от боли и... до боли

Екатерина Гринчук
Среди огромного количества реальностей, нас окружающих, я ищу тебя. Я не вижу твоего лица, которое могло бы послужить путеводителем, освещающим мой путь. Я чувствую тебя сердцем, когда иду по следам, которые ты оставил в промежутках между рельсами и лужами. У меня нет зеркала, и даже если бы оно у меня было, всё равно себя бы там я не увидела: я умерла… Остался только мой голос, который можно услышать в шелесте листвы и дуновении ветра. Я покончила с собой, и, наверное, с тобой тоже. Я слышу, как где-то далеко бьётся твоё сердце. Тук-тук-тук-тук. Как жаль, что, когда я тебя найду, если, конечно, это возможно, ты не увидишь, не услышишь меня, только дыхание станет чаще, а руки сожмутся в кулаки до боли и… от боли.
Я буду скучать по тому, что кружило голову и заставляло любить тебя. Это была боль, до которой не сложно было добраться, но мучительно трудно уйти. Я буду плакать, а слёзы прольются тебе на грудь утренним летним дождём. Я буду любить тебя так, как ты всегда мечтал. Ты требовал любви, а свою закрыл в маленький кармашек внутри сердца, на стук которого я бегу. Теперь я не с тобой, я вряд ли тебя найду, а ты никогда не забудешь моих прикосновений к тёплому телу. Теперь у меня нет лица, но ты запомнил его черты.
Однажды утром, проснувшись от неизвестного волнения, ты посмотришь в зеркало и увидишь меня смеющуюся и плачущую, как тогда, как пятьдесят лет назад, когда ты меня потерял. Тогда ты поймёшь, что я давно живу в тебе. Я твоя… боль. Ты уныло посмотришь в окно, оденешь чистый халат, сядешь на кресло и долго будешь смотреть в одну точку, а потом закроешь глаза, и приснится сон, где я буду целовать твоё лицо, ещё молодое, по-юношески красивое, твои руки, по-мужски сильные, шею, гладкую, как атлас, ноги, как бархат, где ты обнимаешь меня, ту, которая живёт и в сердце и в памяти. Я протяну тебе руку, а ты ответишь в знак того, что давно простил. Так, сцепившись пальцами, я поведу тебя за собой от боли… от слёз, от тебя самого, скитавшегося по земле все эти годы. Ты только на секунду откроешь глаза, увидишь себя сидящего в кресле возле кровати, где по-кошачьи потягиваясь просыпается молодая жена, ты улыбнёшься, боль пронзит твоё сердце – мой компас, по которому я нашла тебя через призму времени. Дрожь пройдёт по позвоночнику, ты издашь последний вздох, закроешь глаза и пойдёшь за мной, за той, которую любишь, любил, и, вполне возможно, что будешь любить до боли… навсегда.

***

Она мечтала о море и об огромной любви. Он иногда приходил послушать, как она плачет. Это прибавляла ему сил. Он заставлял ревновать и не реагировал больше на её страстные взгляды. День за днём её боль становилась сильнее, а его привязанность слабела. Она нервно курила раньше, а сейчас пичкала себя успокоительным и снотворным на ночь. Он никогда не любил её, а она иногда хотела, чтобы её нежили, ласкали, дарили счастье. Но (вот в чём глупость любви) только с ним хотела засыпать и просыпаться. В то время, как он радовался своей молодости и привлекательности, она сидела в пустой квартире и читала книги: страница за страницей. Влюблялась в героев, но любила его одного. Ей нечего было ждать, а ему некого искать.
Она помнила прибрежный ветер, запах морской соли и мягкость водорослей на руке. Он никогда не видел море, но очень много слышал о нём. Она мечтала о том, что когда-нибудь они пройдут по берегу вдвоём, где будет слышна уходящая вдаль музыка и видны тающие вдали очертания гор. Там, где самые яркие звёзды образуют хоровод, там, где тускнеют на синем небе облака, они найдут своё счастье.
Он уходил и возвращался – так тянулись дни, образующие долгие месяцы. Его недолюбили, а она ждала, что кто-то согреет. Холод и боль связали их в сером городе под куполом надежды и их мечты.
Когда-нибудь они разойдутся, у неё будет семья, у него - карьера. Но, что самое важное, они не забудут, что когда-то она лежала с ним рядом, погружённая в свою мечту, а он думал, что совсем скоро пора уходить. Как она волновалась, закрывая дверь: боялась, что он никогда больше не придёт. Так часто люди уходят, а потом жестокая красавица-судьба разлучает навсегда, отправляя людей туда, откуда никогда не возвратиться. Крохотные крупицы сознания говорили назойливо им на ухо, что всё когда-то проходит, что легче потерять сейчас, чем увидеть снова ту боль, которая возвращается к ним через ревность и страх потерять. Но они не слушали разум… Только сердце имело над ними власть. Так проходили дни, так исчезали месяцы. Он приходил. Он уходил. А она ждала любви, получая боль.

***

Яркие лучи весеннего солнца попадали в глаза. Я сидела, согнувшись, обхватив собственные ноги, тлела сигарета, пепел летел, уносимый ветром, куда-то под скамейку. Я мечтала о счастье без него.
Сжимая руки в кулаки, плакала, почти крича. Лаконичность прощальных фраз душила больное сознание. Волосы, прилипая к влажным щекам, попадали в глаза, и слёзы тогда душили ещё сильнее. Ком застрял в горле, пыльная дорожка размывалась в глазах.

Холодный вихрь осени трепал волосы. Я шла, держа промокший зонтик к правой руке. Я умоляла судьбу выкинуть его образ из памяти навсегда.
Залезая в автобус, от спешки поломала зонтик.. Не стало даже досады.. Просто тупая боль продолжала душить простывшее горло. Уже не хотелось рассказывать об этом ощущении подругам, не хотелось плакать, не мечталось любить. Единственное желание – лечь под тёплое одеяло с головой и почувствовать, как папа поёт колыбельную хриплым уставшим голосом.

Теплый вечер лета озарял закат. Я молчала на балконе рядом с самым прекрасным из людей на этой планете. Он говорил, а ответить было нечего. Он говорил о химии любви, о пьяных звёздах, о лихорадках и радостях. Как на такое можно ответить, если в сердце сидит чертёнок с наждаком, который полирует всё человеческое и нежное в тебе?

А потом наступила зима. Иней стыл на ресницах, а снег оставался на плечах… было всё равно. Тогда я вошла в тёмную квартиру, зарядила револьвер одной пулей… И только сиплый родной мужской голос продолжал петь колыбельную: «Спят медведи и слоны…»

А потом я узнала тебя. Я знала тебя и раньше, просто не думала о тебе. Когда ты веришь во что-то, ты можешь идеализировать отношения. А что делать, когда ты не идеализируешь? Что делать, когда ты всё знаешь наперёд? Я не знаю.. я знаю только то, что я тебя люблю… люблю, как никого! Я готова говорить об этом при встрече любому.. это верный шаг.. или мы просто глупые люди? Как наркоманы ищем дозу? Так или иначе… белое или черное.. не знаю. Я знаю только то, что Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ

***

(по прочтению «Мёртвых душ»)
В промежутках смысла мы каждый раз ощущаем боль. Выпив чью-то жизнь до дна, удивляемся, когда видим слёзы, когда слышим мольбы о помощи. Сгубленная душа взывает к своему палачу, чтобы навсегда умереть в списках, где синим по клеточкам, написано: «Жертва». Губительной силой обладает слово, меткое, сладкое, нежное, как будто бы любящее. А кого может полюбить сердце обладателя такого слова? Себя даже вряд ли..
А между тем такому человеку когда-то было 14 лет, когда дискотека и летние поцелуи внушали больше радости, чем бабушкины вкусности в 5…. Когда-то его «люблю» не было наигранным и звучало куда более робко и куда более откровенно. Что произошло за век, который прошёл лезвием по венам того, чьи мысли – теперь каша, сваренная на крови нескольких действительно ласковых с таким очаровательным взглядом?
Ради интереса ли он губит то, что ему мило? Из-за жалости? Из-за непреодолимого желания справиться с собственной пустотой? Или просто так: из-за того, что сегодня солнце уже не горит, а просто светит, как настольная лампа старика-чернокнижника? Во всякой ли эпохе были такие «мученики», а точнее му…. Да просто му-му, которые тонут в океанах собственной желчи и сквернословия.
Только наедине с собой он будет говорить о себе. Только в одинокой комнате он признается новой пассии о несовершенстве другой.. для чего? Объяснений тоже не жди, боль… просто так ещё больнее. Кайф маркиза де Сада, хитрость и жажда Чичикова, неверие Ницше? Да он и ногтя не стоит этих героев, философов, этих лиц.. он пародия на самого себя, он выдумка с искалеченной душой. Те, кто идет за ним испытывают в тысячи раз меньше страданий, чем он сам. Удел ли это пораженного параличом чувств? Горе от ума такое? А между тем таких людей слишком много для мира и слишком мало для войны.
Для чего судьба смеётся над нежностью, делая её продажной, продаваемой и покупаемой на рынке душ? Кому-то достаётся всё самое тёпленькое и вкусненькое… Душа юного интеллектуала с возвышенной мечтой, юмористическими рассказами, смоченными слезами радости? Или сердце хорошего мальчика, который только и мечтал стать великим пианистом, баловался ручками под одеялом и не ведал большего счастья, чем рукопожатие отца? Или славный бродяга-актер и КВНщик целиком? Или руки мастерового парня, который мальства сел за руль мопеда, а теперь этими же руками изобретает новые конфигурации колес? Или ноги и туловище футболиста-хоккеиста и вообще спортсмена? Продолжать такой список нет смысла, потому что кто-то не получит ничего, кроме тумаков мужа – солдафона, который никогда на забудет пару недель в Чечне или где-то там ещё на юге, будет орать и ссать под себя по ночам…
Может быть, счастье есть где-то вне нас?
Где то вне нас есть то мужество, которое мы должны иметь, то упорство, которого у нас нет? Та история, которая делается для нас невозможной для прочтения?
И если ты даже прочитаешь эту скучную историю про себя несколько раз, ты не останешся более довольным собой, чем когда тебе было всё те же 5…. И получая 5 с плюсом, ты получаешь пинок под задницу длинною в твою недостаточно откровенную жизнь. Учи и учись. Нет спасения в самоуничтожении, даже когда тебе 5.

Эпилог:

Пожалуй, самое странное чувство… ощущение этой «самости».. не искусственного, а именно самого… мы рассуждаем в пользу 2 или ноль… мы рассуждаем в пользу нуль или ноль… какие разные мысли о боли. Какие разные ощущения счастья, когда мы все вряд ли «мыслим» для себя, что есть это самое счастье;