худ. Лоуренс Альма Тадема (1836-1912) «Ask Me No More» («Не спрашивай меня больше ни о чём») 1906
Кара врал постоянно. Это было у него, что называется, в крови. Причём, для этого ему не приходилось прикладывать особых усилий: всё происходило естественно, само собой.
Рыбе, для того, чтобы она могла свободно дышать, необходима вода; человеку - воздух; Кара же, не мог прожить без вранья и одного часа.
Вообще-то, настоящее его имя было Кахрамон, что в переводе с узбекского означает «герой». Он был шестым или седьмым по счету ребенком в огромной многодетной семье, чья квартира находилась почти напротив нашей. Предки его были арабами, но, окончательно адаптировавшись несколько поколений назад, разговаривали на таджикском языке.
Квартира их напоминала улей: оттуда постоянно доносились несмолкаемое жужжание, и запахи приготовляемой пищи. Это была строго ортодоксальная семья с патриархальным укладом жизни и беспрекословным подчинением вышестоящему по иерархии, с решающим правом голоса главы семейства.
Улица являлась единственным местом, где мы - мальчишки - могли, забыв про домашних, свободно предаваться нашим играм и детским фантазиям, с утра и до самого позднего вечера гоняя мяч или купаясь в пожарном бассейне, который совместными усилиями был превращен в образцовый лягушатник на зависть всей соседской детворе.
Упоминаемый порок Кахрамона был хорошо известен всем ребятам нашего двора. Более того, мы уже настолько свыклись с этой чертой его характера, что даже в обычном приветствии склонны были заподозрить скрытый подвох. И, если вы полагаете, что Кара на это обижался, то глубоко заблуждаетесь. Он этим гордился. Правда, не открыто, но как-то по-особенному: так человек, совершивший героический поступок и страстно желающий, чтобы об этом узнали, скромно опускает свои глазки, убедившись в достижении поставленной цели. При этом, он продолжал сохранять суровый вид и даже хмурился, хотя и невооруженным взглядом было видно - как ликует его душа. Можно сказать, это было средством его самовыражения.
Враньё его, на первый взгляд, носило совершенно безобидный характер, большей частью напоминая рассказы, сродни небезызвестным историям Э.Распэ о бароне Мюнхгаузене. Вознестись до крупных мошенничеств или афер его скромный ум, конечно же, не мог. Хотя порою, благодаря нашей притупленной бдительности, ему и удавалось ввести нас в заблуждение. В такие минуты он откровенно ликовал, потешаясь над нами, как над доверчивыми простофилями. Ещё бы: это был апофеоз, высшая цель, которая приносила ему наслаждение, компенсируя недостаток таких качеств, как благородство и широта души, деликатность и сострадание. Нет, нельзя сказать, что он был глух к чужому горю, но, будучи воспитанным в суровых условиях семьи, где чувство выживаемости и сомнительная находчивость поощрялись и ценились прежде всего, он не особо обременял себя возвышенными и благородными идеями, считая всё это красивой литературной сказкой, далекой от реальной жизни. Словом, он достаточно «реалистично» смотрел на окружающий его мир, руководствуясь в своих поступках здравым практицизмом и полученным воспитанием.
1. ПРО ШПИОНОВ
Как и все дети 60 - 70-х годов прошлого века, мы безумно любили кино. Нашему поколению и в самом деле крупно повезло потому, что именно на этот период пришлись такие фильмы, как «Морозко», «Конек-горбунок», «Неуловимые мстители», «Белое солнце пустыни», «Бриллиантовая рука», «Золотой теленок», «Кавказская пленница» и многие другие, что сегодня нам демонстрируют по телевизору по нескольку раз, поскольку ничего подобного в новых «демократических» условиях создать, почему-то, не удается. Мы совершенно не обращали никакого внимания на титры, на имена режиссеров (Роу, Гайдай, Данелия, Алов, Наумов). Нам просто нравились фильмы. Причем, почти все.
Несмотря на то, что билет на детский сеанс стоил всего-навсего 10 копеек, тем не менее, походы в кинотеатр для нас были явлением нечастым. Пойти же, всем двором - это настоящее событие. Одно из них запомнилось на всю жизнь.
Кара подбежал к нам весь запыхавшийся и взволнованный:
— Дураки! В «Бахоре» («Весна» - один из трех крупных кинотеатров города, находившийся рядом с нашим домом) идет новая кинуха, а вы здесь в футбол играете... Скорее собирайтесь, пока не все билеты раскуплены!
— А что за фильм? И вообще: про что? — поинтересовался кто-то из ребят.
— «Пиросмани» - загадочно произнес Кара и добавил для пущей надежности - Про шпионов!
Через десять минут, с трудом уговорив своих родителей, мы всем двором двинулись в направлении кинотеатра, бурно обсуждая по пути возможный сценарий и захлебываясь эмоциями, в предвкушении от предстоящего просмотра. К счастью, возле касс не было ни одного человека. «Повезло» - решили мы, и, быстро приобретя билеты, довольные шагнули вовнутрь. Тогда мы ещё не знали, что окажемся единственными зрителями на весь кинозал.
Забегая несколько вперед, скажу, что став уже взрослым, мне вновь доведется посмотреть (но уже - целенаправленно) этот замечательный фильм, рассказывающий о горькой судьбе уникального грузинского художника-самородка Нико Пиросманишвили (реж. Г.Шенгелая, 1969г) - одного из самых ярких и самобытных представителей, так называемого, «наивного искусства», творчество которого не может оставить равнодушным истинного ценителя и поклонника мировой живописи. Конечно же, это далеко не детский, и уж совсем не «шпионский» фильм.
Полагаю, читателю нетрудно будет представить – что за шок мы все испытали, заплатив кровные десять копеек и получив вместо ожидаемого остросюжетного детектива, скучный и непонятный нудный фильм о каком-то художнике-неудачнике.
Поначалу, мы терпеливо ждали, надеясь, что «вот сейчас» закончится вступительная часть и... начнется. По прошествии некоторого времени, наши физиономии вытянулись, когда мы вдруг обратили внимание на то, что двери «выхода» распахнуты настежь. Редкие любопытные прохожие прямо с улицы заходили в зал и, задрав голову на экран, наблюдали несколько секунд, после чего также равнодушно покидали помещение. Нам стало до боли обидно: как это мы в очередной раз могли довериться этому лгуну и обманщику?! Кстати, а где он сам?
Предусмотрительный Кара, ещё с самых первых минут раскусив, что скоро его начнут бить, вовремя и бесшумно смотался от греха подальше. Он встречал нас на подходе к дому, в три погибели сгибаясь от смеха и тыча в нас пальцем. В эту минуту мы готовы были его растерзать. Допустив нас ещё на некоторое расстояние, он со всех ног пустился наутек, в сторону дома. А мы пережили очередное моральное потрясение.
2. ОН ЖЕ - КАРА, ОН ЖЕ - АШРАФ...
Не могу сказать с достоверностью, ЧТО именно послужило толчком к рассекречиванию настоящего имени нашего героя: то ли «хрущевская оттепель», то ли «брежневский застой», то ли фильм Т.Лиозновой «Семнадцать мгновений весны», недавно вышедший на экраны телевизоров, но факт остается фактом.
В один из дней Кара вышел из подъезда намного серьезнее и мрачнее обычного. И, несмотря на все предпринятые нами меры предосторожности, детское любопытство, всё же, оказалось сильнее: столь долгую артистическую паузу никогда ранее выдерживать ему не доводилось. И результат не замедлил сказаться. Наконец, когда мы его уже совсем вплотную окружили, засыпав вопросами, он глубоко вздохнул и милостиво нам открылся:
— Оказывается, моё настоящее имя не Кахрамон... — произнес он тихо, задумчиво глядя куда-то вдаль, поверх наших голов.
— Вот те раз! — опешили мы, с трудом сдерживая себя. — И кто же, ты теперь?
Собрав всю свою волю в кулак, Кара в последний раз ушел в длительное молчание. Однако, видя, что наше терпение не бесконечно, он, сохраняя на лице камерное выражение, обреченно выдавил:
— Моё настоящее имя - Ашраф.
Вау! Тут ребята заметно оживились, разделившись на скептиков и сочувствующих: одни стали всячески обыгрывать новую ипостась нашего «мюнхгаузена», другие попытались выведать подробности столь неожиданного открытия.
— Не верите? Можете спросить у родителей - обиделся Кара-Ашраф, укоряя насмехающихся над ним товарищей.
Не верить родителям не было оснований: папа и мама, в отличие от сына, были простыми и честными людьми. И, всё же, подходить с подобным вопросом к пожилым людям мы справедливо сочли не совсем приличным.
— Что же означает это имя? - наконец, искренне поинтересовался я.
По всему было видно, что именно этого вопроса он так долго ждал: его красивые и черные как смоль глаза слегка увлажнились, отчего и без того длинные ресницы показались ещё длинней и выразительней.
— «Самый благородный»... - еле слышно произнес он в наступившей гробовой тишине, и, скромно сомкнув свои веки, покорно опустил голову вниз.
Император Нерон, безусловно, тут даже рядом не валялся...
3. ВРЕМЯ ЛЮБИТЬ...
Когда наступала летняя невыносимая жара, мальчишки нашего двора (естественно, с разрешения родителей), предпочитали спать на улице.
Под каждым окном располагался небольшой участок земли, служивший, как правило, небольшим огородом, границы которого были обнесены штакетником или же обычной стальной проволокой, а внутри - по желанию владельца - высаживали плодовые деревья, цветы и обычную неприхотливую зелень. Самый большой огород, конечно же, был у самой многодетной семьи. Он находился на противоположном краю двора, несколько далее всех остальных и был обсажен великолепными красивыми розами, редкими экзотическими цветами и всевозможными плодовыми деревьями. В этом не было ничего удивительного, так как отец Кахрамона являлся достаточно известным и уважаемым в городе садовником.
Посредине огорода, утопая в благоухающей зелени цветов, находился большой и вместительный тапчан (плоское деревянное сооружение-настил, возвышающееся на некотором расстоянии от земли), который в обеденный перерыв служил местом сбора многочисленной семейки. От лучей палящего солнца людей защищал естественный навес из виноградника, тонкие и гибкие ветви-щупальца которого раскинулись на деревянных брусьях-перекладинах, откидывая, таким образом, прохладную тень на значительную часть сада. Можно было запросто, не вставая с места, протянуть руку вверх и совершенно свободно сорвать янтарную кисть. В августе, в самую пору созревания, весь виноградник был буквально обвешан тяжелыми золотистыми гроздьями этих соблазнительных ягод.
С наступлением же темноты, мы расстилали свои матрацы и курпачи (национальные стёганые одеяла), заправляли их простынями и, под звуки цикад и ароматы, исходящие от готовящихся отойти ко сну цветов, до поздней ночи не смыкали глаз, предаваясь своим мальчишечьим фантазиям и мечтам, прикалываясь над друг другом. Сейчас, оглядываясь назад, в своё прошлое, я начинаю понимать, что это было самое прекрасное и беззаботное время в моей жизни.
По окончании девятого класса, темы наших бесед заметно изменились и - как следствие - женская тематика стала превалирующей. Каждый из нас мечтал поделиться своими любовными подвигами, но никому, кроме Сережи - этому любвеобильному мачо - ничем особым похвастаться не удавалось: мы были достаточно робкими и скромными юношами, а потому все наши разговоры, в основном, носили воображаемый характер. Однако, с каждым днем кровь в венах пульсировала всё энергичнее, а гормоны не на шутку давали о себе знать, требуя какого-то выхода. К тому же, и Серега, как назло, стал всё чаще пропадать по ночам, возвращаясь к самому утру.
Каре в этом вопросе никак не положено было отстать от нас. И однажды он «признался».
В соседнем дворе жила кокетливая барышня Люда. Как и многие дети от смешанных браков, она была чрезвычайно красива и обаятельна. К тому же, достаточно раскована и общительна. Поэтому неудивительно, что она пользовалась огромным вниманием мальчишек всей округи. Ну, а поскольку училась она в одном классе с Карой, то достаточно часто они общались и вне школы. Между тем, Люда прекрасно была осведомлена относительно известной черты характера моего друга и потому держалась с ним более чем сдержанно. Несколько раз мне также посчастливилось поприсутствовать на посиделках, устраиваемых ребятами их двора. Я знал, что Люда всегда достаточно иронично относилась к Каре, никогда не воспринимая его кандидатуру всерьёз, впрочем, как и не отвергая. Она вообще никого не отвергала. Ей, как и всякой красивой девушке, знающей себе цену, приятно было внимание, оказываемое её персоне, а потому, при всей своей скромности, она нередко могла позволить себе пококетничать и даже покапризничать. Не более того. Во всём остальном, всегда соблюдая известную порядочность и нравственные устои, принятые на Востоке...
— Ну, рассказывай: как сходил? — нетерпеливо принялись мы за традиционный допрос, едва только Кара, взобравшись на тапчан, разделся, и устало кинул своё молодое тело на атласное ложе.
Как и следовало ожидать, три глубокие бороздки мгновенно обозначились на его переносице: брови чуть не слились в единую сплошную линию, а лицо сразу же приобрело серьезное выражение. Оно красноречивее всяких слов говорило нам о том, что распространяться на подобные темы с безусыми юнцами, это всё равно, что не уважать себя. Однако, не прошло и двух минут, в течение которых нам терпеливо и добросовестно пришлось ему подыгрывать, как он снизошел до нас, шепотом сообщив:
— Сегодня, наконец, получилось...
«Неужели трахнул?!» — мы с Сережей вопросительно переглянулись.
— Что - «получилось»? — с удвоенной энергией мы принялись его тормошить.
— Ты можешь, хоть, сказать толком: что, конкретно, получилось? Расскажи поподробнее!
— Да врёт он, как всегда... — донёсся, наконец, с другого конца тапчана голос Рината, молчавшего до сих пор. Я знал, что он это сказал специально для того, чтобы раззадорить и ускорить реакцию «Ромео». Всё так и вышло.
— Чем тебе поклясться?! — вскипел Кара.
— Да ничем не надо клясться — успокоил я друга. — Ты только скажи: где вы гуляли?
— Ну, сначала я поволок её в парк — деловито начал товарищ так, словно речь шла о каком-то барашке, которого на веревочке вывели пощипать травку.
— Так. — подбодрил его Сережа. — А потом?
— Ну, потом мы пошли в сторону стадиона. Там, где скамейки.
— Ну?! А дальше? — подключился Ринат.
— «Дальше...» — скривив рот, передразнил его Кара.
Свои фантазии он любил доводить до слушателя обстоятельно и образно, а главное - не спеша. Видимо, в этом сказывалась утонченная и лирическая душа араба.
— Дальше, мы сидели на скамейке и я вот так, нежно обнял её за плечо.
При этом, Кара, словно перенесясь в совсем недавнее прошлое, обнял товарища, пытаясь продемонстрировать на приятеле всю гамму чувств, переполнявших его душу. Ринат брезгливо дернул плечом, скинув руку товарища.
— Ну-ну! А потом? - Серега как молодой жеребец нетерпеливо перебирал ногами. Он уже давно переоделся и собирался смыться на очередное свидание.
— Ну-у... Потом я её цулавал, цулавал, цулавал...
Сережка, как стоял возле тапчана, так и сполз под него, трясясь беззвучно от смеха. Мы же, с Ринатом, схватившись за животы и корчась от боли, стали перекатываться из одного конца тапчана на другой, не в силах остановиться.
— Тихо! Тихо! — изредка покрикивал на нас шепотом Сережа, сам еле переводя дух от приступа смеха. — Родителей разбудите! Мне бежать уже пора.
И, не удержавшись, вновь исчез под тапчаном...
4. ВОЛГОГРАДСКАЯ НЕВЕСТА
— Кара женился!
Эта новость в одночасье облетела всю нашу округу, повергнув в шок всех ребят двора.
Странен был не сам факт произошедшего: всё-таки, Каре исполнилось уже двадцать. Всем было хорошо известно, что его старшая сестра вышла замуж в шестнадцать, и это считалось вполне нормальным.
Странным казался выбор невесты. По слухам, она приехала откуда-то из Волгограда.
Это было нонсенсом. Такое просто не укладывалось в голове. В это невозможно было поверить! И в первую очередь, учитывая незыблемые традиции и взгляды на институт брака в столь ортодоксальной семье, коей являлась семья моего товарища. Прекрасно зная возможную реакцию его родителей, я ни секунды не сомневался, что такого просто не может быть. Скорее, я бы поверил, что завтра наступит конец света. Это было намного реальнее.
Поначалу, как обычно, все восприняли это известие как очередную «утку» от Кары. Однако, очень скоро мы не только поверили, но и своими глазами увидели худенькую русоволосую девушку со светлой (я бы даже сказал «белой, как лист бумаги») кожей и бледным лицом. Более того, она входила и выходила из той самой квартиры. где проживал мой друг. Это было настолько невероятно, что я даже чуть было, не решился подойти к гостье и расспросить её лично. Однако, в последний момент, воспитание и чувство благоразумия возобладали, и мне оставалось только протирать глаза руками, чтобы удостовериться в том, что всё мною видимое происходит не во сне.
История умалчивает детали этого знакомства. Известно лишь, что звали её Лена и что, поверив Кахрамону, она, вопреки воле своих родителей, приехала из самой глубинки России в неизвестную ей страну.
Да, несмотря на провозглашаемую по телевизору дружбу народов, несмотря на то, что номинально их объединяла одна и та же страна под названием СССР, очень скоро ей суждено будет убедиться, что она попала в совершенно иную страну. С другим укладом, с другим менталитетом, с совершенно иным образом жизни. То есть, страна, вроде бы, та же, но среда совершенно чужая.
Возможно, этот контраст не так ярко бы бросился ей в глаза, попади она в другую, не столь патриархальную семью. Но шаг был сделан, и оставалось только надеяться на чудо.
Чуда, однако, не произошло...
Его и не могло произойти, поскольку при всей своей внешней схожести (оба красивые, оба мечтатели, оба примерно одного уровня образования, и т.д.), это были люди из совершенно разных миров. Она, непосредственная как сама природа и воспитанная в русской сельской глубинке, привыкшая к широким полям и бескрайним просторам. И он: воспитанный в самых жестких ортодоксальных традициях, где безраздельное верховенство мужчины как главы семьи и хозяина дома - не подлежащая обсуждению аксиома.
С первых дней было ясно, что ни о какой совместной жизни речи и быть не может. Не менее удивляло другое: как его родители дали добро? Неужели они надеялись, что молодая невестка сходу впитает в себя такой огромный и чуждый ей пласт культуры и приноровится к новым условиям жизни? На что они рассчитывали?
Оставалось только со страхом ждать неизбежной развязки.
И она наступила.
Об этом мне потом расскажет Ринат, который также жил в нашем подъезде, но этажом выше.
Однажды, когда он, как обычно, спускался по лестнице, дверь на первом этаже распахнулась и оттуда вся пунцовая выскочила Лена. Она машинально ринулась было наверх, но, столкнувшись лицом к лицу с Ринатом, остановилась как вкопанная, опустив низко свою голову.
— Что случилось, Лена? — участливо обратился к ней мой товарищ.
Девушка не шелохнувшись, продолжала стоять с низко опущенной головой. Было видно, что она еле сдерживает готовые вырваться наружу эмоции и желает только одного: чтобы поскорее Ринат продолжил свой путь. Это насторожило приятеля, заставив его забеспокоиться:
— Лен, может быть, тебя кто обидел?
И тут её прорвало. Это было последней каплей. Сначала она как-то странно завыла, словно сирена, а потом этот крик души перешел в рыдания. Кинув свою белокурую головушку на плечо Ринату, она уже не стесняясь, стала изливать ему свое горе, как самому близкому человеку на этой грешной земле. Впервые за весь месяц, что прошел с момента её прибытия, она ощутила реальную заботу. И кто справлялся? Совершенно чужой и мало знакомый ей человек.
— Сил моих уже больше не осталось, Ринатушка! — запричитала несчастная невеста, словно бедная пташечка, заколотившись у него на груди. — Боже, мой! Ну, сколько ж, это можно?! Только и слышишь кругом: «Урус - джяляб! Урус - джяляб!» («Русская - проститутка!» /Г.С./) Нет, всё, хватит! Я этого больше не вы-не-су!!! Я на себя руки наложу! Господи, прости меня!
— Что ты, что ты, Леночка! — не на шутку испугался мой приятель, неуверенно поглаживая её по спине и одновременно чувствуя, как где-то глубоко внутри поднимается незнакомое ему доселе чувство. В тот момент он ещё не мог объяснить себе - откуда оно возникло. Это странное чувство сострадания, когда чужое горе становится своим, до боли проникая в самое сердце и разрывая его пополам.
— Ты только успокойся: тебя здесь никто не даст в обиду! Ты слышишь меня: никто! — уверенно заверил её Ринат, поражаясь своим же собственным словам, которые, казалось, говорил не сам он, а кто-то сидящий внутри него.
В эту минуту он готов был говорить любые слова, только чтобы она хотя бы на некоторое время успокоилась. Ему и в самом деле, стало невыносимо жаль эту несчастную девушку, которая, почему-то, напомнила ему сошедшую с картины Васнецова Алёнушку. И в следующую секунду, Ринат почувствовал, как девушка притихла, оставаясь, однако, по-прежнему в его теплых объятиях, которые так напоминали ей родной дом и стареющих родителей…
А вечером в квартире «многодетных» состоялся серьезный разговор с участием представителей домового комитета, который окончательно расставил точки над «i».
На следующий день Лена так же внезапно исчезла, как и появилась. Соседи тихо пошушукались между собой, деликатно избегая подробностей, и вскоре жизнь двора вновь вошла в свою привычную колею.
И только горький осадок, словно шлейф, тянется с той поры, преследуя меня и не давая покоя. Кто виноват? И есть ли тут, вообще, виновные? Вроде бы и - никто. Судьба распорядилась. А понять её - ох, как не просто...