Промозглые сумерки повисли над холмистой грядой Сеневашенского бора.
Долгая оттепель съела последние остатки январского снега и озябшие деревья сиротливо жались в наготе, терпеливо ожидая неизбежного наступления черноты…
Блеснули первые искорки звёзд...
На дороге, ведущей прямиком к лесу, возникли двое.
Кондрат - мой приятель и главный консультант по вопросам «дури» и я – идейный вдохновитель опасного проекта под кодовым названием «Exit».
Три с половиной года назад, под старым деревенским мостом Кондрат затевал «химку». Так состоялось наше знакомство.
Он брал свежесорваные листья конопли и замачивал их в ацетоне. Жидкость окрашивалась ярко-зелёным, а дно сосуда покрывала густая смолянистая масса. Казалось, это и есть «химка», но Кондрат шёл дальше… Он сливал изумрудной чистоты раствор в эмалированную посудину, а загустевший осадок выбрасывал долой, как недостойный почтения компонент. После, ставил кастрюльку на костёр и выпаривал напрочь ацетон. На эмалированной поверхности оставался тонкий смолянистый налёт, который тщательно вытирался горстью табака беломора.
Кондрат — русский переселенец из Казахстана, в результате вынужденной, долгой миграции, осевший в наших краях. Он знал множество способов приготовления «улётных» средств, хотя, говоря по правде, далеко не все действовали по настоящему так. К примеру, та же «химка».
Кондрат особым образом затягивался дымом обработанного «Беломора», закатывал глаза и произносил блаженно улыбаясь: «Ул-лёт!»
Это была игра, потребность в неком священнодействии - не более… До тех пор, пока мы всерьез не озадачились эффектом.
Мы классифицировали различные состояния и фазы их наступления в зависимости от рецептуры… Выявляли устойчивые закономерности; Формировали, так сказать научный аппарат. Вскоре алтарь науки застонал от нашей жертвенности. Последние, убойные эксперименты со спорыньёй обозначили роковой рубеж… Но дальше? Что там, дальше? Неутолимая жажда новых, невообразимых ландшафтов владела нами; казалось, требуется один только шаг… В наших сердцах пылал огонь отважных первопроходцев, беспокойный дух колумбов и магеланов.
……………………
Мы уповали на поиски некоего чудесно подобранного рецепта, но после многократных, мучительных ошибок, надежда наша иссякла и мы остановили эксперимент.
Наступила осень и потекли скучные, серые будни.
Я валялся на диване, меланхолично листая справочное пособие по парапсихологии.
- У нас не так как у них! – осенило меня.
Бесконечные описания выходов за границы реальности не отвечали нашему многострадальному опыту. Это означало, что мы либо совершенно заблудшие овцы, либо наша практика абсолютно уникальна!
Непреодолимый рубеж ощущался совсем близко... Мы стояли на самом краю и созерцали смутные очертания нового, таинственного мира. Было ясно, что если усилить дозу — случится прорыв, но обратно дороги не будет.
Необъяснимые магические феномены известные на протяжении многих тысячелетий, ведущие к глубинным основам бытия, основываются на преодолении потока реальности. При этом, маги использовали жуткие вещицы не только для того, чтобы произвести впечатление на «клиента». Явно, они использовали энергию страха, но как? Возможно, это был некий ориентир, в следовании эзотерическому ритуалу, позволяющему выходить за границу реальности и возвращаться обратно.
***
Когда мы вошли в потемневший лес, то сразу ощутили мокрые ветви кустарников, ворох опавшей листвы под ногами и густой аромат грибной жизни…
Шли медленно, ощупывая ногами в темноте влажное русло поросшей густым орешником ложбины. Она вела на широкую поляну, расходясь далее "штанами". Топографический феномен, дьявольски правильное сочетание треугольных плоскостей – пространственная машина. В самом центре «нижнего» треугольника в специально подготовленном месте находилось так называемое,- «окно».
Через некоторое время, странное присутствие бесформенной тенью коснулось, сознания и заметалось, не находя опоры.
Кондрат помотал своей крупноватой головой. Знакомая с детства тёмная жуть, прошмыгнула в тонкую лазейку древнего мозга и тот бликанул, зашевелился… Хорошо бы отвлечься – подумал я - поговорить о чём-нибудь…
Кондрат был невысокого роста, сутуловат с большой лобастой головой на которой обозначились ранние залысины. Нос, тонкий и красный; зубы покрыты коричневым от курева налётом, всегда спокойный, сосредоточенный взгляд; в глазах читалась какая-то неясная, но напряжённая мысль.
- Почему Кондрат? – размышлял я… Что за имя такое?
Хотел было тут же выяснить, но так и не сумел преодолеть физически ощутимого гнёта тишины.
Тут мы вздрогнули, одновременно ощутив холодный, острый взгляд из чёрной глухоты леса.
- Ты это видел – прошептал я судорожно…
Кондрат кивнул, продолжая идти… - Они здесь! – снова зашептал я щёлкая зубами от ужаса…
— Рано, рано,— досадливо скрипел Кондрат, мотая головой.
Да действительно было рановато, но видимо «дурь» начала действовать на уставший мозг.
— Кондрат,— позвал я тихо, и голос ударил откуда-то изнутри гулким грохотом кровельного железа… — Кондра-ат!— Позвал я громко, и мне отозвалась шипящее скопище языкастых змей. Я даже увидел чёрную ползучую тучу!
— Что, страшно? — прямо перед глазами возникла скалящаяся физиономия Кондрата. Глаза - горящие угли; зубы острые ножи.
— Тьфу, сгинь придурок, надо идти,— неестественно выругался я, пробуждаясь.
Мы слегка сбились с тропинки и стояли метрах в десяти друг от друга… Разбрелись как овцы.
- Эй! Куда тебя чёрт занёс – позвал я Кондрата, раздражаясь, - нам в другую сторону.
Восприятие звука странно менялось, голос стал ватным. Лес слегка зафосфорецировал…
- Глюки лезут на голос - отметил я. - Надо бы молчать до поры.
До назначенного места оставалось пройти метров пятьдесят.
Я вернулся, схватил Кондрата за рукав куртки и молча потянул на себя. Ощущения исчезли и возникли вновь. Мне почудилось, что я тащу то неведомое существо, которое ощупывало нас холодным, хищным взглядом из черноты. Рука судорожно сжалась, но слава богу, – это был Кондрат.
Нет ничего страшнее, чем наткнуться ночью в глухой лесной ложбине на неведомое существо, подумал я и очутился в сказочном саду.
Густая причудливость ярко цветущих растений, светилась тонкими гранями бесконечного многообразия форм и уходила высоко вверх, по кругу, сливаясь в огромный красочный амфитеатр. Чирикая по птичьи мы двигались как воры, осторожно ступая по мягкой траве. Было тепло, даже жарко, Кондрат чирикал и блаженно улыбался, его глаза были по детски чисты.
- Что это, рай? – снова подумал я и жуткая боль пронзила наши тела. Я увидел как исказилось лицо моего, до того мирно чирикающего, товарища. Тысячи тонких сверкающих игл упали с неба и пригвоздили нас намертво… Всё исчезло…
Я лежал уткнувшись лицом в прелые прошлогодние листья. Блаженная неподвижность, тишина… Покой… Кондрат сидел рядом, отряхиваясь от лесного мусора и бормотал.
- Ничего не понимаю… Это всё? Как это может быть? Мы ведь не дошли… Осталось всего то…
Действительно, до поляны оставались считанные метры и ничего… Мы будто проснулись от кошмара. Всё кончилось.
-- Кондрат, ты был в саду? - Последовала пауза, -- если сейчас скажет нет…
-- В каком ещё саду?
-- Понятно…
-- Мы что спали здесь?
-- да – ответил я – пора домой, холодно… Надоело всё! Пошли…
-- В какую сторону идти? – фигура Кондрата качнулась в темноте…
Мне стало ужасно скучно здесь, хотелось спать, лесная сырость добиралась до костей.
-- Боже, какая глупость! – досадовал я, пытаясь сориентироваться. – Туда, нам туда… Идём.
-- Ты уверен?
-- Абсолютно…
«Кристальной ясности ум и высокое понимание реальности…»
-- Что это?! Кто это говорит?!
Я резко обернулся. Холодное знамение хлынувшего по ложбине ледяного воздуха обожгло лицо, а потом, жутким пронзительным эхом выполз Он — резкий, протяжный крик. Мозг моментально взорвался, страшная вибрация молнией пронзила и распрямила спутанные тела нейронов, сознание развернулось навстречу удару и вытянулось восходящим потоком световых нитей.
Откуда-то из земли, двигаясь по стопам, коленям, бёдрам, заполняя тело и подбираясь к самому сердцу поднималось знакомое, спасительное, единственное - то, что составляло прочный каркас обновлённого разума…
- Что Кондратий, страшно? — Спросил я громко и
нагло захохотал.
Какая теперь тут к чёрту тишина. Кондратий засопел, ожил, зашевелился.
— Ну что, ты живой? — Спросил я снова нагло и громко.
— Брр… Холодно… Где мы?
Зубы у Кондрата слегка пощёлкивали, он ёжился и выглядел так, словно только что вынырнул из проруби.
— Не знаю! — заорал я – Смотри!
В кромешной тьме, что то мерцало медленно вращаясь всей массой проступающего впереди леса, захватывая собой всё больше, подбираясь к звёздному просвету неба светлеющего над поляной. Напряженное до предела пространство отразилось в нас странным ощущением ускорения восприятия. Так будто события происходят несколько позже чем воспринимаются органами чувств. Инерция нарастала вместе со скрежетом, давящем на барабанные перепонки.
Я посмотрел назад. Там тоже всё изменилось. Вернее, как бы это сказать - исчезло. Там ничего не было, совсем ничего.
- Надо достать верёвку – вспомнил я припасённый «девайс» – самое время…
Впереди мерцал перекатывался и шумел – адский тоннель. Позади – ничто… Есть дороги, которые выбираем мы, а есть дороги… Мы связались за пояс как альпинисты; так, на всякий случай. Я потравил верёвку и двинулся первым.
4
Я медленно шёл прямо к тому месту, где было устроено «окно». В памяти стремительно проносились фрагменты нашей теории «выхода»: разговоры с Кондратом, опыты, прозрения.
***
- Что значит пройти границу? Что это? – спрашивал Кондрат, сжимая голову руками.
- Думаю, это смерть – «утешил» я. Пройти границу не проблема. «Иди – не хочу». Она проницаема. Всё возникает из ниоткуда, и исчезает в никуда...
- Только не возвращается…
- Эт точно.
Мы помолчали некоторое время…
- И…? – спросил Кондрат.
- Что?
- Ничего…
…Замолчали надолго…
- Ты можешь представить автомобиль? - Не выдержал я.
- Ну да… - растерянно ответил Кондрат.
- Суперсовременный: датчики, сенсоры, навигатор, бортовой компьютер?
- Ну…?
- Это то, что на поверхности – оболочка. Отражение среды. Адаптация.
- Так…
- Это тело: руки, ноги, сердце, желудок, мозг наконец!
- Так…
- Что так?! Машина может сама ехать?
- Может…
- Блин…! Нафига?
Я посмотрел на вытаращенные глаза Кондрата и покатился со смеху.
- Ладно, не парься. Думаешь я сам понимаю что нибудь? Думаешь, вот эти понимают? – сказал я и пнул ногой груду книг… - От тудова никто не возвращался!
................
В период «осенней депрессии» в самый кризис, Кондрат снова заговорил о границе.
- Слушай, - начал он.- Что ты там говорил про автомобиль?
Я молчал…
- Ты хотел сказать, что машина служит человеку, который внутри?
- Нет, я хотел сказать, что Джин раб лампы – съязвил я.
- Может ли машина, даже самая навороченная знать, что ею кто то управляет изнутри?
Я подозрительно посмотрел на Кондрата.
- Нас несёт река или мы несём реку? Никак в психоанализ вдарился?
- Да нет! – отмахнулся тот. – Смотри, предположим, машина думает, ну мы же думаем, что она наделена свободной волей: кончается бензин – она едет на заправку; вечером – в гараж; испачкалась – на мойку и так далее... Всё складывается!
Несмотря на депрессию, я внезапно развеселился… Я представил, что там ещё может быть и так далее… У меня просто началась истерика…
- А…а..а! Кандратушка! Ты конкретный чувак!!! – голосил я.. Но Кондрат был серьезен. Он ждал, когда я угомонюсь.
- Кроме этого, она ведь ещё что то делает, где то ездит, останавливается, стоит – продолжал он.
- Ну.. ну.. – я стал малость успокаиваться.
- С точки зрения нужд самой машины – это бессмысленная езда…
- А на самом деле?
Кондрат, замялся и выдал, мной обронённую когда то фразу.
- Мы не можем осознать путь ритуала, потому что он ведёт за пределы рационального. Путь — это вера в действии. Путь предопределён...
- Ты хочешь сказать… - начал я…
- Нет, это ты хочешь сказать – перебил Кондрат.
- Что я хочу сказать?
- То, что есть главный маршрут.
- О-фи-геть! Это ты серьёзно?
Кондрат пожал плечами.
- Логика…
- Да… железная… Значит иррациональное — проявление главного маршрута? Всякое бессмысленное действие доведённое до конца обретает новый, неведомый ранее смысл?
- Вот именно… Новые смыслы — это как раз то, что появляется, казалось бы, из ниоткуда. Это и есть проявление сущности.
— Скорее, проявление её пути. Выходит, то что для неё путь, - для нас…
— И есть наша бессмысленная жизнь. Однако, жизнь бессмысленна с точки зрения автомобиля, ну, кроме заправки, мойки, там, ремонта… У того кто внутри есть цель!
— Интересно, какая?
— Лучше сам подумай. Какая может быть цель у сущности выпавшей через границу?
— Пройти из пункта А в пункт Б? Пункт Б — это смерть?
— Трудно придумать что то иное. Только, я думаю, что это не просто смерть. Это выход и одновременно вход.
— Значит цель - это «выход»? Или сам маршрут?
— Как хочешь это назови. «Вылететь» можно в любой точке, не проблема, шаг влево шаг вправо и ты в раю… Только вот в каком раю? Мы каждым своим движением определяем то направление которое приведёт нас к новому варианту реальности.
В тот осенний вечер мы говорили допоздна, пытаясь хоть что то прояснить.
Тело — результат естественной инкапсуляции сущности при проникновении в границу, где она теряет одну оболочку и тут же, естественным образом, врастает в другую. Капсула - посредник, средство адаптации, к существующей реальности. Граница — точка смещения объекта относительно потока реальности, в любом месте и в любое время. Данная точка и есть цель к которой стремится сущность.
Осознать себя на уровне сущности, означает видеть границу, войти в неё и, возможно, вернуться. Эти похоже на явь к сон одного и того же человека. Задача в том, чтобы как бы проснуться в сущности, но помнить сон о той реальности где оставалась наша идея выхода. Если она будет нам по прежнему интересна, попытаться войти ИЗ этого состояния в границу. Разумеется, мы тут же умрём, но ненадолго. Когда мы войдём в границу, у нас тут же возникнут новые «оболочки», посредством которых мы и постигнем иной мир.
Мы разработали особый алгоритм, который неизбежно выведет нас обратно, даже если мы не захотим. Сущность вернётся в «окно» и тут же переместится в исходную точку. Мы вернёмся на уровень телесности и проснёмся.
Три месяца мы продумывали детали этого плана, пробовали. Когда мы погружались, стремясь к осознанию, внешнее действительно воспринималось как сон, а явью была она - граница. С особой тщательностью мы «собирали» «механизм» «окна», сопоставляя уникальный опыт погружений с замысловатой системой эзотерических констант, так, чтобы всё работало с точностью… Часового механизма?
Пожалуй что так.
5
Сколько времени прошло? Неизвестно. Я вёл длинный монолог, обращаясь к Кондрату. Хотя… Понятия не имел где он и что с ним. Верёвка время от времени резко натягивалась, будто цепляясь за что-то, и, обрывалась, так, что я чуть не падал.
— Смотри Кондрат — бормотал я, теперь мы вступили в сложную связь с тем что нас окружает. Нас может быть и не видно, пока, но мы обязательно проявимся. Нужно только двигаться, как требует наш план. Нужно осторожно идти. Хотя какая разница… Смотри Кондрат, мы уже не здесь… Мы сами не знаем где мы… Нужно идти, нужно просто довести до конца задуманное пусть в этом нет ни малейшего смысла. Надо верить. Только бы не выдать своей тайны. Пока есть тайна мы под защитой её власти. Когда мы уйдём, тайна останется… Останется след. И поэтому надо двигаться, чего бы это не стоило. Ведь действительно, послушай, выходит, что самое бессмысленное действие будучи завершённым рождает новый смысл.
Действие, недоступным для понимания, наделяется таинственным смыслом. Всякая вещь наделённая таинственным смыслом принимается на веру и никто уже не сможет усомниться в её существовании, никто не сможет представить без неё здание своего рассудка.
Мы дойдём до конца и сотворим в этом мире нечто неоспоримо значимое и непостижимое, прежде чем исчезнуть.
Я продолжал говорить что то такое, развивая мысль и сохраняя непрерывность потока сознания.
Между тем, кажется начиналась гроза. Какое-то гигантское подобие молний вспыхивало, рассекая низкое лохматое небо на тысячи осколков. Осколки осыпались плотным неосязаемым, но шумным дождём, делая тьму непроглядной и непроходимой. Небо высвечивалось, обнажая неожиданную суть. Это была плоская, картонная поделка.
- Где то я это определённо видел – промелькнуло в мыслях.
Нет, небо было действительно грубо декоративным с вырезанными из алюминевой фольги звёздами – все одинакового размера, пятиконечные. Тут же фальшиво поблёскивал приклеенный к «небу» серп.
- Не может быть – думал, я – этого не может быть…
Мы кажется продолжали идти. Мы двигались так быстро, что воздух стал плотным, горячим и сухим. Нет, мы просто продирались сквозь шершавую материю пространства, преодолевая стремительный шквал телесных ощущений. Кажется поднялся ветер, что то жёстко лупило по щекам, крепко хватала за одежду; та трещала и рвалась в клочья. Я понимал, что это не ветер, а плотный поток иной реальности. Наше предметное сознание смешалось с этим потоком и теперь нас окружала странная смесь известных и совершенно невозможных вещей.
В какой то миг, я понял, что уже долгое время нахожусь здесь, или, не там. Возникли воспоминания, ранее не свойственные моему сознанию. Возникло новое ощущения себя… И, кажется я плохо помнил то, для чего я здесь. Какой-то путь, цель, возвращение, - всё было вымыслом, сказкой далёкой от реальных вещей. Да, у меня было это осознание!
Мне открылась необычная картина нового мира. Моя жажда новизны была утолена окончательно. Пейзаж который раскинулся перед моим взором двигался, непрерывно обновляясь. Это была долина. Мириады оттенков играя, окрашивали тонкости живого, подвижного рельефа. Я видел, как малейшее движение моей души, тут же отражается в изгибах линий, цветных переливах, наполняющих пространство нового мира. Она говорила со мной. Она отвечала на каждое моё движение. Она была моей единственной реальностью…
Образы чего-то ушедшего, время от времени напоминали о себе. Мифы нового мира. Нет эти образы «не отвечали»… Их не было во внешнем действенном пространстве и они постепенно, теряли своё ранее важное значение, но притягивали неким очарованием тайны.
Это длилось целую вечность и я забыл обо всём. Забыл кто Я. Я растворялся, уходя всё глубже в этот неизвестный мир. Однако, меня беспокоило какое-то смутное ощущение. Вот и теперь, будто что-то не пускает тянет куда-то. Я никак не мог припомнить что-то явное, но не узнаваемое, ни на что не похожее...
- Что-то не так, что то не так, что-то не так. – Я твердил это, пытаясь вспомнить, эту вещь, но не мог.
– Что же это, что это такое? - Вещь возникала как нечто длинное, вытянутое, округлое, но нет, не то… Что же это такое? – Я понимал, что вещь присутствует, не мог опознать её, но чувствовал, что это обязательно вот-вот произойдёт как происходило не раз, раньше…
- Верёвка! –озарило меня, - это простая верёвка. Я сделал бессмысленное движение рукой и моё открытие стало реальностью. Я будто бы пробудился от сна. Пробудилась от сна и моя яркая долина. Она вытянулась и превратилась в поток, сквозь цветную толщу которого ясно различалось светлое, тревожное пятно знакомой треугольной формы. Я подумал о том, что в этом мире нет ничего похожего на геометрические фигуры. Всё двигалось навстречу стремительно проносясь мимо и сквозь, а это - стояло недвижно и властно призывало к себе. В общем потоке я стал различать знаки – непонятные иероглифы проносились навстречу… Я пытался прочесть их, но не мог. Я подумал, что я хорошо знаю значения этих символов и только прочесть лишь не могу. Пока я всматривался в горящий проём я думал о том, что если один конец верёвки у меня, то другой конец... Я понял, что моё существование возможно только потому, что есть кто-то ещё подобный мне. Его судьба мне неизвестна, но он явно существует где-то, а значит где-то существует и его судьба, и это означало возможность моего собственного существования.
Стремительность потока сменилось мучительным ощущением пустоты.
Можно ли ощущать пустоту? Пустота шевелилась невидимыми телесами. В бледном свете, проникающем сквозь сложные лабиринты неведомого организма Они увидели нас, а мы увидели Их. Они двигались разорванной, уродливой тенью и, казалось принюхивались тихо завывая утробно-трагически; каждый старался перебить другого так, чтобы слышали именно его. Звук становился всё настойчивей, громче, а они – «жители этого тёмного мира», подбирались всё ближе и ближе словно желая разглядеть и может быть даже пощупать для верности ЭТО. Возможно они никогда не видели ничего подобного, возможно им бы и хотелось попробовать нас на зуб, но они не знали как. Не отвечая, мы были для них непостижимы и недосягаемы, продолжая движение в известном только нам направлении.
По видимому нам удалось остаться за пределами их материального. Может быть, мы были для них ещё более ужасны, может мы казались им огромными как скалы, но себе мы представлялись прямыми, тонкими и одновременно очень твёрдыми стержнями, упирающимися одним своим концом в центр Земли, а другим уходящими куда-то в центр мироздания - стержнями нашей сути.
Они, были громадны, темны и выли. Завывали подобно ветру в ущелье. Иногда, они поднимались и, казалось, готовыми поглотить нас чёрными расщелинами громадных тел. Они приближались, заглядывали в глаза и уходили, не находя ответа, растекаясь во все стороны своей скалистой массой…
…Пока не наступила полная тишина…
И потом ещё одну вечность длилось безмолвие.
Прошло три года. С тех пор я ни разу встречал Кондрата. Слышал, что он попал в больницу. Некоторое время я маялся и не находил себе места, потом, моя жизнь сильно изменилась.
Однажды ткнув пальцем в карту и попав в небольшой посёлок на юге Краснодарского края уехал туда, где и проживал всё это время перебиваясь своим нехитрым ремеслом – ремонтом бытовой техники. Всё мне нравилось в этой новой жизни. Всё в ней удавалось и складывалось, однако какое-то смутное беспокойство тревожило моё сердце душными южными ночами когда я оставался наедине с собой…
И вот, однажды, во сне, я увидел чудесную долину, откликающуюся на тончайшие движения моей души фантастической игрой пейзажей. На следующий день я взял билет на поезд и поехал к себе на родину.
У моего друга тоже всё странным образом изменилось. Когда я приехал, то в первую очередь узнал о том, что Кондрат женился, живёт в городе и успешно обучается на психологическом факультете университета. Эти известия страшно заинтриговали меня. Мне очень захотелось увидеть всё собственными глазами. Я обошёл всех наших общих приятелей, однако, Кондрата в городе давно никто не встречал. Жена Кондрата, достаточно симпатичная особа, ответила неприветливо. Сказала, что не знает где её муж. Оставалось поехать в деревню.
Так и вышло, Кондрат был дома. Встретившая меня у ворот мать Кондрата, сказала, что он вот уже неделю как болеет, лежит с температурой. Да, радужные оптимистичные ожидания были несколько омрачены данным обстоятельством. Я вошёл в низкий деревенский дом и увидел жалкую картину: беспорядочно разбросанные по комнате вещи, мухи, грязная посуда, повсюду горы книг, клочки упаковочной бумаги.
Кондрат лежал укрытый белой простынею не издавая ни малейшего звука. Спал сном убитого младенца. Рядом на табуретке лежал градусник, какие-то таблетки. Дело серьёзное, - подумал я. Больной приоткрыл глаза и слегка привстал, от неожиданности и смущения заняв достаточно неудобную позу. Не находя слов, он смотрел по сторонам, изображая озабоченный вид.
— Пойдём прогуляемся, - сказал я, чтобы как-то разрядить обстановку.
— Только не слишком далеко, - вяло улыбнулся Кондрат.
Мы вышли к речке и присели на ствол упавшего дерева недалеко от воды.
— Что это было по твоему? Спросил Кондрат бросая в воду кусочки земли.
Можно было долго смотреть на расходящиеся по воде круги и молчать.
- Мы живём на маленьком островке сознания, — ответил я глядя на воду, — а там, вокруг - океан — тёмная бездна...