свидание с пятигорском (Александр Ануфриев) / Проза.ру

            СВИДАНИЕ С ПЯТИГОРСКОМ
Максим Лентов чуть было не проехал свою станцию, задремав на потрепанном, стареньком чемодане. Благо, румяный, бровастый, основательный проводник растолкал его:
- Поднимайся, парень, Горячие воды!
- Воды?
- Ну. Пятигорск твой.
Максим встрепенулся, подскочил и в одну секунду вылетел на залитый южным солнцем перрон. Его обдало кавказской негой и теплотой. Вот он город его грез, последнее пристанище великого поручика Тенгинского пехотного полка.
- Здравствуйте, Михаил Юрьевич! Дорогой вы мой сочинитель, здравствуйте, - сказал Лентов, - целый год я к вам собирался в гости.
- Приветствую тебя, приятель, – слышался ему тихий ответ; в толпе мелькнула коренастая фигура, эполеты, смуглое лицо, тяжелый, печальный взгляд пронзительных, темных глаз.
Максим поставил саквояж свой на скамейку. Над аккуратным, умытым утренним сентябрьским дождем городком величественно возвышалась гора Машук. Клубы тумана медленно стелились по ее контурам. Лентов порывисто вытянул походный альбом и быстрыми движениями принялся рисовать.
- Похоже, похоже…Художник? – настиг Максима ледяной, приятный баритон.
- Ага.
- Не помешаю?
- Нет.
Голос принадлежал рослому, белокурому красавцу в черных джинсах и красной майке. Он небрежно размахивал в воздухе связкой ключей, как лассо, беспрестанно жевал и улыбался во весь рот.
- Уважаю я вашего брата, ой, уважаю, - вкрадчиво продолжал «баритон», - сам когда-то баловался, в стенгазету писал…Как сладкую песню, люблю я Кавказ... А вы к нам в санаторий, по путевке?
- Нет, я сам по себе.
- Надолго?
- Думаю, на две недели.
Максим по своей природе был мягок и доверчив. От «баритона» же веяло недюженной силой и уверенностью в себе.
- Могу предложить вам жилье, в виде исключения. Как большому художнику.
- Правда? А это рядом с музеем?
- Господи, вот помешались все на этом музее. В двух шагах. Только, чур, с одним условием: вы нарисуете сначала мой портрет, а потом и моей жены.
- Конечно, с удовольствием.
Незнакомец представился Николаем Пустынцевым - коренной пятигорчанин, бывший спортсмен, занимается теперь недвижимостью и частным извозом, женился полгода назад на любимой женщине. Максим покорно сел в его новенькую «десятку», хотя было желание пройтись по городу пешком. Комфорт Лентова всегда несколько смущал, он жадно всматривался в мелькавшие за окнами автомобиля каштаны и кафе, бульвары с фонтанами, ухоженные переулки и улочки. Все его удивляло и радовало. Вдвойне, потому что именно здесь когда-то ступал тот, ради кого он приехал – тот, кто провел здесь последние месяцы своей яркой, мятежной, противоречивой, короткой как блеск молнии жизни. Славный малый, честная прямая душа, не сносить ему головы, - говорили ему вслед. А он жил постоянно в глубокой тоске и скуке, в поиске сильных ощущений, лез на рожон, под пули горцев и приятелей, смеялся над несовершенством мира. Зачем? Мир так прекрасен.
- Приехали, Максим, сушите весла.
«Десятка» остановилась в тесном дворике переулка. От двухэтажного дома из серого кирпича с небольшими оконцами, балконом и массивной железной дверью веяло холодком и неприступностью. На щелканье кодового замка отозвалось грозное собачье рычание.
- Фу, Мартыныч! – цыкнул Николай. – Свои, совсем ты распоясался, дружок.
Пятнистый доберман свирепо сверлил Лентова глазами.
- Место! Уволю. Вот старый вояка.
- Почему Мартыныч? – спросил Максим.
- Так его прежние хозяева назвали.
Причудливый розовый коридор с картинами горных пейзажей плавно переходил в гостиную, кухню, закрытые наглухо комнаты и винтообразную лестницу, ведущую наверх. На всем интерьере лежала печать строгого, изысканного вкуса.
- Мария Михайловна, а у нас, между прочим, гости! - чеканя фразу, произнес Пустынцев.
Одна из узорчатых дверей певуче скрипнула. На пороге стояла и ослепительно улыбалась красивая светловолосая женщина в легком пестром, воздушном платье, едва скрывающем приподнявшийся живот.
- Добрый день, - нараспев сказала она, обдавая лазурью больших глаз.
- Добрый, - растерянно вымолвил Максим.
Николай засуетился, театрально всплеснул руками:
- Познакомься, Маша, это Максим Лентов, художник , посланник волжских берегов.
- Очень приятно.
- Он поживет пока у нас неделю-другую. Ты не против, дорогая?
Лентов густо покраснел, его сердце лихорадочно забилось, как будто решалась судьба.
- Нет, пожалуйста, на здоровье.
- Да и тебе будет развлечение, он согласился писать твой портрет.
- Ого! Спасибо.
Пустынцев нежно обнял жену за талию и поцеловал в висок. Максиму стало как-то неловко, не по себе. Он почувствовал себя лишним, да и биотоки обаяния и сердечности, исходящие от этой милой, молодой женщины, волновали его.
Ему определили комнату на первом этаже, с видом на кусты жасмина, черешни и переулок. Напоминающая гостиничный номер, небольшая, уютная, только с самым необходимым, комната - озарилась вдруг солнцем.
- Нравится? – спросил небрежно Николай.
- Очень.
- Кухня, ванна, душ – все рядом. Об оплате мы договорились – два портрета за тобой, и все пейзажи.
Последние слова задели Лентова, но он сдержался, после бессонной ночи ему хотелось для начала освежиться и прилечь. Что он и сделал. Потом, растянувшись на пушистом покрывале, он слышал, как Пустынцев уходил, прощался с женой и Мартынычем. Со двора выезжала машина.
«Ну и дела. Устроился лучше всех. Как же мне повезло, - думал Максим, - не иначе, как Михаил Юрьевич посодействовал». В чуть приоткрытую форточку врывался и колыхал занавеску легкий ветерок. От благодатного, чистейшего воздуха у Максима кружилась голова, он уносился в свои фантазии.
…В старом, белом, каменном доме звучала серенада Шуберта – красивая, черноволосая девушка вдохновенно играла на пианино. Один из офицеров, статный, видный молодой человек в черкесском бешмете, с большим кинжалом на поясе подошел к ней и, облокотившись на крышку инструмента, влюблёно смотрел на девушку. А сидевшие поодаль два поручика веселились от души, шептались, заливались смехом.
- Вот, Михаил Юрьевич, полюбуйтесь, снова нас опережают господа отставные майоры! - восклицал один из них, похожий на негра, толстогубый, кудрявый. - Оставляют с носом. Как вам это нравится?
- И, главное-то, кто? Мартышка милая, но совершенно глупая, нелепая, горец с большим кинжалом, - подхватил другой, большеголовый, с усиками. - Нет, надобно его укоротить.
В этот момент серенада обрывается. «Черкес» решительно идет к распоясавшемся ни на шутку поручикам.
- Сколько раз я вас просил оставить эти шутки, - произносит он с угрозой в голосе. – Да еще при дамах.
- Вот это слух! Ты что же, на дуэль меня за это вызовешь?
- Да, я вас вызываю на дуэль
- Забыл, как мы дрались с тобой на саблях в школе юнкеров, приятель? И кто тебя все время побеждал?
- Я вас вызываю...
- А стишки ты бросил писать из зависти?
- Я вас вызываю!..
Максим открыл глаза. Не сразу он пришел в себя. Что это было? Наваждение? Сон? Явь? Во всяком случае, все очень осязаемо. Поэта вызвали на поединок? Сбывалось его собственное провидение – избежать медленной агонии старика...
Лентов почувствовал себя отдохнувшим. Хотелось пить. Он вышел в коридор. Из кухни доносился милый, женский щебет – Мария Михайловна говорила по сотовому телефону. Увидев Лентова, она кивнула ему, приглашая жестом к столу.
- Максим, попьете со мной чаю? – кокетливо спросила молодая хозяйка, захлопывая книжку телефона.
- С удовольствием.
- А то такая скука и тоска. Николай постоянно в разъездах, в каких-то делах. Я все время одна, лишь по телефону иногда треплюсь с подружками.
- А квартирантов больше нет у вас?
- Откуда же им быть? Сезон закончился и слава богу. Ах, как они достали. Все капризные, какие-то невежды.
Лентов невольно любовался ей – она была на редкость прелестна, длинные ресницы, белый пушок над тонкими губами, нежный румянец – все пленяло в ней…Твоей улыбкою, волшебными глазами порабощен мой дух и скован как цепями…Это про нее.
- Вы меня слышите? – вопрошала Пустынцева.
- Да, да, конечно.
- Угощайтесь
Сказка, в которую он попал, продолжалась: на столе красовалось его любимое клубничное варенье, чай с душицей, мед, сыр, печенье и ветчина. Мария Михайловна посмотрела на него с умилением, когда тот приступил к трапезе. «Какой отменный аппетит у юного художника! До кисти ли будет ему после такого плотного завтрака?» - говорили ее глаза.
- Когда же вы приступите к моему портрету, Максим?
- Сегодня. Только вот пройдусь по городу, посмотрю на окрестности и к вам вернусь.
- Я буду ждать.
Когда Лентов вышел из дома, то, обернувшись, увидел Марию Михайловну, которая стояла у окна и с грустью смотрела ему в след.
Музей поэта, а точнее воссозданный старейший квартал Пятигорска, действительно располагался рядом, но Максиму не повезло – выходной день. С трепетом он все-таки заглянул за калитку служебного входа и оказался будто в другом времени. Его взору предстали несколько одноэтажных жилых и хозяйственных построек. Среди них, в глубине двора и последнее пристанище поэта – простой белый каменный домик с камышовой крышей. Именно сюда его, смертельно раненного, поздним июльским, дождливым вечером привезли после дуэли, отсюда хоронили…Душа усталая моя, как ранний плод, лишенный сока, она увяла в бурях рока под знойным солнцем бытия…
- Молодой человек, - кто-то тронул его за локоть.
Обратившийся к нему мужчина средних лет в камуфляжной форме был разительно похож на Михаила Юрьевича – небольшого роста, плотный, с черными усиками и пытливыми, слегка навыкате глазами. Только смотрел он тепло и приветливо.
- Приходите завтра, - ласково сказал он.
Лентов попятился назад:
- Да, да, конечно. Извините.
«Здесь всюду его дух. Он будто рядом, - размышлял Максим, - в такой великой душе было много музыки. И эта музыка жива, она витает в воздухе Пятигорска». Как точно он назвал это место – подошва Машук. Теперь здесь среди многих других красуется санаторий «Тарханы» с кукушкой на гигантских часах, а также бювет источника номер один. Максим нырнул в стеклянный павильон. Первым делом он попробовал чуть газированной целебной воды и остался доволен. Затем с интересом стал рассматривать лежащие на столике памятные тарелки, открытки, значки и альбомы. Но больше всего его поразила хрупкая девушка в белом халате, следившая здесь за порядком. Да, да, она тоже напомнила своей внешностью о «великом поручике».
Умиленный и окрыленный своим открытием, Лентов стал подниматься по улице вверх через парк на отрог Машука. Вот она знаменитая Эолова гора. Все тропинки здесь ведут к удивительной беседке на семи опорных столбах с флюгером на куполе. Когда-то этот флюгер поворачивал барабан с двумя арфами, струны которых трогал ветер, повелитель ветров Эол, и беседка пела. Жаль, что теперь она не поет или не хочет петь…Максим встал по центру беседки, зажмурил глаза. Ему казалось, что он взмывает в воздух с порывами ветра, парит над котловиной города, вершинами Кавказского хребта…
- Молодой человек, вы не нажмете на кнопочку, нас не щелкнете? – накрыли его голоса двух девушек, - на фоне Эльбруса, он сегодня так хорошо виден.
- Да, непременно.
Небо было на редкость ясным. Волосы девушек развивались на ветру, как у амазонок, глаза сияли родниковым светом. Поблагодарив Лентова, они устремились вниз. А Максим остался у беседки и, как зачарованный, смотрел на открывшуюся перед ним изумительную панораму. Потом, присев на лавочку, достал альбом. В работе не заметил пролетевших нескольких часов. За это время его альбом на треть заполнился сюжетами и набросками. Уже смеркалось, когда он спустился вниз до грота и академической галереи. И вот, наконец, шел по Пятигорскому бульвару, где когда-то собирался весь цвет общества. В мягком свете фонарей здесь струились фонтаны, белели античные статуи, наполнялись привычным гомоном отдыхающих кафетерии. Ему вспомнилось: «Лица бесцветные и взоры ледяные». Нет, это совсем не так. Встречные казались Максиму красивыми, радостными, гармоничными людьми.
   Но чем более он приближался к дому Пустынцевых, тем тревожнее у него становилось на душе. Во всех окнах дома горел свет. Во дворе было напряженно тихо. Лентов мягко тронул кнопку звонка. Лай добермана не преминул отозваться.
- Мартыныч, привет! – сказал Максим.
Пес пронзительно взвизгнул и дверь приоткрылась со скрежетом.
- Ну наконец-то, маэстро, где же вас черти носят, - развязно произнес Пустынцев, покачиваясь. От него пахло табаком и винным перегаром. – Еще раз после девяти заявитесь – не пущу.
- Прошу прощения.
- То-то же.
Оказалось, Николай пировал в одиночестве. Массивный, круглый стол на кухне был плотно заставлен тарелками и бутылками.
- Машенька, твой хахаль заявился. Художник пришел!
- Он такой же мой, как и твой, - раздалось откуда-то сверху.
В воздухе пахло скандалом. Максим уже хотел было юркнуть в свою комнату, но цепкая рука Пустынцева его остановила:
- Нет, уважаемый, прошу к столу.
- Отстал бы ты от парня, а? – заметила Мария Михайловна. – И шел бы лучше спать.
- А что плохого-то я делаю, Маш? Человек бродил по городу, проголодался, а мне его хочется накормить. А, может, это будущий Ван Гог? Будем потом с тобой мемуары о нем писать.
Лентов покорно опустился на свободный пуфик, от его хорошего настроения не осталось и следа.
- Угощайтесь, сударь. На Волге вам такого не предложат: пять сортов копченой колбасы, французское вино, гигантские креветки.
Максиму не хотелось пить, он отодвинул в сторону предложенный полный фужер.
- Не надо обижать хозяина, - заметил Пустынцев.
- Я не буду пить.
- Хорошо. К пииту своему не заходили в гости? Как он? Живет как камень меж камней? Кстати, вот он-то уж не отказался бы и выпил.
Лентов махнул рукой, зажмурился и осушил фужер. Хмельной, взъерошенный хозяин дома от удивления даже в ладоши хлопнул:
- Вот! Давно бы так. Ты кушай, милый, кушай.
Максим потянулся к деликатесам, расплылся в усталой улыбке:
- Вы знаете, в музее выходной.
- Макс, признаюсь вам, я не был в нем ни разу.
- Почему?
- Так, запретная зона.
- А Мария Михайловна? – спросил Максим с надеждой.
Сверху тут же аукнулось:
- Аналогично.
- Какие вы однако, вот не ожидал.
Пустныцев бесцеремонно взял гостя за шиворот и основательно встряхнул:
- Слишком много его в этом городе. Он давит, понимаешь, давит. Ходит как призрак под нашими окнами. Душа-то его не нашла успокоения... Посыпал пеплом я главу, из городов бежал я нищий…Ты думаешь, все плакали тут в Пятигорске, когда его не стало? Да все радовались и вздохнули облегченно. Это был очень неприятный тип, самовлюбленный.
- Нет, не может быть.
От легкого толчка в грудь Лентов свалился с пуфика.
- А что там происходит? – раздался женский визг.- Коля, дай мне отдохнуть?
- Все хорошо, Машунь. Ты же хотела развлечься. Мы развлекаемся! Ты посмотри, что он уже намалевал?!
Пустынцев перелистывал альбом. В то время, как Максим, ударившись о пол затылком, в своем последнем в жизни видении бежал со всех ног к Машук, ему хотелось остановить, расстроить поединок. Он слышал клич: «Сходитесь!» Но дуэлянты застыли в горделивых позах. И окрик повторился: «Сходитесь! Или я вас разведу!» Тот, кто был поменьше ростом, в красной рубашке, усмехнулся: «Я не буду стрелять в этого дурака». И тут же грянул выстрел, а потом гроза. Полил кромешный дождь…Нет, Максим снова не успел, споткнулся о плиту, упал в машукскую траву и горько от отчаяния рыдал…