. Она только ахнула и сказала, что мы не первый год женаты, могли бы и знать кое о чём!
- А Рита-то откуда знает! – тут уже агрессивно зазвучал Паша, -- у неё своих-то детей нет!
- А от того всё и знает, что своих детей нет. Пробовать родить, когда не получается – это ещё потяжелей может быть, чем мучиться так, как я!
- А ну вас, женщин! Вас не разберешь, когда вам плохо, а когда хорошо, - махнул рукой Паша и поежился от мысли, что Марина теперь точно его за Можай загонит, во всяком случае, на первых порах. В этот раз она ограничилась только одной фразой, брошенной в ответ на Пашину реплику: «Зато у вас, у мужчин, все просто, и разбираться не надо!»
Паша благоразумно промолчал, но про себя продолжал думать о том, что Марина после знакомства с Ритой очень изменилась. Она стала какой-то независимой что ли, раньше как тень, всегда где-то рядом или у плиты, а после знакомства – то на почту, то в магазин, то к Аньке в соседний поселок лясы поточить, то радио слушает, то новости по телевизору ей подавай. Тут вообще отданные на растопку газеты стала читать с первой страницы и вечно норовит ещё рассказать что-нибудь. В Москву в театр ездила! Янку с собой таскала! И ведь так поставила, что и слова ей не скажешь! Вязать стала, машинку швейную ей привезли, строчит какие-то подушки из старья, костюм старшей на новогодний праздник сшила, а младшей какие-то немыслимые штаны – увидела в журнале чушь какую-то! Вот журналы Паша точно не одобрял, книги, ладно, пусть читает, она и до замужества читать любила, он видел её с книгой часто, когда ещё начинал ухаживать. Он даже смирился с тем, что Библию она пока читать отказалась, сказав, что лучше он ей сам пусть почитает или порассказывает. Но журналы – это было свыше его терпения. От них проку было никакого, они даже в печке не горели, он как-то пытался растопить, так только надымил и всё. Именно неприязнь к журналам сделала невозможное – Паша сам, тайком от Марины, улучил момент и пошёл к Рите попросить ееёне привозить Марине этот источник порока.
Надо сказать, что Рита его очень хорошо поняла и обещала больше таких журналов не привозить. Она также объяснила, что журналы бывают разные и что Паша, скорее всего, не любит не все журналы, а модные, глянцевые журналы, где всячески рекламируется стиль и образ жизни больших городов. «Я и сама на них деньги не трачу, а то, что привожу – это я на работе у девчонок беру, когда они насмотрятся, -- сказала в своё оправдание Рита и продолжила – я думала, может Марине интересно о моде почитать, посмотреть на другую жизнь, но я с тобой согласна, это совсем не та жизнь, на рассматривание которой нужно тратить столько времени». Так Паша в душе смирился с Ритой, которая оказалась, на его взгляд, абсолютно нормальным человеком. Казалось, это случилось недавно, а ведь тогда еще и Юлька еще на свет не появилась, а теперь уже и пятая беременность подкралась, как из-за угла.
Дверь на кухню тихо скрипнула и вывела Марину из оцепенения. Она встрепенулась и начала помешивать кашу. За стол, сопя и не говоря ни слова, усаживалась Яна, Вика выглядывала из-за двери, изучая обстановку. Марина была больше чем уверена, что за Викой пряталась Юля – младшая была, пожалуй, самой смышленой и вовсю эксплуатировала сестёр, которые об этом даже не подозревали. Марине очень хотелось улыбнуться и сказать что-нибудь ободряющее всем девочкам, но вместо этого она спокойно, но достаточно строго спросила у Яны, сделала ли та все, о чем её попросила мама. Яна кивнула. Тогда Марина поинтересовалась насчет Вики, сделав вид, что не видит, как та выглядывает из-за двери.
- Неее, -- протянула Яна, -- Вика мне горшок не помогла вынести, а всю кровать я сама заправила, пока они с Юлькой играли.
- Не ври – не выдержав, крикнула из-за двери Вика – я с Юлькой не играла, она сама ко мне пристает!
Но Яне было уже было некогда отвлекаться на сестру, она обнаружила на столе куски хлеба и сосредоточенно вымазывала ими блюдце с вареньем. Марина молча наблюдала за развитием событий. Не услышав подтверждения того, что мама все еще сердится, первой сориентировалась Юля и, юркнув под рукой у Вики, державшей дверь слегка открытой, чтобы было лучше слышно всё там происходящее, с самой очаровательной улыбкой, на которую была только способна, она предстала перед мамой. Марина не удержалась и улыбнулась.
- Вика, а ты что за дверью стоишь, иди за стол, каша готова, – позвала она третью дочку. С Викой у них были определенные проблемы. Московская подруга Марины Рита назвала их психологическими. До рождения Юли Вика была младшей и имела все вытекающие из этого привилегии. Появление же на свет четвёртой дочки оказалось настолько тяжелым, что на какое-то время после приезда Марины из роддома на Вику особо внимания не обращали. Её просто, ничего не объясняя, перевели спать с маминой кровати на диван к старшей сестре. И всё.
Какое-то время никто ничего не замечал, но вскоре Вика, которая довольно рано и чисто заговорила, начала картавить и изображать из себя, по определению Марины, «маленькую Лялечку». Пару раз Марина поддала Вике затрещину, но это только ухудшило её поведение, на что Марина решила не отвлекаться, потому что с младшей тоже начались проблемы, видимо, сказывалось последствие тяжёлых родов. Эти проблемы с младшей общими с Ритой усилиями им преодолеть, слава Богу, удалось – с Юлей к году уже было все нормально, она научилась ходить и перестала постоянно плакать, а вот с Викой все только начиналось.
Сначала Марина думала, что Вика повзрослеет, и все пройдет само собой. Но не тут-то было. Чем дальше, тем больше она откатывалась в своем развитии назад, к младенческому возрасту. Она снова писала в кровать, невнятно говорила и жутко капризничала, не принимая никаких маминых оценок её поведения. Для неё перестали существовать слова «можно- нельзя», «плохо-хорошо», и на просьбы родителей что-либо сделать она уже адекватно не реагировала, единственно, кто мог её более или менее вернуть в прежнее состояние, был дед Сергей, которого она безоговорочно любила. Марина также начала постоянно находить «повешенные» игрушки, Вика почему-то привязывала к ручкам двери, ножкам стульев и стола все игрушки, с которыми она играла, и привязывала так, что отвязать было очень трудно. И вот когда Марина нашла её саму привязанной к ножке стола, она очень испугалась и решила позвонить Рите.
Из сбивчивого рассказа Марины Рите удалось сделать только один вывод – Вика подсознательно пытается дать знать родителям о своей внутренней проблеме. Марина особо объяснений Риты не поняла, кроме одного – теперь ей придется всё своё свободное время, да и не только свободное, посвящать Вике, иначе будет хуже. Сразу после этого разговора Марина с присущим ей энтузиазмом взялась за дело. Вскоре Рита передала им из Москвы разные книги, как для самой Марины, так и для занятий с Викой, и дела пошли совсем хорошо. Первым достижением было восстановление произношения буквы «р», далее последовало основательное забытое разучивание стихов – это была Маринина традиция разучивать с детьми стихотворения. А потом жизнь потихонечку сама собой вернулась в своё прежнее русло, что, однако, не означало, что проблема была исчерпана. На будущее Марина договорилась приехать с Викой в Москву показать ее психологу, но, как всегда, в их планы вмешалась очередная беременность …
Марина сняла кастрюлю с кашей с плитки и поставила на стол, Яна с Викой уже расставили тарелки, и Марина про себя отметила, что её старания даром не проходят – справа от каждой тарелки аккуратно было положено по ложке. «Молодцы, девочки!» - похвалила Марины. Не подозревая о той помощи, которую она оказывает маме своей фразой, Яна уточнила: «Это все Вика!»
- Вика вообще у нас молодец, -- радостно подхватила Марина – так хорошо всем помогает – и маме, и папе, и дедушке. И вам хороший пример подает – Марина повернулась к Яне с Юлей – учитесь у сестры!
Вика была на седьмом небе от счастья.
- Вот мы Вике первой кашу и положим, сказала Марина и протянула руку за её тарелкой – знаете что, девочки, - продолжала она, - может быть, вы и не слышали, но каша сама только что попросила меня первой положить ее Вике!
Яна недоверчиво улыбалась, Вика широко распахнула глаза, а Юля с живостью подхватила и слегка картавя затараторила: «Я свышава, я свышава!»
- Это мне каша говорила, а не тебе, - мгновенно отреагировала Вика на младшую сестру – Викиной ревности к младшей Марине пока изжить не удалось.
- Тише-тише, все едим кашу, а то остынет, - Марина постаралась переключить внимание девочек на еду. На какое-то время за столом воцарилось молчание, Марина поставила всем по чашке молока и сказала, что после еды можно, потеплее одевшись, пойти погулять и посмотреть, что там делает дедушка.
Когда девочки поели и убежали во двор, Марина неспешно собрала посуду и, как обычно, включила радио. Сначала она не вникала в то, что там говорилось, последнее время оно больше служило для неё фоном, отвлекало от грустных мыслей. Но вдруг какая-то совсем не часто встречаемая в обычных программах интонация привлекла её внимание, и она начала слушать, о чём шла речь. Сначала она поняла, что это было выступление президента, правда, по какому поводу, она так и не сообразила. Но то, что она услышала, превзошло все её ожидания. Всего пару минут назад она даже отдаленно представить себе не могла, что может такое услышать – речь шла о матерях, о том, что им надо помогать, потому что в стране очень плохая ситуация с рождением детей. Она бросила всё и села слушать дальше. Сердце колотилось, дыхание перехватывало, хотелось даже всплакнуть. Неужели к материнству теперь по-другому относиться будут, неужели всерьез теперь её будут воспринимать, а не отводить глаза, в очередной раз отказывая, когда она приходит на прием к местной администрации с какой-нибудь пустячной просьбой, неужели теперь можно не тянуть до последнего, скрывая свою беременность от соседей, чтобы избежать их неприятных комментариев и насмешек – ведь сам президент говорит, что это важно?!
Возникавшие один за одним вопросы, казалось, уже не умещались в голове, и откуда ни возьмись у Марине появилась уверенность, что теперь ответ на них может быть только положительным. Когда она услышала о материнском капитале, то даже опешила – двести пятьдесят тысяч рублей – такого быть не может! И это за то, что женщина рожает второго ребенка, а она-то пятого!!! Тут Марина окончательно впала в состояние эйфории. Когда речь о материнстве закончилась, Марина пулей вылетела поискать свёкра, чтобы поделиться с ним такими новостями.
- Дядя Серёжа! Дядя Серёжа! Что творится-то!! – почти кричала она, подбегая к свёкру.
- Что, Мариночка, что случилось?? –тоже почти закричал свекор, выронив из рук лопату.
- Да ничего страшного, дядь Сереж, пошли послушаем, сейчас в новостях будут передавать про нас, про матерей. Нам теперь другие условия будут, нам помогать теперь будут. Государство! Сам президент только что сказал, я своими ушами слышала, точно! - Марина почти тянула свекра за рукав в дом.
Сергей явно ничего не понял, но решил послушаться Марины и пошел за ней в дом. Когда, наконец, он вник в суть, новости его тоже обрадовали, но спросив у Марины, когда ей рожать и что-то в уме посчитав, вдруг сказал: «Материнский-то капитал дадут тем, кто родит в следующем году, а ты-то ещё в этом году должна родить». Марина опешила, о сроках она как-то на радостях-то и не подумала.
- Это что ж такое получается – начала рассуждать она – даже если всего каких-то две недели разницы, то даже на пятого всё равно ничего не дадут?? А я-то размечталась девчонок выучить на эти деньги, у нас других, дядь Сереж, шансов нету!
- Ты обожди, Мариночка, не спеши выводы делать – поспешил успокоить ее Сергей, - я вот всё-таки больше тебя на свете живу. Мало что президент говорит, пока до нас дойдет, вы и шестого сообразите!
- Да ну тебя!!! - замахала на свекра руками Марина – мне бы этого выносить, а ты ещё шутишь!
-Да не шучу я, Марина, я за тебя переживаю. Ты ведь у нас доверчивая, всему веришь, а я вот на своем опыте убедился, никто тебе не поможет, кроме тебя самого, одна только просьба, чтоб не мешали.
- Нее, дядь Сереж, - никак не могла успокоиться Марина, – это сам президент говорит, ему врать никак нельзя. Раз сказал, значит они там все посчитали, значит нужны мы им, вот как!
Подумав еще немного, Марина добавила: «Я Рите позвоню, у них там в Москве, может, уже и больше известно, Рита разберется, они с Димкой умные». Сергей кивнул головой - Ну что ж, Рите звонить – дело хорошее, может, действительно, больше они там знают, - и отправился дальше делать дела.
На следующий день, всё тщательно обдумав и поговорив с мужем, Марина позвонила Рите посоветоваться и с ней по этому поводу. Оказалось, Рита тоже всё слышала, и они с Димой даже обсудили Маринины возможности, но разговор был коротким, потому что она сказала, что сама перезвонит Марине в обед, когда не будет начальника, и они смогут нормально пообщаться, может быть, даже вместе с Димой.
До звонка Риты Марина перебирала в голове все возможные, как ей казалось, варианты развития события. Рита же была сдержана в своих оценках, но возможности получения материнского капитала не исключала - Кто знает, Марин, - говорила она, - ты не единственная такая, и наверняка, предусмотрят какие-нибудь исключения для таких ситуаций, как в твоем случае, а то уж больно глупо в таких тонких вопросах время «ч» устанавливать».
Дима был более категоричен, поскольку при всём его одобрении курса на усиление позиций и улучшение состояния собственной страны и собственного народа, никаких иллюзий по поводу чиновников, которые этот курс должны были проводить в жизнь, он не питал.
- Да они как думали о своем кармане, так и будут думать, - гремел от вместе с Ритой в трубку – Марина, тебе надо писать самому президенту, сейчас самое время – тебе ответят, увидишь.
Рита подумала и согласилась с Димой. «Я вообще всегда скептически к таким мероприятиям относилась – это что на деревню дедушке писать, толку никакого не будет, но сейчас, может побоятся, ответят, объяснят, какие у тебя шансы». В результате они договорились, что Марина попробует написать черновик и отправит его Рите «на рецензию», а там уж они вместе решать, как быть дальше.
С того разговора прошел месяц, а Марина всё никак не могла сесть за письмо, её отвлекали то дела, то плохое самочувствие, то просто охватывало неверие в свои силы. Но с того момента, как она услышала самую главную для себя новость, она продолжала постоянно следить за развитием темы и по радио и по телевизору. И вот, наконец, проводив старшую дочь в школу и накормив младших, она уселась за стол и застыла над чистым листом бумаги с ручкой в руках. Сначала она написала, как сказала Рита: «Уважаемый господин Президент», потом подумала и добавила восклицательный знак. Дальше дело никак не шло, а в голову лезли разные нехорошие мысли. «А вдруг меня за это письмо в тюрьму посадят?» -- неожиданно пришло ей в голову. «Вот не дойдет по адресу, прочитают где-нибудь у нас на почте, тогда ведь сраму не оберешься – засмеют, и так смеются надо мной, а то ещё хуже будет».
Маринина рука сама собой потянулась к телефону, и она стала набирать Ритин номер.
- Ритааа, - начала Марина издалека, - ты, наверное, сама не рада, что телефон мне подарила…
Рита поняла, что Марине нужно поговорить и сказала, что сейчас ей перезвонит. Марина, спотыкаясь почти на каждом слове, косноязычно начала излагать ей свои сомнения.
- Подожди, - остановила её Рита, – ты боишься, что тебя могут наказать за твое письмо?» Марина подтвердила.
- Да нет, Марин, ничего тебе за это не будет, не бойся, времена давно прошли – это раз. А во-вторых, тебе не надо опускать письмо у себя на почте. Ты перешлешь его нам заказным письмом, и я опущу его на центральном телеграфе в Москве. Поняла?
Марина удивилась, что сама до такого не додумалась, проблема была решена, и они проболтали с Ритой еще полчаса, больше к этой теме не возвращаясь.
После разговора Марина решила разозлиться на себя, чтобы ускорить процесс. «Что я как мямля какая, сижу нюни распускаю, Риту дергаю, надо сделать и все!» С решительным настроем она вывела первое предложение «Вот Вы предлагаете матерям помогать, а мы тут никак понять не можем, на какую помощь нам можно надеяться», - перечитав предложение и оставшись довольной собой, Марина продолжала более решительно. «Я рожаю пятого ребенка в конце этого года, так могу ли я рассчитывать на материнский капитал, или мне ничего не положено, потому что я совсем немного не дотяну до следующего года?» Прочитав своё второе предложение, Марина почувствовала в себе что-то вроде азарта напополам со злостью.
- Тогда получается, что мои дети никому не нужны, кроме меня, а государство начнёт заботиться только с нового года? Что моим детям учиться не надо, пусть всю свою жизнь коров доят, да в тазах моются! Вот Вы хотите, чтоб мы рожали дальше, я пока рожаю, потому что так получается, а моя старшая дочь уже видит, как мы с отцом мучаемся и говорит «что ты, мамочка, я рожать, как ты, не буду, я не хочу так плохо жить! Вот они, следующие, уже рожать не будут, как я, они на моем примере видят, что это такое на самом деле!» Так Мариина, сама не заметила, как, настрочила двойной лист, выдранный из Дашкиной тетради, перечитав, она с гордостью подписалась: Данилова Марина Юрьевна, мать четырех дочерей, беременная пятым ребенком», потом сложила письмо, вложила в конверт и решительно запечатала. На душе у неё стало легче. На конверте был еще указан Ритин адрес, и Марина понимала, что теперь можно расслабиться и хоть на время не думать о такой приятной в начале новости.
Когда Рита прочитала письмо Марины, она не выдержала и рассмеялась. «Хорошо бы это и отправить – подумала она – но нас не поймут, глас народа должен быть более дипломатичным, обстоятельным и взвешенным».
Вечером она дала прочитать письмо Диме и его сестре Оле. Почти до ночи они до хрипоты обсуждали, что с ним делать, и в конце концов решили поговорить с Мариной, убедить её в необходимости переписать письмо, что вполне могла бы сделать Рита. На следующий день, как только Рита смогла позвонить Марине, она очень обстоятельно объяснила ей ситуацию. Марина спорить и не собиралась. Напротив, когда она поняла, что настоящее письмо будет писать не она, а Рита, то даже обрадовалась, потому что сама втайне все-таки боялась такого высокого обращения. Договорившись с Мариной об организационных моментах, Рита начала выяснять у неё, чего та своим письмом действительно хочет – только узнать о материнском капитале, или ещё что-то.
- Неет, Рит, я не только о деньгах. Неудобно как-то только про деньги. Я хотела поделиться тем, как нам тяжело, рассказать ему, как простые люди живут, вроде нас, как это на самом деле детей в нищете растить и воспитывать. Все-таки мы много сделали, чтоб в пропасть не скатиться, как ты сама говоришь.
В результате они договорились, что Рита напишет письмо и передаст его со знакомыми, которые в своё время у нее купили дом в Марининой деревне. Если Марина будет со всем согласна, то просто перепишет его, запечатает в конверт и отправит опять Рите, а уж Рита опустит его в Москве поближе к адресату.
Через день наступил Ритин черед написать обращение «Господин Президент» и призадуматься. Всего через пару минут Рита уже с азартом ударяла по клавиатуре компьютера.
«Меня зовут Данилова Марина Юрьевна, я мать четверых детей, а скоро, надеемся, стану матерью пятерых детей. Я очень внимательно слушала Ваше послание, отложив все дела, потому что еще никто и никогда и о моих проблемах тоже не говорил так подробно и конкретно. Сначала мы всей семьей обрадовались, решили, что теперь-то уж у нас будут возможности наладить свою жизнь, и мы сможем дать своим детям образование. А потом я всё думала-думала об этом, и у меня появилось много вопросов.
Первое – это, конечно же деньги. Сейчас куда ни сунься, за всё платить надо. Образования детям нам дать нет возможности, поэтому, когда я услышала про 250 тысяч, то подумала, что и мои дети тоже смогут получить возможность выбиться в люди, учиться и достойно работать и делать то, что им по душе и что они хотят и могут. Например, моя старшая Даша очень хорошо поет и просто бредит танцами. Учительница сказала, что у нее редкий голос и её учить надо. Она очень спортивная. В районных соревнованиях по бегу она без всякой тренировки вообще сразу заняла второе место. Вторая дочка Яна очень хорошо рисует и может за этим занятием провести весь день Говорят, тоже учить надо. Ей всего шесть лет, а она уже умеет считать, писать, читать. Любит учить стихи. Но мы живем в деревне, в 7 километрах от школы и другой цивилизации. Транспорта у нас никакого нет, только пешком. Летом ещё ничего, а вот осенью, зимой и весной – лучше об этом и не писать.
Так вот мой вопрос: если я рожу пятого не в новом году, а в декабре этого, то попаду ли я в новый закон?? И если я рожу пятого, а не второго, то распространятся ли на меня льготы? Сказали же, что на рождение второго ребенка?! Попадут ли в новые льготы все мои дети, которые родились раньше, или мы вычеркнуты, а льготы начнутся только для тех, кто родится после нового года?»
Рита перечитала написанное и структура письма стала ей окончательно понятна.
«Второй мой вопрос – продолжала писать Рита, уже почти физически ощущая себя Мариной, - связан с тем, как нам узнать конкретно, на что у нас есть право, как мы его можем реализовать и в какие сроки? По радио всегда говорят обнадеживающе. Я попробовала уже кредит получить на развитие хозяйства, только ничего у меня не вышло. Моя семья, мой муж и свёкор пытаются наладить фермерское хозяйство. У нас есть две коровы, два бычка и две телочки. Есть куры и гуси. Есть свинья. Да нету у нас сарая для них, только тесный хлев. Для огорода и сенокоса нет никакой даже самой простой техники – только лопата да коса. Мы могли бы делать больше, мы хотим выбраться из бедности, мы хотим работать и зарабатывать сами. Мы не пьём и даже не курим. Но на большее нужны деньги, нужны чтобы купить технику, чтобы работать дальше, потому что всякой физической силе есть предел. А вот денег-то у нас и нет. Просто так нам никто не дает, мы бедные да ещё с детьми (поверьте моему опыту – это для нас минус, что дети есть, никто не верит, что с таким количеством детей мы сможем вернуть долг). Вот я наслушалась по радио, как кредиты сейчас дают без процентов, как помогают сельское хозяйство развивать, и поехала в наш районный центр. Ездила я туда много раз, в очередях сидела, просила, расспрашивала, да без толку все. В одном только месте сказали, что могут дать под 19% на пять лет под гарантию пенсии моего свёкра. Но это совсем не как по радио. И мы такого не можем себе позволить. Но остается надежда на районную администрацию, но я понимаю, что далеко не все в их силах.»
Рита снова перечитала написанное. «Надо бы местную власть похвалить, а то как спустят вниз, так Марину точно со света могут начать сживать, - думала Рита, – но похвалить нужно вообще, конкретного-то ничего не скажешь, потому что ни фига они не помогают, только всю землю вокруг озера скупили, и Марину бы с остальными выжили оттуда, была б их воля!»
Сама Марина и её семья никак не могли понять, чем приезжим и местной администрации так приглянулась земля в их деревне – дорог, хоть это и какие-то пять километров нет, осенью и весной просто катастрофа, электричество с перебоями, магазина тоже нет, а когда они заикнулись о нескольких лишних сотках для расширения огорода, оказалось, что земля-то вся скуплена неизвестно кем. Ну неизвестно кем, это, может, и неизвестно для тех, кто наверху. Местные же, как всегда, всё знали. Это сделал через подставную фирму глава районной администрации, к которому, было время, Марина ездила на прием как на работу, да без толку: за работу-то хоть зарплату платят, а тут только сама на транспорт разорялась. Поморщившись, Рита продолжила:
Я не могу сказать, что нам районные власти не помогают. Глава администрации нашего района ко мне хорошо относится, говорит, всегда могу к нему прийти. Это правда. В прошлом году местное НТВ про нас сюжет делали. Потом нам отдел соц. защиты плиту газовую подарил. Но у нас нет газа. Трубу к нам не поведут, мы деревня неперспективная. Старики да одна семья с детьми – не ради же нас одних, а на баллоны и на газ денег пока не хватает.
Вообще чтобы хоть что-то для себя выяснить, что-то узнать или попытаться попасть на прием к начальству, мне надо ехать в районный центр. Это пять километров пешком, потом электричка и автобус или снова пешком. За транспорт везде платить. Электрички ходят редко, это значит, что весь день нужен. Вот и получается, что езжу, да все без толку – в приемный день не протолкнешься, с ночи очередь занимать надо, а в неприёмный день никого не застать, работать-то им тоже надо. Только деньги зря за транспорт плачу, да дети сидят дома одни без присмотра. А иначе никак нельзя ничего узнать или что-то причитающееся по закону для себя попробовать получить.
Мы Вам верим, нам очень приятно слышать, что о нас помнят. Но как быть, когда выходит, что один человек помнит и думает о наших проблемах, а другие нет, что наш районный центр сам не знает, что в стране происходит?? С кредитом мне сказали, что до них ничего не дошло, а если хочу выяснить подробнее, то надо ехать дальше, уже километров за сто. А на это уже не хватает ни времени, ни денег.»
Так Рита написала две страницы компьютерного текста и решила, что надо закругляться, а то Марина переписывать замучается. Вечером Рита дала прочитать письмо Диме и его сестре Оле, что вылилось в дебаты почти до ночи. Потом Рита зачитала письмо своей маме, которая хорошо знала и Маринину семью и их жизнь. Мама тоже одобрила. Потом были Ритины подружки и знакомые. Никого письмо равнодушным не оставило. Хорошо воспринимали не только женщины, но и мужчины и почему-то все начинали надеяться, что такое письмо без внимания остаться не может. «Ведь это всё правда, ни одного слова лишнего,» - таковы была реакция подавляющего большинства.
После всех обсуждений Рита, как они и договаривались, передала письмо Марине с просьбой постараться переписать побыстрее – у них уже было чувство наподобие азарта – всем хотелось знать, какой будет реакция, а в том, что она должна быть не сомневался никто, особенно на фоне непрекращающихся разговоров демографической пропасти, в которую уже почти заглянула вся страна.
Марина прочитала «свое письмо» через полторы недели, когда в бывший Ритин дом приехали его новые хозяева. Первой ее реакцией была мысль, что она такого написать не может, и ей не поверят, и рука снова потянулась набрать Ритин номер. На этот раз Марина пресекла свою собственную попытку. «Что я все надоедаю своими сомнениями. Люди обо мне заботятся, а я только блею в ответ, как овца какая. Надо садиться и переписывать».
Переписывание письма до похвал местной администрации заняло у Марины весь день.
На следующий день она продолжила:
- Вот я уже написала и спросила о своих детях и своей семье, а о себе у меня тоже вопрос есть. Когда я смотрю на своих детей, у меня сердце радуется, я их люблю и счастлива, что всё выдержала, родила и воспитываю. А когда я пыталась устроиться на работу, то дети-то и мешали. Официально меня никто не брал. Так без детей ничего не найти, а с детьми-то и подавно. Ну кому нужна женщина с четырьмя малолетними детьми – ей же социалку платить надо, больничные и отпуск, да и мало ли чего еще. А если снова забеременеет?? Это же кошмарный сон для работодателя! Никак не сочетается рыночная экономика с деторождением. Мне недавно повезло, я устроилась на почту официально с окладом 1350 рублей в месяц. Только сейчас, в 28 лет, у меня появилась трудовая книжка. А через месяц я обнаружила, что жду пятого ребенка. Хорошо, мне поверили, что я их специально не обманула, а получилось так. Я очень боялась скандала, но, слава Богу, обошлось. Вот я спрашиваю о себе: даже если мы всё-таки сможем получить когда-нибудь 250 тысяч, то это, конечно, на образование детям, другого и быть не может. А как у многодетной матери есть ли у меня надежда на старость, что хоть что-то я получать буду, официального-то стажа для пенсии у меня нет? Или мне только на детей своих единственная надежда?? Правда, это пока отдаленное будущее. Есть ещё и настоящее. Наверное, нехорошо это мне Вам, мужчине писать, но есть у меня самая большая сейчас мечта – родить по-человечески. Поверьте мне, что когда в нашем хозяйстве рожает свинья или корова, то внимание им и заботы куда больше, чем, например, было мне, когда я рожала в нашем районном центре четвёртого ребенка. Бедные мы, социально не обеспеченные, денег заплатить не можем, вот и отношение к нам соответствующее. После таких родов моей четвертой дочке Юле до года ставили диагноз ДЦП. Первый раз я была счастлива ошибке врачей. У нас все обошлось, мы выкарабкались. Сейчас мне предстоит рожать пятого там же. Я боюсь. Я очень боюсь. И я не одна такая. Мы боимся не боли, мы боимся врачей, что им наплевать на нас и наших детей. А что делать, когда от их отношения зависит наше будущее?»
Марина перевела дыхание, на глазах у неё были слезы. «Как только Рита смогла уместить на одной странице столько событий, - думала Марина. – Ведь так всё и было, и это правда, что мы о своих животных заботимся так, как о нас никто никогда не заботится,» - и она вытерла глаза. Четвертые роды они предпочитали не вспоминать, уж больно много всего пошло наперекосяк после этого. Марина болеет до сих пор, говорят, что это уже на всю жизнь. Юльку лечили – повезло, что Рита вмешалась. С Викой в результате не могут разобраться, если бы не такие проблемы, её бы никто так не упустил, и обращались бы по-другому.
Мысли гудели в Марининой голове, как пчелы в растревоженном улье. Пашка вкалывает и днем, и вечером, и ночью, Марина даже удивляется, как у него сил на пятого-то хватило. Дедушка опять же из хлева не вылезает – поди управься со скотиной, это только по телевизору все чисто да гладко, когда начальство на ферму в приезжает для какого-нибудь сюжета. А что такое сюжет для новостей какого-нибудь канала, Марина уже хорошо знала. Про их семью уже два раза местное телевидение программу делало. Сначала она надеялась, что, может, как и помогут – им так доски на сарай нужны. На доски они, может быть, и смогли бы накопить за лето, да вот привезти их никак не получается. Но надежды так и остались надеждами, в их жизни эти телевизионные сюжеты точно не сыграли никакой роли, только что вызвали досаду и даже зависть некоторых соседей по деревне и соседнего рабочего поселка, за что, мол, эту вечно беременную по телевизору показали, у нас девчонки и получше есть.
Но надо было продолжать, и Марина вновь взялась на ручку.
- В прошлом году в самую младшую дочку, ей только годик исполнился впился клещ. Мы знали, что это опасно, сразу поехали в районный центр в детскую поликлинику, где у нас карточка, а нам там сказали, да, опасно, покупайте лекарство. Как покупайте??? Мы же многодетная семья, нам же так укол должны сделать, это же чрезвычайная ситуация! А нам знаете, что ответили? Ваши дети – ваши проблемы. Да, это наши проблемы, я знаю, и мы вернулись, заняли 300 рублей (хорошо, что нашли), поехали обратно, и нам всё сделали.
Я могу ещё очень много написать, наболело, а когда слышишь по телевизору или радио, как Вы хорошо с душой говорите о нас, то хочется и спросить, и поделиться, и пожаловаться. Потому что чувствуешь внимание, даже по телевизору.
Я могу ещё написать, что у нас нет и не было никогда бани, водопровода или колодца. Что стираю я на всю семью руками, а моемся мы в тазах или к соседям когда просимся. Воду берем ведрами из озера неподалеку. Готовлю я на одноконфорочной электроплитке, другого пока нет. Старшую дочку водим в школу за семь километров, когда пешком, когда на велосипеде. А каково зимой или в слякоть поздней осенью или ранней весной? А там дальше и другие дети в школу пойдут. А в школе нет половины учителей, и мы будем учить то, что преподают, о всяких кружках дети знают по моим рассказам. Сейчас уж такого нет. Дом у нас старый залатанный, в лютый мороз печки особо не спасают. В одной половине мы, а в другой наши животные. Вот так и живём.
Марина снова вытерла слёзы. «Боже мой, как книжку читаю, а ведь это и есть моя жизнь. Читать-то об этой жизни выходит легче, чем эту жизнь жить. Поймут ли нас с Ритой?»
Марину впервые начали одолевать сомнения, но она все-таки собралась и уже через полчаса закончила переписывать письмо
- Но мы ещё надеемся. Мы не хотим подачек, мы хотим сами работать. Мужу моему всего 30 лет, он не пьёт и не курит, у него есть силы и желание работать, что он и делает. Мы начали с нуля, с ничего. Мы приехали в сюда с севера-востока России, но не из той части, где газ, а из той, где бедность и пьянство. Мы сбежали оттуда в поисках лучшей жизни. И вот здесь мы всё-таки чего-то добились, нам удалось развести хозяйство, мы на хлеб и иногда даже на фрукты детям зарабатываем сами, а было время, ели одну перловку. У нас бывает своё мясо, молоко, овощи. Но, я понимаю, что это наш предел. Чтобы развиваться дальше, нам нужна помощь, нужен кредит что ли, потому что везде упираешься в деньги, в такую сумму, которую вот так сразу не соберёшь. Когда у меня есть возможность, я слушаю радио, разные передачи, чтобы быть в курсе. И я поняла, что это нормально во всём мире, когда государство помогает своему народу. Я также поняла, что то, что делаю я – рожаю и воспитываю детей – совпадает с интересами государства, и поэтому решилась написать Вам письмо. Я, может быть, не совсем понимаю, где это государство конкретно, и как нужно себя вести, поэтому и решилась обращаться на самый верх.
А письмо свое я передам через знакомых, чтобы когда они поедут в Москву, опустили его где-нибудь поближе к Кремлю – так надежней.
Большое спасибо, что нашли время прочитать мое письмо.
С уважением
Данилова Марина, мать четверых дочерей – Даши, Яны, Вики и Юли.
P.S. До этого года я получала пособие на детей в размере 70 рублей на одного ребенка, т.е. 280 рублей в месяц. В этом году нам прибавила местная администрация, и теперь я получаю 1050 рублей в месяц на четверых. На единовременное пособие по рождению ребенка в размере 6000 рублей мы купили диван и два кресла, потому что до этого у нас вообще никакой мебели не было. У моих детей никогда не было детской кроватки, а коляска одна на всех, которую мне в три года назад дачники отдали.
- Ууфффф, – Марина откинула чёлку и встряхнула головой – как же я устала писать! Дашку заставляю, тумаков ей даю, а сама письма толком переписать не умею, руку аж сводит!
Тут Марине вспомнился один их разговор с Ритой, когда та ей говорила о том, что всем, кто живёт и трудится, всегда трудно. Это только со стороны кажется, что всем остальным легко, когда ты загибаешься, а бывает и хуже. Теперь Марина с этим вполне согласна. Ей точно легче на всю семью наварить, всё перестирать и перегладить, чем вот так писать, а сочинять она сама бы вообще не смогла.
С того момента, когда Марина поставила последнюю точку в письме, и до того момента, когда Рита бросила его в почтовый ящик на Центральном телеграфе в Москве прошло чуть больше месяца. Рита тут же отзвонила Марине сообщить об этом и они все вместе стали ждать реакции.
После месяца ожиданий Марина поделилась сомнениями с одной московской дачницей - учительницей, которая летом помогала ей натаскивать к школе Дашку.
- Неет, – сказала Ирина Фёдоровна, - ответить должны, такие письма наверх без ответа не остаются. Сейчас время отпусков, так что ты события не торопи. Ответ придет вот увидишь, - и попросила Марину держать ее в курсе. Рите с Димой тоже не терпелось узнать, будет ли Марине какой толк, в ответе они не сомневались. «У нас уж тут клуб болельщиков за исход дела образовался,» - шутила Рита. «Димка так серьезно к этому относится, говорит, что это проверка нашего государства на соответствие своему народу – как-то поделилась она с Мариной , - а я думаю, что мы чересчур «тонко» подошли к этому, надо было конкретно просить, вроде как – сарай нужен! Вот сейчас спустят вниз, в область, а потом в район, местные казнокрады ничего не поймут, кроме угрозы своему карману, кинут тебе подачку, а наверх отпишут, что, мол, все сделали. Кто проверит-то?» И Рита добавила, что она уже подумывает, как организовать дальнейшие действия и нужно ли это будет вообще. Прощаясь по телефону, они в сотый раз они сказали себе – «поживем – увидим».
Когда Марина устала думать о судьбе их совместного письма на самый верх, на него пришел ответ. Ей повезло, потому что в тот день она вышла на свою работу на почте в первую смену – в семь тридцать утра - и сразу же села разбирать бумаги. Как только она увидела на одном из конвертов свою фамилию и адрес отправителя «Москва Кремль», её как будто кипятком ошпарило. Руки задрожали мелкой дрожью, и во рту пересохло. Она какое-то время смотрела на конверт, а потом быстро-быстро его вскрыла. Ничего особенного там не было. Во-первых, подписано оно было Седловским В.П., который написал, что её обращение к президенту рассмотрено и передано в область. Он также указал свой номер телефона, и, собственно, это было все. Марина нахмурилась – какой-такой еще Седловский, я не ему писала! Получается, что чужие письма читают что ли!? Во-вторых, не было ни полслова о Маринином письме как таковом, ни строчки. Обозвали его обращением и только, а какое это обращение, если его другие читают, а не тот, к кому обращаешься – Марина вдруг не на шутку рассердилась. С трудом дождавшись того момента, когда будет уже можно позвонить Рите, Марина нервно набрала номер и сообщила о событии, щедро снабдив сам факт ответа своими комментариями. Рита попыталась объяснить ей, что сам президент вряд ли письма читает, что это нормально, когда обращением граждан (именно обращением граждан – это стиль такой канцелярский) занимается целая служба. «Марина, это не главное, кто тебе ответил, важно, чтоб эффект был, поверь мне» - увещевала ее Рита. Но Марина не унималась: «А Дима чего думает, спроси его, Рит, он же тоже считал, что стоит попытаться-то». Молчавший до этого Дима коротко и ясно изрек: «Отписались от вас, девочки!»
- Ты так серьезно считаешь? - спросила она его. Марина слушала в трубку, затаив дыхание.
- Ну да. Они в область. Область в район. А район «гав-гав-гав» на Марину, нечего дурью мучиться и писать куда не следует, сиди себе тихо и рожай, а денег тебе не надо.
Рита хмыкнула и замолчала, молчала и Марина, и разговор плавно сошёл на нет.
Отработав без всякого намека на энтузиазм свою смену, Марина безрадостно шла домой по расквашенной от дождя дороге. Никаких особо мыслей в её голове не было, она просто шла с работы и ни о чём не думала, но вскоре раздался телефонный звонок, и Рита вывела её из состояния оцепенения.
- Марина, рано крылья складывать, - быстро говорила она в трубку, - не расстраивайся. Область отпишет в район – это точно, посмотрим, что район предпримет, наверняка гавкнут, но что-нибудь сделают. Если спросят, нужно просить конкретно. Им ведь отвечать надо будет, это обязательно для них, поняла!?
Марина только кивала головой, как будто Рита могла её видеть. В конце концов Рите удалось растормошить Марину, она даже начала тихо подхихикивать на Ритины рассказы о Диминых перлах в адрес «любимых» чиновников.
- Вот ты, Марин, как себе государство представляешь? – спрашивала ее Рита – как одного человека, как здание или еще как? Скажи мне.
- Не знаю, может, президент, ну и правительство ещё что ли, правильно? - неуверенно предположила Марина.
- А вот и нет, неправильно, - перебила ее Рита, - я и сама точно тебе определения не дам, но как я понимаю, государство – это вся бюрократическая машина, начиная сверху, с самых ярких отдельных представителей, до какого-нибудь Никанор Прокопыча Плюшкина - чиновника местной администрации поселка Мухорынска на окраине страны.
Марина явно не понимала, что такое бюрократическая машина. Ей проще простого было представить себе Никанор Прокопьича или Мухорынск, но только не бюрократическую машину.
- Ладно, Марин, я особо мудрствовать не хочу, продолжила Рита. – Ты представляешь себе, что такое закон?
- Да-аа, - с легкой тенью сомнения ответила Марина. – Вот я сейчас получаю 280 рублей в месяц на детей по закону. Правильно?
- Правильно, - поддержала её Рита и продолжила – так вот государство – это те люди, которые законы принимают и следят, чтобы эти законы исполнялись, за что получают зарплату, плюс еще деньгами бюджетными распоряжаются.
Марина рассмеялась: «Так что же это, у нас тут государства нет что ли!? Ну разве что кроме моих 280 рублей на ребенка. А так вроде всё. Народ сам по себе, кто пьёт, кто крадет, кто и то, и то, а некоторые вообще либо умерли, либо уехали. Это же не закон такой, чтобы мы так жили!» Она снова начала воодушевляться, как и тогда, когда письмо свое сочиняла. «Вот у нас закон – в 5-30 утра звонит будильник. Встаю, готовлю завтрак, Пашку на работу провожаю, Дашку в школу, мою посуду, с младшими занимаюсь, убираю, свинье варю, обед готовлю и дальше. Попробуй я чего не сделать – это же невозможно! И никакого Никанор Прокопыча! И денег нам бюджетных за это не надо!»
Так Рита с Мариной незаметно для себя всерьез увлеклись обсуждением. Они вспомнили про прошлогодний визит районной администрации вместе с местным телевиденьем, через день после которого приехали какие-то молодчики и стали чуть ли не силой скупать у оставшегося местного населения паи на землю вокруг озера. Заставляли расписываться за двадцать две тысячи, а давали девять. Тетка Надя с теткой Раей и им были рады, сразу купили по цветному телевизору, которые в первую же грозу и сгорели. Марина тогда радовалась – хорошо, что у них этих паев окаянных не было, а то ведь заспорила бы насчет денег и расписываться бы отказалась за большую сумму, хотя вид был у этих молодчиков был просто бандитский – не миновать бы тогда беды!
- И что? – подвела итог Марина, - ты хочешь сказать, что это и есть закон или государство? Рита согласилась, сказав, что добавила бы слово «тоже».
- Куда добавила??
- Это тоже закон и это тоже государство. Если они у нас такие, то что делать? Ты когда-нибудь видела кривое зеркало?
- Это когда у меня вся рожа в отражении перекошена? – уточнила Марина.
- Даа, – подтвердила Рита, -- вот так и государство отражается в некоторых личностях, и у него вся рожа тоже перекошена. Только что-то концентрация таких личностей на один квадратный километр нашей родины стремительно увеличивается, ты, Марин, не находишь? Марина звонко расхохоталась: «Нам плакать надо, а мы смеемся!»
- Фиг им, не заплачем, будем жить, как жили, а если за письмо на нас гавкнут, мы им в ответ тоже гавкнуть можем, нас больше!
Довольные собой и своим разговором, Рита и Марина распрощались. Вечером обе радостно пересказывали свои беседы за ужином своим домочадцам. Паша и дед Сергей были слишком усталыми, чтобы оценить юмор, А Ритин Дима только и сказал: «Тоже мне писательницы -революционерки. Пишите дальше, авось услышат. Можете еще и а-ууу покричать для верности!»
О письме Рита с Мариной вспоминали ещё где-то около недели, а потом тема приелась, и они о нём благополучно забыли. Марина была полностью поглощена текущими проблемами семьи, так что на себя, как обычно, времени не оставалось совершенно. Поскольку из всех своих домочадцев только она могла адекватно общаться с власть имущими, оба её мужчины упросили её похлопотать ещё для получения льготного кредита на развитие хозяйства. Количество животных на их дворе уже начало превышать предел физических возможностей Паши и деда Сергея, и они понимали, что без техники им не обойтись. Или надо было сворачивать все свои начинания - о чём, конечно, никто из них и слышать не хотел - или попробовать найти деньги. Марина была отчасти сама виновата в том, что её мужчины настойчиво заговорили о кредите, ещё год назад они и слова бы такого не произнесли, но поскольку она с определённого момента в своей жизни начала всем живо интересоваться и постоянно что-то рассказывала Паше и его отцу, а также призывала и их уделять время новостям – «Это же наша жизнь! Как можно быть такими равнодушными! Мы тоже люди и должны знать!» - это передалось и Паше – он «подсел» на новости, в результате чего ещё зимой начал вести разговоры о кредите и просчитывать свои возможности. Марина начала обивать пороги местного «начальства» в районном центре ещё до письма, после письма она решила подождать – уж больно сильна была её надежда. Сейчас, когда эта надежда была полностью развеяна, она снова начала свою эпопею, хотя передвигаться «с пузом» было уже трудно. За неделю мытарств Марина точно уяснила себе, что никаких льгот для них не предполагается. Их хозяйство было слишком мало по масштабам мышления тех, кто устанавливает правила. Они всего лишь были семьей, но отнюдь не хозяйством в понимании государства (теперь Марине больше нравилось использовать слово «государство» вместо слова «чиновники»), поэтому ничего им и не светило. В результате в местном отделении Сбербанка с подачи главы администрации (Марина все-таки пробилась к нему на прием) им предложили единственный для них вариант кредита под девятнадцать процентов годовых. Глава администрации предложил своего поручителя, и банк это вполне устроило. Дома они полночи обсуждали это предложение, непреклоннее всех был дед Сергей – он готов был пожертвовать, как он считал, своей большой пенсией в шесть тысяч рублей, которую он заработал, всю жизнь вкалывая в суровых условиях севера, лишь бы достать денег на технику.
На следующей неделе Марина со свёкром, предварительно позвонив, направились в районный центр подписывать бумаги, а попозже к ним обещал подъехать и Паша, чтобы договориться с магазином о заказе. Детей они оставили на старшую дочь, а все хлопоты по хозяйству доверили за небольшую плату «братьям» из соседнего дома, в котором когда-то начинали сами. Когда Марина увидела своего поручителя, сердце у нее сжалось – это был тот же самый молодчик, который прошлой весной приезжал со своей командой скупать паи на землю вокруг озера. Но делать было нечего, и вскоре дед Сергей подписал все документы, после чего они узнали, что теперь почти вся пенсия его пенсия будет уходить на погашение этого кредита в течение пяти лет. «Как вся??! Говорили же половину!» - не удержавшись, почти вскрикнула Марина.
«А как вы считали, - услышала она в ответ, - половина – это только проценты,» - и женщина в окошке начала что-то писать на листке бумаге и объяснять. Марина перестала чувствовать какие-либо эмоции вообще, ей уже было наплевать абсолютно на всё. «Пусть делают, как хотят, а я устала, - мысленно рассуждала она, - и будь, что будет, а я спать хочу».
Вечером Паша с отцом оживленно обсуждали собственные перспективы, но Марину это почему-то совсем не вдохновляло и не радовало. В уме она прикинула, что когда они закончат выплачивать кредит, Дашке будет уже пятнадцать лет, Янке одиннадцать, будет ходить в школу Вика, и нужно будет собирать в первый класс Юлю. «Кто еще родится – думала Марина, - мечтаем о сыне, но, может, девочка лучше, тогда вещи не покупать, можно тем, что есть, продолжать пользоваться. Мальчишку-то в девчачье не нарядишь». Потом ей в голову пришла мысль о Рите – уж она-то их точно не поддержит!
На следующий день Марина сама позвонила с работы Рите и сообщила о взятом кредите. В первый раз они чуть не поругались. Вернее, Рита так раскипятилась, что Марина даже всхлипнула от безысходности и испугалась, что Рита теперь с ней не будет общаться и помогать. В Маринином понимании помощью были не столько какие-то покупки, а возможность общения и поездки. Марине так запала в душу их первая поездка в Москву, что теперь самой большой ее мечтой было съездить ещё раз, но в ближайших планах была возможность родить не в местном роддоме (и отправиться на тот свет – как Марина мрачно пошутила), а у Риты в Москве. В результате к концу разговора страсти немного поутихли, и они распрощались на дружеской ноте, после чего, однако, Рита неделю не звонила («приходила в себя от вашей глупости» - так потом она объяснила свое молчание), но вскоре прежние отношения вернулись, и о кредите было забыто.
Как-то Марина, после утренней смены на почте, решила зайти в своей подружке Ане немного поболтать, выпить чаю и расслабиться, до декрета оставалось совсем чуть-чуть, и ей было уже тяжело вот так сразу после работы идти пять километров пешком до своей деревни. Они очень хорошо посидели, Марина даже напрочь забыла и своих делах и проблемах. Потом, спохватившись, она быстро начала собираться, потому что надо было еще зайти в магазин купить хлеба, Аня вызвалась сходить с ней просто так за компанию. Когда они вышли из подъезда, то сразу встретили какую-то женщину, которую хорошо знала Аня, но которая совершенно была незнакома Марине, но тем не менее эта женщина со значением посмотрела именно на неё и многозначительно произнесла: «Ну и наделала ты дел, девочка!» Марина ничего не понимала – Ань, это она мне?
- Да, вроде тебе. Ты хоть поняла что-нибудь?
- Не-ааа … Может, она перебрала с вечера, не знаю …
Как только они вышли на проезжую дорогу, из одного из окон единственной в округе пятиэтажки раздался звонкий женский голос: «Люська! Смотри, смотри, вон она, многодетная, с Анькой вышла! Видишь, в синих штанах идет, с Анькой!»
Аня не на шутку разозлилась – «Зин, ты оборзела совсем что ли орать на весь поселок!» -- крикнула она в ответ. «Тебе-то что, что мы тут идем, ты за мужем свои следи, с кем он ходит, а про меня нечя тут горлопанить!»
Та, кого Аня назвала Зиной, посоветовала им сходить в медпункт и с грохотом захлопнула окно.
- Анька, я, кажется, знаю, в чем дело, - сказала Марина, до конца не понимая, испугалась она своей догадке или обрадовалась, - это из-за моего письма. Точно. Пошли быстро в медпункт!
В медпункте их встретила перепуганная медсестра Света.
- Марина, Марина, - закричала она, ну где ты ходишь! Мы тебя везде обыскались, даже к Пашке твоему на работу ездили! Тут главный врач всего района со своим водителем приезжал, тебя искал! Красный весь, трясет какими-то бумажками и орет «где эта многодетная!!!»
Марину вдруг охватило спокойствие. «Ну и чо он орет. Многодетных что ль не видел. Что ему надо-то от меня?»
- Да письмо ты какое-то написала, вот он по нему и приехал! Тебя везде ищет. На почте был, в школу заходил, у тёток спрашивал, и всем бумажками в нос тыкал и говорил, что ты письмо какое-то самому президенту написала!
Света на секунду остановилась перевести дыхание и продолжила, «А нас-то тут ругал – ужас-ужас, говорит, распустили людей, что они письма писать стали, что надо к вам строже относиться, не баловать!»
Как выяснилось позже, главный врач дал такой нагоняй местной поликлинике, что они потом месяц пытались понять, что сделали не так, а в лице местного главного врача Марина приобрела, ей казалось, заклятого врага на всю жизнь.
На Светины крики вышла и сама Татьяна Павловна, главный врач. Увидев Марину, она покраснела и закричала: «Ах вот ты где шляешься! Чего стоишь, зенки вылупила! Тебя начальство хочет видеть!»
- Да не кричите Вы на меня, Татьяна Павловна, - тихо, но твердо сказала Марина, - я вам не двоечница какая на меня орать! Лучше скажите, что от меня-то нужно!
- Что от тебя нужно?! Домой давай двигай, они к тебе туда поехали, и Наташку с собой прихватили. Детей они там твоих осматривают!
На слова «детей осматривают» Марина вздрогнула, резко повернулась и почти бегом пошла к выходу.
- Куда поперлась, дура, - крикнула ей вслед Татьяна Павловна, - тебя сейчас на машине отвезут в твою тьму таракань. Думаешь начальству есть время ждать, пока ты на своих двоих домой припожалуешь!
Марина же спешила к детям, и ей было уже абсолютно наплевать на все грубости Татьяны Павловны, которая и в лучшие-то времена обходительностью не отличалась. А уж тут и подавно. Как-то Марина зашла попросить давление померить – голова сильно болела – так именно Татьяна Павловна – дала ей от ворот поворот, посоветовав свой аппарат иметь, а не шляться и попрошайничать. Конечно, она была такой не со всеми. Новым русским – а были в их краях и такие – она мило улыбалась и была готова померить что угодно, лишь бы угодить. Судя по её отношению к Марине, до новых русских той было ой как далеко.
Как только машина с Мариной и Аней – она поехала поддержать и заступиться за подругу в случае чего – остановилась напротив их дома, Марина пулей вскочила и помчалась домой с такой резвостью, будто и не была на седьмом месяце беременности. Совсем около калитки стояла начальская Волга, а около нее - с сигаретой, улыбаясь, мужчина средних лет. Аня заметила неподалеку от дома подруги тётку Надю с тёткой Раей, которые с равнодушным видом прогуливались поближе в месту основных событий. Из окна соседнего дома выглядывал Валерка – первый парень в их деревне, да впридачу ещё холостой и не особо пьющий, что придавало их деревне в глазах девушек всей округи особый шарм.
Проигнорировав деревенских сплетниц, Аня помахала рукой Валерке и вбежала вслед за Мариной в дом. На стуле у окна сидел дед Сергей и беспомощно смотрел на происходящее, из-за него выглядывала младшая Юля. Главный врач осматривал Вику, а рядом стояли Марина с Дашкой – «Дашка становится вылитая мать,» - отметила про себя Аня. Закончив осмотр, главный врач почти набросился на Марину, но было заметно, что он сдерживается.
- Что же это ты в обход нас Президенту письма пишешь, а!? - начал он.
- А что я права такого не имею? - ответила Марина.
- Ты бы ко мне сначала пришла, посоветовалась, попросила бы – разве б мы тебе отказали!
Марине очень хотелось рассказать ему в ответ обо всех их отказах, о её последних родах, о Юлиной болезни, о том, что никогда и ничего они на детей не получали, но решив, что вряд ли он её сейчас слушать будет, только и ответила: «Да не пробиться к Вам никак, я пыталась».
- Ну вот мы сейчас тебе телефончик напишем, часы приемные, так что теперь знай, тебя всегда примут. А, кстати, рожать-то тебе когда?
- Через три месяца.
- Вот и отлично. Мы тебе все условия создадим!
- Неееет. Я у вас больше рожать не буду, -- решительно сказала Марина, – я умру, такого больше не выдержу. У вас там мясники, а не врачи! Боюсь я их!
Лицо главного врача перекосилось от злости. «Наташка!» - резко выкрикнул он, и Аня увидела тихо сидевшую почти за печкой детскую медсестру Наташу. «А ну живо давай следующего ребенка, мы его посмотрим!»
- Какие прививки делали? - грозно обратился он к Марине.
- А какие надо было, такие и делали, может и не все, я откуда знаю! - ответила ему Марина.
- Наташка, давай, говори мне, что сделано.
Наташа невнятно что-то пролепетала в ответ, главного врача это, видимо, удовлетворило. На Яну он потратил минут пять и снова обратился к Марине: «Ну что, мамаша, чем детей кормите, какие витамины даете – бледная у вас девочка слишком, малокровие у нее.
- Когда есть деньги, покупаю что подешевле, ответила Марина, - благоразумно умолчав о помощи со стороны, ведь больнице, и к главному врачу это ровным счетом никакого отношения не имело.
- Как покупаю? Тебе ж положено бесплатно! – прогремел главный врач и опять повернулся к Наташе: «Наташка, это что такое «покупаю»!? Вы что им бесплатные рецепты не выписываете? - распалялся он.
- Василь Петрович, так Татьяна Павловна сказала, что вы не велели бесплатно ничего выписывать, вот мы и не выписывали, - лепетала Наташа.
Василь Петрович разразился в ответ такой тирадой, что Марина предпочла тихонько под шумок детей спровадить в комнату от греха подальше, моргнув Даше, чтоб та их чем-нибудь отвлекла.
- Ну вот что, мамаша,- накричавшись на бедную Наташу, сказал главный врач – ты больше не дури, письма всякие не пиши, мы тебе как помогали, так помогать и будем. Я поговорю с Татьяной – что это у них там творится, и всё тебе будет!
Пока Василь Петрович сопел, глядя в какие-то свои бумаги, Марина пробралась к Наташе. Та глазами показала ей в сторону стола. На столе красовалась ксерокопия Марининого письма с какими-то штампами и подписями. Наташа выразительно посмотрела на Марину, сделала большие глаза, покачала головой и украдкой шепнула: «Молодец, Маринка!»
- Тааак!! – снова взревел Василь Петрович – позови-ка мне Ваську! Поняв, что обратились к нему, дед Сергей вскочил и трусцой побежал к двери.
- Да не ходи ты, дядь Серёж, с окна крикнуть можно, - посоветовала ему Марина и сама же крикнула «Василий!». Вскоре на пороге появился водитель главного врача.
- Василий, - будто передразнивая Марину – начал главный врач, принеси-ка мне из багажника пакет, будь добр.
Через пять минут он уже вытаскивал из пакета коробки с детской кашей. Марина мысленно отметила, что каша была дорогущей – она на такое в магазине и посмотреть не могла (Рите она потом уточнила «Целых шестьдесят рублей стоит!"). Коробок было две, к ним прилагались какие-то, видимо, витамины, ушные палочки и бутылочка с соской для грудничка – «Это тебе на будущее», - весьма довольный собой сказал главный врач.
Наконец визит подошел к концу, и трудно сказать, кто этому радовался больше – тот, кто этот визит наносил, или все-таки принимающая сторона. Естественнее всех выразил свои эмоции большущий двортерьер Дик, запертый на время визита во дворе в туалете – он с со смешанным с лаем визгом выскочил на улицу и долго брехал вслед отъехавшей со двора машины. Оказалось, что вторая машина, на которой приехали Аня с Мариной, тоже уехала.
- Ну, девчонки, - сказала Марина Ане с Наташей, - шлёпать вам теперь пешком, забыли про вас! Давайте чайку что ли выпьем.
Сначала они проверили всё, что оставил после себя Василий Петрович.
- Жмот, - прокомментировала Наташа. – Ведь сам Татьяне указания дает, вроде как, чтоб не перестаралась с бесплатными рецептами. Та, конечно, и рада указаниям следовать – им больше достанется!
Проговорив еще с полчаса, Аня с Наташей засобирались.
- Час-то уж точно пёхать придется. И как только ты, Маринка, ходишь каждый день?
- Да привыкла я уже. А когда в Москву ездила, посмотрела, сколько они денег на дорогу тратят – так уж нет, лучше я пешком ходить буду, и для здоровья полезнее!
Аня с Наташей с интересом обсуждая возможные дальнейшие последствия Марининого письма, отправились в путь. А Марина принялась названивать Рите.
В этот раз никакого ажиотажа известие не вызвало. «Помнишь, как мы говорили о кривом в зеркале и о перекошенной роже, - спросила Рита.
- Конечно! - засмеялась в ответ Марина.
- Вот, считай, ещё раз в это кривое зеркало заглянула, и уже даже не смешно.
- Да нет, ещё смешно было. Рит, если б ты слышала, как он сопел и пыхтел, мне его даже жалко стало! А рожать я к ним все равно ни за что не поеду!
- Мы же договорились, так что ты не беспокойся, - в сотый раз подтвердила Марине Рита, и, перебросившись еще парой фраз, они распрощались.
В отличие от гудевшей по поводу происходящего округи Марина довольно быстро переключилась на свои дела и забыла о визите напрочь. Она уже привыкла и к косым взглядам, и к зависти (чему только завидуют!), и к пересудам и сплетням, которые если слушать, то получится, что Марина не мать семейства, а уголовница, проститутка и тунеядка, плюющая на всех и вся и представляющая опасность для мирных граждан. Ещё она в глазах почти всех местных была также и воровкой, потому что девочки были хорошо одеты, а откуда взяться одежде, как не на ворованные деньги. Сначала Марина пыталась оправдаться, объяснить, что Рита ей помогает, её друзья, что мир не без добрых людей, но когда она поняла, что в результате Риту стали звать не иначе как «московской дурой», то плюнула на эту затею вообще.
К большому огорчению Марины, через год после переезда, в их края перебрался и её отец, законченный алкоголик. Ему каким-то образом удалось убедить дядю Колю во время его очередного визита на историческую родину в своём раскаянии и желании жить «по Богу», и тот забрал никчемного Юрку с собой и поселил на прежней Марининой половине богоугодного дома. Тот какое-то время держался, но потом сорвался и запил, и его быстро из дома турнули. Бродяжничать ему не пришлось, потому что как только он оказался в соседнем поселке, нашлась для него и женщина. Юра сначала зажил как сыр в масле, но когда все пропил, то личная жизнь разладилась. В изобретательности ему было всегда трудно отказать, только вот в водочном угаре эта изобретательность была с ярко выраженным отрицательным уклоном. Марина помнила, как ещё давно, когда она сама ходила в школу, папа умудрился пропить оконные стекла – вернулись они с мамой вечером домой, а стекол нет, пришлось картонками закрывать. Сейчас же он быстро смекнул, что народу требуется что-нибудь эдакое узнать про Марину, и прикинувшись заброшенным дочерью отцом, он ходил по людям с рассказами и жалобами на свою многотрудную и тяжёлую жизнь и на злодейку дочь. За это ему наливали и давали закусить Его Вера тоже быстро завоевала симпатии, как не давшая умереть с голоду отцу бессердечной дочери. Марина поначалу отца стыдила, пыталась его урезонить, потому что он умудрялся приходить и к ней и каяться в том, что он её в очередной раз оболгал, и просить ему в честь раскаяния дать что-нибудь поесть. Марина и злилась и расстраивалась, но украдкой от домашних совала ему что-нибудь съестное и шепотом умоляла: «Ради Бога, скройся с глаз моих долой! Чтоб только дети тебя не видели!»
Прошел ещё месяц. Марина уже была в декрете, когда как-то днём к ней зашла почтальонша.
- Мариша, тут для тебя письмо от местной администрации. Я решила его лично в руки отдать.
- Ой, теть Тань, спасибо! Заходи в гости. Я тебя чайком угощу! - улыбалась Марина.
Тётя Таня, отнекиваясь, с любопытством заходила к Марине в дом.
- Как хорошо-то у тебя, Мариночка! Болтают про тебя всякое, да я не верю. Вон детки какие хорошие. Всегда поздороваются. И мужик работящий.
- Да ну их, тёть Тань, мы уже и внимания не обращаем. Хочется – пусть болтают, а нам некогда, мы делом заняты!
Как дед Сергей узнал и гостье, Марина не поняла, но уже через минуту он был на кухне и тоже попросил себе чаю. Пока они весело щебетали, Марина ушла в комнату и распечатала письмо. Она уже знала, что ничего хорошего она там не прочитает, но делать было нечего, и она приступила к чтению:
«Уважаемая Марина Юрьевна!
Ваше обращение к президенту РФ рассмотрено первым заместителем главы администрации района и зам главы администрации района. По существу поднятых вами в письме вопросов разъясняю, что для получения кредитов на развитие личного подсобного хозяйства необходимо оформить пакет документов (формы прилагаются) и представить их в банк.»
Марина нахмурилась, а потом стала торопливо проверять все вынутые из конверта бумаги. –
- Ах, негодяи какие, – громко вскрикнула она, обнаружив прилагаемые формы. – Вы что, уважаемая заместитель главы администрации района, не помните, как я у вас пороги обивала три месяца назад, все ждала, когда вы мне эти формы несчастные подготовите? И как в последний раз вы мне сказали, что о здоровье будущего ребенка надо думать, а не о кредитах и отправили за сто километров от районного центра вот за этими самыми формами, что сейчас в конверт вложили???
Марина негодовала, сердце учащенно билось, а руки начинали мелко дрожать. Она глубоко вздохнула и продолжила чтение.
- Понимая Ваше тяжелое материальное положение, вместе с тем отмечаю, что администрация области и района оказывает вам помощь как многодетной семье – так благодаря лично главе района Вы смогли получить кредит в сберегательном банке.
- Что-то у вас несостыковочка получается, - продолжила свой спор Марина. – Зачем вы мне бумаги сейчас прилагаете на кредит, если я «благодаря лично главе района» уже кредит в Сбербанке получила под девятнадцать процентов-то? Посмотрим, что вы мне там еще такого интересного написали?!- руки как-то вдруг сами собой дрожать перестали, и появилось некоторая жесткость, которую Марина прежде в себе не замечала.
- Вы ежемесячно получаете пособие по 105 рублей на ребенка и еще как многодетная семья 630 на семью в месяц.
- Не спорю, только почему вы не написали, что и 105 рублей и 630 только несколько месяцев назад мы получать стали, а до этого было только 280 рублей на всех и все. А то получается, что это у нас всю жизни привилегии такие!
- Администрация района приобрела вашей семье газовую плиту.
- Ха! – не выдержала Марина – плиту не вы мне купили, ее из вас Женя вытрясла, которая сюжет приезжала о нас для местного телевиденья делать. Я же помню, как она лично вам, уважаемая заместитель главы администрации района, говорила, что, мол, убудет от вас что ли, если вы нам хотя бы плиту подарите.
Марина отложила письмо и задумалась. Она вспомнила бесконечные визиты то местного телевиденья, то газеты сразу после рождения Юли. И ведь угораздило ее, Марину, тогда пойти к зубному врачу, с этого все и началось, именно там она и попалась на глаза местной власти как многодетная мать, что тогда для них было выгодно, потому что все готовились к выборам. Потом уже после выборов Евгения – так звали журналистку с телевиденья, которая прообщалась с Мариной дольше всех, приложила все силы, чтобы Марине хоть что-нибудь от властей перепало. Откуда было Евгении знать, что у Марининой семьи не было денег ни на баллоны, ни на газ, она до сих пор так и готовит на одноконфорочной плитке, а плита стоит себе посередине избы, на нее накинули уже тряпку, чтоб не поцарапать (хотя царапины на ней уже были, когда эту плиту привезли, Марина ее изучила досконально – ведь это была первая в ее жизни новая «техника»). А сейчас девчонки уже наложили на нее своих книжек да раскрасок, и не узнать, что это плита – столик да и только! Но надо было продолжать чтение, и Марина вернулась к письму.
- Как малообеспеченной семье в августе принято решение об оказании адресной социальной помощи в сумме две тысячи рублей, старшей дочери к первому сентября выдан набор школьный принадлежностей и продуктовый набор стоимостью 840 рублей.
Марина подсочила: «Какие две тысячи! В каком августе! Вы что такое пишите-то! Не было этих денег, не врите! Я копейки считаю до детских, а вы тут надо мной смеетесь! За продуктовый набор спасибо, мы все съели очень быстро, было вкусно. А про школьный набор вы плохо помните! На самом деле мне аж два раза для Дашки наборы давали, могли бы и поточнее, тем более, что это вам плюсик! Сдеее-лаа-ли!»
- Мариночка! - услышала Марина из кухни. Мариночка!! - это собиралась уходить почтальон тётя Таня. Около нее вился дядя Серёжа, и Марина подумала, что могли бы обойтись и без нее.
- Чтой-то, теть Тань, ты быстро так? - дипломатично спросила Марина и, не дожидаясь ответа продолжила, обращаясь уже к свекру, дядь Серёж, проводишь?! Смотри Дика там, чтоб не напугал!
Оживленно беседуя, парочка направилась к двери, а Марина поспешила скрыться в комнате. Не обращая внимания на самостоятельно игравших младших дочерей, Марина продолжила чтение.
- Относительно обучения сообщаю, что ваша средняя школа укомплектована педагогическими кадрами, в школе есть школьный автобус, который возит детей из отдаленных деревень. Из-за отсутствия дороги ваша дочь может приходить в определенное время в соседнюю деревню на школьный автобус, директор школы об этом предупреждена.
- На бумаге она у вас там укомплектована, конечно! – продолжала свой спор Марина. В начальной школе одна учительница два класса одновременно ведет, а старшим математику учитель по химии преподает, так что даже на биологию времени не остается, а физики, говорят, отродясь не было – это, называется укомплектована?! Только кто вас проверит, вот и пишите, что хотите! Своих бы детей так учили!
Об автобусе в соседней деревне Марина при первом прочтении не обратила внимания. Но абсурд ответа состоял в том, что Марина как раз в своем письме и писала о дороге, вернее об ее отсутствии, до соседней деревни, в которой уже частично был асфальт. Местная власть, казалось, в ситуации совершенно не разбиралась. Их отрезок очень плохой дороги как-то попытались довести до более или менее адекватного состояния дачники. Они все скинулись на несколько машин гравия и на трактор. Целое лето и местные и дачники блаженствовали. Три километра бездорожья ушли в прошлое, и в деревню можно было спокойно проехать кратчайшим путем в любую погоду. Потом наступила осень, дачники еще успели проскочить в город по хорошей дороге, а потом по ней стали ездить трактора, а совсем поздней осенью присоединились и лесовозы, местным снова пришлось обходить то, что на картах выглядело как просёлочная дорога - частично кустарником, а частично по полуболотистой местности. Люди только недоумевали – зачем ездить тракторам, когда на полях давно уже ничего не сажают, лесовозы – дело понятное, леса-то, вон, уж почти не осталось.
Дочитать оставалось совсем чуть-чуть, и Марина со вздохом взяла в руки письмо. Буквально через минуту после прочтения последних строчек, в которых на первый взгляд ничего такого крамольного не было, Марину было буквально не узнать. Она покраснела, глаза загорелись, а потом она начала ругаться вслух так, что тихо игравшая в углу Юля захныкала, а Вика, широко распахнув глаза и приоткрыв рот смотрела на маму, пытаясь понять, не на них ли и почему та так сильно ругается.
- Нет, вы только посмотрите, что эта тварь мне пишет, - неистовствовала Марина, - нет, вы только почитайте, почитайте, что она мне советует! Детей в интернат сдать! Ууу! Сволочь какая!
От бессилья Марина расплакалась и пнула ногой стул. Стул с грохотом упал, а Юля заголосила уже в полную силу. На крики в дом прибежал дед Сергей.
– Мариночка, ты что, что случилось? Обидел тебя кто?
Марина в ответ только всхлипывала и качала головой.
- Да что с тобой. Никогда ведь не плачешь, а сейчас-то что случилось, чувствуешь себя плохо, а, Марин, может, живот болит, скорую вызвать?»
Марина в ответ только качала головой, но потом собралась с силами и хрипло сказала, протягивая письмо: «На, дядь Серёж, почитай, что они мне ответили!»
Сергей побежал с письмом за очками, потом вернулся и сел, взяв на руки Юлю, в кресло и начал читать. Читал он обстоятельно, беззвучно шевеля губами, а Марина, подняв стул, на него и села. Она уже не плакала, а сидела сгорбившись и, не моргая, смотрела в одну точку.
- Господи, да что тут такого ты прочитала, чтоб так убиваться-то? - закончив чтение и снимая очки, спросил ее дед Сергей.
- А ты сам-то что думаешь? - ответила вопросом на вопрос Марина.
- Да ничего особенного я не вижу. Письмо да и только. Жизни они нашей как не знали, так и не знают, чего из-за этого расстраиваться-то?
А вот это, дядь Сереж, ты читал, снова срываясь на крик, спрашивала Марина, почти вырывая письмо из рук свекра.
- Кроме этого девочку можно определить учиться в Кузнецовскую СОШ с пришкольным интернатом, где ребенок может находиться в течение школьной недели, а на выходной ездить домой.
С уважением «такая-то растакая-то, твою мать!» -- делая свой голос и интонации как только можно противнее, Марина зачитала последнее предложение.
- Ты понимаешь, она мне детей в интернат сдать советуют. В ин-тер-нат!!!
Она села на стул, потом опять встала и бесцельно прошлась по комнате. Сергей молчал.
- А потом они мне аборт посоветуют сделать, опоздала с абортом – оставляй в роддоме и не приставай к нам!!
Сергей продолжал молча смотреть на Марину.
- Мы им мешаем, дядь Сереж, не нужны мы им, понимаешь. Наплевать им на все! Сдавай детей в интернат, лишь бы нам дорогу не делать, речь об этом!
Казалось, что у всегда находившего слова утешения Сергея, на этот раз таких слов не было. - Не убивайся из-за них так Марина, не стоят они того. Плохое письмо написали, не спорю, но всем же не объяснишь, как нам живется-то!
- А если они и слушать не хотят! Ни слушать, ни понимать! Зачем тогда все эти речи по телевизору, чтоб такие дуры, как я, уши что ли развешивали!?
- Да мало, что они по телевизору-то скажут! Ты смотри больше! Неужели ты веришь? У них там своя жизнь, нам их не понять, - продолжал Сергей, - один сказал, а другой не сделал – это ж и здесь так. Хорошо ещё если не сделал, а то так сделал, что плакать потом придется – вот как тебе сейчас!
Марина потихоньку успокаивалась.
- Я еще, дядь Сереж, про две тыщи думаю, неужели так нагло врут? Я ведь ничего не получала, а написано, что уж больше месяца вроде как получила.
- А вот здесь, Мариночка, думаю, может, ты их и получишь. Деньги это ведь как – за них расписываться надо, это на бумажках их остается, не будут врать, побоятся!
Марина начала обдумывать, как ей выяснить про эти две тысячи материальной помощи. О том, чтобы позвонить в администрацию, речи категорически быть не могло. Она пока и представить себе не могла, что когда-либо сможет с ними разговаривать. Убедившись, что Марина уже окончательно успокоилась, Сергей засобирался на улицу продолжать делать дела. Девочки тоже успокоились и продолжали мирно играть каждая сама по себе.
А Марина, как и обычно, стала набирать Ритин номер телефона. Рита внимательно выслушала чтение письма и, казалось, оно не вызвало у нее никаких эмоций.
- Слушай, - сказала она, - сколько всего денег в месяц ты получаешь от нашего дорого и горячо любимого государства?
- Сейчас стали платить 105 рублей на ребенка – у меня их четверо, значит 420, - считала Марина – и тоже недавно стали платить 630 рублей как многодетной семье. Это значит 1050 рублей в месяц.»
- Так, а проценты по кредиту сколько? - не унималась Рита.
- То ли 1500, то ли 1600 в месяц, не помню точно. В общем, почти вся дядь Серёжина пенсия!
- Забудь про пенсию, мы сейчас ваши доходы считаем, - продолжала Рита, - вот и получатся, что то, что ты получаешь от государства как многодетная мать, с подачи господ чиновников перекочевало в карман частного банка в виде процентов по кредиту, который они, благодетели, «помогли» тебе получить», – с каким-то чувством удовлетворения констатировала Рита.
- Рит, я чего-то понять не могу, что ты говоришь, - извиняющимся тоном сказала Марина.
- А чего понимать-то, все просто. Твой доход 1050 рублей в месяц. Проценты по кредиту, который тебе, в соответствии с их письмом, «по блату» устроил глава администрации составляют 1500-1600 рублей в месяц. Так вот этого твоего дохода даже на проценты их кредита не хватает. Понимаешь?
- Да, понимаю, ну и что?
- А то, что ты их цинизм увидела в том. что тебе детей в интернат сдать предложили, а я в том, что то, что они тебе платят тут же отбирают в карман другой структуры, а в своем письме-отписке именно это еще в заслугу себе и ставят – вот, мол, лично глава администрации помог. Идиоты. Причинно-следственная связь отсутствует напрочь. Вопрос весь в том, присутствует ли она у тех, кто это письмо примет в качестве ответа на свой запрос. Боюсь, что это не их категория.
Марина сосредоточенно дышала в трубку. Рита рассмеялась, – Пытаешься сообразить? Расслабься. Фишка совсем не в банке со шпротами или селедкой, как в рекламе. Фишка в том, что мы это проглотим – других вариантов нет.
- Рит, а больше писать не стоит? - неуверенно поинтересовалась Марина.
- Понимаешь, можно попробовать все собрать, снабдить своим объяснением и новыми более конкретными вопросами и отправить по тому же адресу, но машину ты эту все равно не одолеешь. А если частным порядком и одолеешь, то цена, которую ты заплатишь, все равно будет выше того, что ты в результате получишь.
- И что теперь? Всё?
- Ну сейчас тебе пятого родить надо благополучно, а там посмотрим. К тебе все равно по-другому в твоей местности относиться будут.
- Что, злиться на меня будут?
- Побаиваться. Мало ли что еще сообразишь. Они понимают, что тебе кто-то помогает, связываться не станут.
Рита с Мариной без особых эмоций проговорили ситуацию ещё и ещё раз. Чем больше они её обсуждали, тем абсурднее казались им идея письма наверх как таковая. Раз написали, так написали, но ещё писать – спасибо большое. Вы там говорите, мы, конечно, послушаем, но всерьёз, уж извините, не примем, и будем продолжать жить как и жили, без вашей помощи.
- Марин, - ты пойми, дело не в президенте или даже правительстве, их на всех не хватит, и это я не в оправдание говорю. Дело во всех нас. Вот ты раз Янке сказала горшок вынести, два, а она не выносит. Ты плюешь и, ругаясь, выносишь сама, правильно?
- Да, но ты говоришь, что это непедагогично, что нужно заставлять и быть это, как её, … последовательной».
- Да в масштабе семьи, а когда у нас больше половины страны за собой горшок вынести не в состоянии, тогда что?
Марина звонко расхохоталась – «В дерьме живем!»
- Вот-вот! И еще письма пишем!
Пошутив, подруги распрощались. Настроение у Марины улучшилось, и она отправилась перебирать вещи для маленького, чтобы взять их с собой, когда поедет к Рите в Москву рожать. Поглядывая на детей, она ещё раз, но уже без горечи, хмыкнула – подумать только, посоветовали сдать в интернат! Своих что ли детей у них нету?
Вечером этого же дня уже вернувшаяся в свое обычное ровное расположение духа Марина рассказывала за ужином мужу об утреннем инциденте с письмом.
- Мариш, - сказал жуя Паша, -- плюнь ты на них. Мне вот зарплату вроде ещё прибавят, хозяин сегодня сам сказал. Проживём. Выбрались ведь уже. И сделали это сами.
- Да, Мариночка – поддакнул сыну Сергей, - мы живем мирно, честно, трудимся. Не надо к ним туда соваться, неприятности одни нажить только можно.
-Дядь Серёж, я ведь не о себе беспокоилась. Из-за детей. Пока они маленькие мы худо-бедно выбираемся, а подрастут – образование-то получить надо. Что ж наши дети хуже других? У них шансы тоже должны быть!
- С Божьей помощью, – уверено сказал Паша. Марина сидела, подперев рукой щёку, и Паша вдруг увидел, что она сильно повзрослела, и уже мало напоминала ту смешливую шуструю девчонку, в которую он когда-то без памяти влюбился. - С Божьей помощью,» - ещё увереннее вдруг сказал он снова и добавил – и сами, конечно.
- А что, - продолжил мыль Сергей, - мы детям хороший пример подаем, мы трудимся, живём по-человечески, Дашка вон какая сообразительная, помогает, не отлынивает, все уже умеет, а ей ещё только десять.
Уже через неделю Марина напрочь забыла обо всех письмах. Пятый ребенок вовсю грозил своим появлением раньше срока, а Марина для виду слегка ворчала «Ну вот, сыночек, только все планы мне рушишь. Нет бы до президентских дождаться, а ты ну совсем с мамой и сёстрами не считаешься». И когда в очередной раз отзанимавшись с младшими, Марина встала, придерживая рукой живот, её вдруг охватило чувство радостного блаженства. Она смотрела на дочерей и понимала, что должен чувствовать человек, когда у него радуется сердце. Вся её социальная активность куда-то ушла, и сейчас она чувствовала себя один на один со своей семьей, с детьми, хозяйством, заботами и дружескими привязанностями, со старой берёзой во дворе, с озером, в котором, - она могла это видеть из своего окна - переливаясь самыми разными оттенками, отражалось солнце и небо, и со всеми просто людьми без должностей и званий. Постояв немного у окна, она пошла к кухонному столу, но не удержалась и вернулась в комнату, чтобы как обычно позвонить Рите. На этот раз разговор был самым будничным, в основном о планах приезда в Москву рожать.
- Ты знаешь, Рита, - закончила свой разговор Марина, - я вот раньше думала, что дети – это мое несчастье, а оказывается-то, что счастье. Я до сих пор от этом думаю и думаю.
Жизнь продолжалась, всё шло своим чередом и, казалось, оставалось неизменным. Но это было только на поверхности. Во внешне неизменной обстановке под практически постоянный шум озера вместе со своими детьми взрослели Паша с Мариной и набирали сил дальше, чтобы вопреки всем и вся не просто выжить, а прожить свою жизнь достойно – так, чтобы их дети могли ими гордиться и черпать силы на примере жизни своих родителей, когда им, придет время, может это и понадобиться. Даша ходила в школу, Яна упорно рисовала, Вика сопела над прописями, Юля резвилась и поражала всех своей смышленостью, а ещё неродившийся маленький «бьятик» пинал маму в животе, как в свое время и все его сёстры. Лохматый двортерьер Дик изредка побрёхивал во дворе, где как всегда хлопотал дед Сергей. Соседи продолжали судачить и сплетничать и уже не представляя себе жизни без Марины и её семьи - главных возмутителей спокойствия в округе. И всё это вместе взятое как-то незаметно для самой Марины стало неотъемлемой составляющей её жизненного счастья и вышло на первый план, оттеснив на задний все намерения добиться того, что ещё совсем недавно она называла правдой.