По правую сторону от Будяков жили Сотниковы. Уральское семейство по неразумению, видать, попавшее на Кубань. Тут же разломав местного образца печку, смастерили настоящую русскую печь. Зимой, бывало, зайдёт маленькая Галя следом за мамкой к соседям, а Сотничиха говорит: «Лезь на печь-то погрейся!». Галя и лезла. Лежанка под самым потолком, душно и как-то необъяснимо страшно, такое чувство, что потолок возьмёт и придавит. Хотелось одного – скорей спустится на землю.
Потом Сотниковы засобирались назад домой на Урал и хату стали продавать. Нашлись и покупатели – приезжие старики по фамилии Хименко. Но это было не то время, когда вот так запросто можно купить хату в совхозе. Ага, пенсионеры, работать в хозяйстве уже не можете, а жить в кормосовхозе хотите? А вот это не видели? Ну, вы понимаете, если местная власть и не показала старикам откровенно кукиш, то имела его ввиду. Не положено гражданам, которые не будут работать в совхозе, покупать дома.
И тот факт, что приезжие пенсионеры ели совали ногами, особенно, бабка, ни о какой работе не могло быть и речи, не тронул ни одно чиновничье сердце. Тем более нечего перед смертью срываться с насиженного места. Вот, представьте, престарелые супруги, которые уже продали своё жильё. Деньги выслали дедовой сестре Саввыхе, та купила эту хату, оформив документы на себя, дабы, когда прибудут родственники переоформить на настоящего хозяина. А тут извините, подвиньтесь, закон не для всех дышло. Скажем, положа руку на сердце, повезло старикам, что соседкой их была Мари Трофимовна, или как называл её дед Хименко – Маруська.
Что за человек была Галина матушка. Она не робела перед начальством и могла постучаться в любые двери. Войти и выколачивать что ей надо. Сыновья новых соседей погибли на фронте, остался у них один единственный сын, да и тот жил в Карачаево-Черкессии. Вот этим козырем и воспользовалась, отзывчивая к чужому горю Маруська. Без проволочек отправилась баба за правдой в райцентр прямо к военкому!
Военкомат был для Мари Трофимовны олицетворением справедливости, многие свои личные проблемы, например, поставить новый забор семье военнослужащего, она решала с помощью всемогущего военкома. Делала эта женщина добрые дела от чистого сердца, но и поговорить о них любила тоже сполна. И вы знаете, было что послушать, речь безграмотной сельской труженицы звучала не менее убедительно, чем речь прокурора.
Гм, гм! Мари Трофимовна прочищала горло и, принимая соответственно воинственную позу. Точнее, руки в боки, начинала рассказ: «Захожу я к военкому, здрасьте, здрасьте! Он мне показал на стул, садитесь. Я села и давай ему рассказывать; так, мол, и так, приехали старики, хотят дом купить, а им не дают разрешение на покупку».
Галя представляла, как сидит за столом важный и строгий военком, которому очень некогда. Но он оставляет все срочные дела, чтобы выслушать обычную деревенскую бабу, её мать.
А Мари Трофимовна продолжала: « А дальше я ему говорю: «Как же так, товарищ военком, старые люди уже продали свой домик. Приехали в совхоз к сестре родной поближе. Деньги за эту хату выплатили, сестра пока оформила дом на себя, но ведь надо же переоформить на хозяина. А им не дают разрешение? Бедные старики плачут, не знают, что им делать, куда им теперь деваться? Возвращаться им некуда, ведь старый дом продан, а новый не дают купить! Как это называется?»
Галя смотрела на мать не моргая, а Мари Трофимовна в свою очередь, не моргая, смотрела на главную слушательницу, словно от чужого человека ждала ответа. Потому что военком мамке не ответит. Галя много раз слышала эту историю. Как это называется, когда некуда деться, а власть неукоснительно придерживается буквы закона, когда речь идёт о простых смертных. Но натерпевшаяся от советской власти внучка плантатора и без военкома знала названия подобным ситуациям.
Мари Трофимовна склонила голову набок, ещё внимательней вглядывается в лицо собеседницы, будто она и есть тот самый промолчавший военком. Заговорила вновь: «Выходит, что нет у нас справедливости, товарищ военком? – опять я у него спрашиваю». Хрущёвская оттепель позволяла задать провокационный вопрос.
Рассказчица замолчала и тут же перешла к ключевому аргументу: «Во время войны несчастные отец и мать потеряли двоих детей! Это вам не шуточки! Их сыновья кровь проливали за Родину, а родителям теперь места нету в совхозе!» голос Мари Трофимовны креп. Женщина пришедшая найти истину, особое ударение делала на словах «кровь» и «Родина». Да, правильно мамка говорит!
И глубоко вздохнув, прикрыв на мгновение глаза веками, будто просила потерпеть ещё малость, подытоживала: «Так нельзя, товарищ военком! Убедительно прошу вас вмешаться и помочь бедным людям!»
Потом он меня спросил, мол, а кто они вам и почему это я пришла за них просить? А я ему и отвечаю: «А кто же пойдёт? (странный начальник попался, действительно, а кто бы ещё пошёл, кроме мамки?). Они сами старенькие, ели ходят, а мне их жалко. Вот я и пришла к вам за помощью. За что спрашивается, их сыновья головы свои положили, чтобы сейчас стариков обижали? Пережить две похоронки, как вы думаете легко?!»
Вот такой была Мари Трофимовна искательницей правды. Всё стало на свои места. Документы оформили на деда Хименко, и обоих супругов благополучно прописали. Прожили они остаток недолгих лет, надо думать, с вечной благодарностью в душе Галиной матери.
Иногда вечером Галя брала чернильницу и ручку с пёрышком, и мать вела её к соседям, писать письмо дедовой родне. Вот артисты были, дед говорит одно, бабка другое. Юный писарь терялся. Ученица начального класса, привыкшая писать под чёткую диктовку Марии Илларионовны, переводила глаза со старухи на старика. Бестолково лупала ими, не понимая, о чём же конкретно желают старики сообщить родственникам в первую очередь. О расшатавшемся здоровье или о плохой погоде?
Затем молча взгляд устремлялся на мамку, что писать? И Маруська выдавала уже отредактированные фразы. Подробный перечёт всех болевых точек старых организмов, затем метеосводка. В конце, как и полагается, бесконечные приветы многочисленной родне, знакомым и соседям.
Ещё время от времени бабка посылала Галю в магазин по хлеб или конфет купить. Чудно было, что бабка сама старая, а тоже сладкое любила, как дитё. Один раз отправила бабка-сладкоежка Галю в магазин купить килограмм «Петушиных гребешков». Дело было до обеда, Витька учился в первую смену, сестра во вторую. Крепко сжав кулачёк, чтоб упаси Бог, не потерять сдачу, девочка несла в одной руке деньги, в другой кулёк с конфетами. Проходя мимо школьного пустынного двора, ноги сами как-то сбавили ход. Взгляд скользнул по камышовой крыше: может перемена будет скоро?
И не раздумывая, она присела около забора. Околачиваться недолго пришлось, не успела смолкнуть трель колокольчика, и брат выскочил во двор, следом – Сергей Шилов, был такой обормот. Витька, сюда! Галя уже осторожно развернула плотную бумага, чтоб после по этим же изгибам упаковать всё назад. Достала две, возможно, три конфетки, она бы и больше рада дать, да конфеты, Витька, бабки Хименковой. Вдруг заметит, что тут уже вовсе и не килограмм, а меньше? Брат всё понимал, рад был и малому количеству « гребешков», его беспокоило другое: «А тебе?» «А мне она сама даст», - успокоила его сестра. И дети разбежались в разные стороны. Сестра оглянулась и увидела, как Витька делил конфеты с другом – повезло Серёге.
Вроде нечестно поступила наша героиня по отношению к старому человеку, но совесть девочку нисколько не мучила. Она же не себе взяла. Признаться, так топала она очень даже довольная содеянным и представляла, как Витька развернул конфетку и положил в рот. Ему вкусно, и Гале жить хочется. Состояние души ребёнка было на редкость благостным от сознания, что всё так ладно сложилось. Тут тебе и сладость, и звонок ко времени и сам Витька тут как тут! Шилов, правда, был ни к чему. И та лёгкость, что несла Галины ноги к калитке Хименковых осталась безоблачным краешком неба ущербного детства брата и сестры.
Вручила покупку хозяйке, чего врать, напряглась маленькая соседка, вдруг бабка по весу, да и определит, что не хватает товара? Но старенькая бабулька, ничего не заподозрила. Не особо щедро она, правда, рассчиталась за доставку, но того хватило, чтобы девчонка, распустив от счастья крылья, летела вприпрыжку через дорогу. А во рту блаженно таял петушиный гребешок...
ЖАРЕНАЯ КАРТОШКА
Детство, конечно, у Гали, не позавидуешь. Папка умер, Юрка в армии, мамка вечно на работе, вот и приходилось и печку самой топить и кушать варить. Сказать, что мать заставляла, нет, никто её не заставлял, кроме самой жизни. Короче, без длинных предисловий готовить девчонка научилась ещё в начальной школе.
Тёплую хату, естественно, любит каждый, обожала её и Галя, но растапливать печь не хватало навыка и терпения. Помня, как красиво отстругивал от полена отец лучинки, девочка пыталась и себе так же повторить. На первый взгляд казалось нехитрое дело, да, но это со стороны легко наблюдать. На самом же деле чурбак в детских руках не слушался и кухонному ножу не подавался.
Это было не то желтенькое полено, пахнущее смолой, Ну, понятно, что о существовании твёрдой породы дерева Галя и не подозревала. Но сидеть в холодной хате тоже удовольствия мало, поэтому отступаться от непокорной древесины нечего и помышлять. Она клала на прежнее место нож и брала в руки топор. Тяжёлый, елки-палки, но сил маленькой хозяйке хватало. Раскрошив полено, и раздолбав всю доливку около печи, довольная Галя старалась классическим способом уложить щепки. Как это делал покойный родитель и здравствующая на тот день мамка.
Тяга не всегда была хорошая, и если дым валил во внутрь, девочка хватала тетрадку и махала на огонь. Дым нехотя, но поднимался по дымоходу. Как мало надо было для счастья. Обалдевшая от радости, раздетая выскакивала она во двор и, не ощущая холода, любовалась, как тонкая струйка дыма тянулась вверх! Хотелось стоять и смотреть, смотреть, как ветерок подхватывал и уносил голубой дымок в небо. Это был Галин дым, это она заставила полусырые дрова разгореться! Жаль дыма мало выходит, тяга не к чёрту.
Упрямая хозяйка возвращалась в хату, наталкивала полную печку дров и через время вновь выбегала поглазеть на трубу. Если дым валил точно так, как будто топила мать, это была – победа! Поверьте, что восторгаться было от чего. Научиться топить печку в таком малом возрасте и осознавать, что ты можешь это сделать, как взрослый, очень приятно. И потом не надо ждать мать, бери топи и грейся. Класс!
С полным ладом в душе, Галя шмыгнёт назад в дверь, да и займётся не менее ответственным, чем топка печи, делом. Которое даст ей лишний раз возможность почувствовать себя ну очень самостоятельной.
Осваивание поварского искусства началось с жареной картошки. Основное, чтобы был смалец и сама картошка, а с остальным Галичка справится. Картошку девочка почистила, покрошила кружочками ,так Витька любит. Кстати, он дома и терпеливо ждёт, когда можно будет сесть за стол.
Сковородку поставила на раскалённую плиту, предварительно сняв два круга конфорки. Шмякнула столовую ложку смальца, тот словно в вальсе закружил по чугунной поверхности, да и превратился в жирную лужу. В которую Галя и вывалила картошку. Смалец зашкварчал, стал брызгаться, она тут же накрыла сверху чашкой, мамка так делает. Разгорячённый жир, смирившись с картофельными кружочками, стал издавать более миролюбивое потрескивание.
Отсчёт времени к счастливому завершению сегодняшнего дня пошёл на минуты. Галя через определённый промежуток снимает сверху чашку. Не так-то просто это сделать, чашка нагрелась, только прихватишь тряпкой, не успеешь приподнять, как горячий пар обжигает детские руки. Но девчушка манипулирует кухонной утварью, как заправская кухарка.
Дурманящий запах картошки разнёсся по всей хате и слегка встревожил брата. Витька шмыгнул носом, сглотнул слюну, и посмотрел на сестру, скоро? Та перехватила взгляд, ишь не терпится. И, оценивая всю значимость собственной персоны, не обращая внимания на голодного родственника, по-деловому поддевала жарившую картошку ножом, чтоб, ни в коем случае, не спалить.
И в этот момент, когда изведённые ожиданием дети, готовились практически сесть уже за стол и отужинать, на пороге появилась Нинка. В красном стареньком платье. На длинных рукавах манжеты расхлестаны, потому что пуговиц нет, замечает про себя сердито Галя. Пуговицы, конечно, ни при чём, и расстраивается юная повариха, как вы понимаете, не из-за них. Картошки мало даже для двоих, а тут Нинку нелёгкая принесла. На шее под самый подбородок затянут платок, в руках гостья держала шматок хлеба, всё понятно, тоже есть хочет.
Дети поздоровались, обменявшись «приветами». Нинкин привет был радужным, и, судя по тому, как девочка улыбалась, было ясно, что её всё устраивало. И теплая хата, и аппетитный запах соседского ужина. И даже недоброжелательный Галькин взгляд и сдержанное приветствие подружки не смогли омрачить удачного похода в гости.
Галя зря старалась показывать всем своим видом, что, мол, твоему приходу никто не рад. Надеялась, что та уйдёт, но Нинка и не помышляла уходить. Наоборот, к Галиному ужасу, проявила повышенный интерес к печке. Картошка уже поджарилась, и хозяйка в подавленном настроении, подтащила сковородку на край плиты. Сняла чашку и не в силах скрыть досаду, посмотрела на Будячку.
Та в упор, не замечая Галиного недовольства, на тот момент уже собой не владела. Выписывает круги вокруг печки, то с одной стороны зайдёт, то с другой. Улыбается сама себе, без стеснения радуется, глядя на румяную картошечку! Видать, крепко запах шибанул по носу. Что и говорить, удача, разумеется, была на стороне непрошенной гостьи. Которая нисколько не обидевшись на холодный хозяйский приём, ждала приглашения к столу.
Галя, как человек, хорошо разбирающийся в людях, всё-таки считала среднюю из сестёр более тонкой и деликатной натурой. Покрутится вокруг да около, засмущается да и уйдёт. Но, выходило, что насквозь видящая всех Галя тоже могла ошибаться. А заумная в будущем Нинка слово «деликатность» в ту пору ещё не знала.
Пауза затягивалась, даже Гале сделалось неловко: чего уже было ждать? Она нарезала хлеба, поставила сковородку на стол, да Бог с ней с этой Нинкой, пусть ест! Надо было видеть, с какой готовностью и превеликим удовольствием Нина расположилась по правую руку от хозяйки, Витька сел слева. В разнобой торопливо застучали вилки о чугун. Наелись или нет, кто ж теперь вспомнит, но то, что Нинка осталась довольна, запомнилось на всю жизнь.
Когда уже девчонки выросли, Нина как-то призналась Галке, что вот, иногда вспомнит, как маленькая неразумно поступала в некоторых случаях, что и сейчас стыдно делается. Галя, ни слова не говоря, уставилась на подругу, но вместо Нинки видела печку и на ней сковородку. Случай с картошкой, почему-то жил в памяти со всеми мельчайшими подробностями. Как будто вот только вчера Галя её жарила и, не справляясь со своей скупостью. Очень не хотела то, что предназначалось для двух ртов, делить и на третий. Интересно, а помнит ли Нина Ивановна эту несчастную картошку?