Стр. 74-78
«Незваный гость хуже татарина»
Русская поговорка
Первый дружественный визит нанесли англичанам. Я могу вполне достоверно подтвердить факт посещения станции Халли-Бэй, которая значится на картах просто Халли. Все остальные подробности были донесены «флотским телефоном». А это значит, кто-то кому-то рассказал, тот передал другому, и так до тех пор, пока «сказ» не обошёл всех, да ещё по два-три круга. Чаще в таких случаях получается сущая белиберда, и от первоисточника остаётся один каркас, но обросший такими подробностями, о которых страшно и говорить. Поэтому, чтобы не ссылаться на многочисленные апокрифы, я попробую передать только то, что слышал из первых уст – от пилота вертолёта, посетившего те, уже исторические места. Но откровенно признаюсь, достоверность некоторых частей повествования меня несколько смущает. Картина посещения выглядела примерно так.
В тот памятный день вертолёт загрузили под завязку. Одного начальства набралось сверх всякой меры. Встретили их дружелюбно и сердечно. Станция представляла собой единый комплекс под одной крышей, где размещались почти все службы и элементы жизнеобеспечения: жилые и служебные помещения, лаборатории, столовая, библиотека, бар, душевые, отдельно – электростанция и гараж для транспортной техники.
Средний возраст Английских зимовщиков 27 лет. Начальнику станции всего 24 года. Самый старый – доктор, он же и радист. Ему – 36. Случайно или нет, но весь коллектив станции, состоящий из 28-ми человек – некурящий, и гостям разрешили залезть в табачные закрома, как выразился рассказчик, по самые по уши. То есть кури, сколько хочешь, и с собой забирай. Вот такие добряки оказались англичане. Всю их английскую чопорность вдали от Англии, как рукой сняло. Полилось в стаканы настоящее шотландское виски, сначала «Jonny Walker», а потом и «White Horse». К обоюдному удовольствию был выбран язык жестов и мимики, что способствовало ещё большему сближению. Давно оторванные от цивилизации люди неожиданно встретили других людей, и тоже оторванных. Разве это не повод для радости и взаимопонимания?
Когда среди гомона и многочисленных тостов английские друзья-товарищи увидели почти не пьющего пилота, пошли протесты и увещевания выпить.
– За рулём, – пытался объяснить пилот и крутил в воздухе воображаемый штурвал, – импосыбл, такой у меня бизнес.
– О! Business! This is very well. Take bottles on the ship. How much you want? Ten, twelve, twenty? No problem.*
Англичане даже не догадывались, насколько опрометчивы и необдуманны были эти предложения. Когда их перевели на русский язык, все приняли сказанное без шуток и на свой счёт: взяли с собой бутылок ровно столько, сколько можно было унести за поясом под одеждой. Наверное, по двадцать и выходило, как они и предлагали. Всё по-честному. Обвесились бутылками, как партизаны гранатами. В итоге аглицкая станция лишилась годового запаса спиртного: половина была выпита на месте, половина с подачи хозяев была взята с собой. Но за общей толчеёй и весельем это было сначала не замечено.
Английские зимовщики били себя в грудь и, дыша импортным перегаром, клялись, что им на станции хорошо и уютно, и они готовы зимовать до второго пришествия. Зимовали они и без того немало – два года. Но, чтобы чаще обновлять коллектив и пополнять запасы топлива и продовольствия, обеспечивающие суда приходили каждый год, и сменялась только половина участников, отработавших на станции полный двухгодичный контракт. Вторая половина сменялась в следующем году – и так по кругу. Правда, в Англии за долгое отшельничество, проведённое в трудах и лишениях, их вознаграждали сполна. В течение, якобы, двух десятков лет они могли не работать, а только тратить деньги, полученные за зимовку.
Что тут правда, а что вымысел? Но так рождаются легенды. Однако, со станции вместе со спиртным и сигаретами были вынесены абсолютно достовернейшие сведения: Халли Бей вместе с ледником, в который она вмёрзла, движется, а вернее, сползает в сторону моря Уэделла курсом 264 градуса, со скоростью 300 метров в год. Мало того, станция ещё вращается против часовой стрелки с угловой скоростью 3 минуты в сутки и погружается в шельфовый фирн по 1,5 метра в год. Надо сказать, что станция, действительно, вела подлёдное существование. Это участь почти всех построек, возведённых на шельфовых ледниках: они медленно погружаются в массивную толщу, благодаря атмосферным осадкам и снежным наносам.
Можно было и не верить пилоту вертолёта, но материальным подтверждением его рассказа могло служить хотя бы то, что после посещения обозначенной станции все побросали приевшиеся сигареты в мягких пачках «ТУ-104» и «Opal» и перешли на «Piccadilli» (Number one) и «Player-1» (Navy cut), расфасованные в банках, как рыбные консервы, ровно по 50 штук. Косвенное доказательство было не менее веским: по всему пароходу стоял крепкий дух «Белой лошади» («White Horse») – дорогого шотландского виски. И даже спустя две недели, когда я поселился на верхней палубе надстройки в каюте с гравиметристом, этот дух, стойкий, как французские одеколоны, отчётливо витал в коридорах «Капитана Маркова».
Следующим пунктом посещения планировалась аргентинская полярная станция Генерал Бельграно – других обитаемых станций в этом районе больше не было. Как только наш доблестный форвард «Капитан Марков» поравнялся с ней, с его борта тут же вылетел МИ-8, опять набитый начальством и приближёнными. Но горячие южноамериканцы встретили гостей, свалившихся на их головы прямо с неба, с английской холодностью. Возможно, они уже были предупреждены англичанами и боялись за целостность своих спиртных запасов. Но, скорее всего, у них на подобные случаи имелись свои установки. Аргентинец с чёрными жгучими усами, в добротной полярной форме с погонами пехотного майора подошёл к вертолёту и на плохом английском языке сразу же заявил, что ни к каким контактам он не расположен, и чтобы визитёры поторопились покинуть территорию станции. Вероятно, наше внезапное вторжение без запросов и верительных грамот считалось нарушением государственных границ Аргентины. Тогда Грикуров, начальник планируемой базы «Дружная», открыто дыша в лицо майору перегаром «Белой лошади», на таком же плохом английском сообщил о возможности вероятного соседства, если ледовая обстановка не позволит продвинуться дальше. Мол, ищем место для высадки и постройки новой научной базы на шельфовом леднике Фильхнера. Майор, уразумев смысл наших намерений и ошеломлённый словом «база», от страха выпучил глаза и ответил, что он лично не может дать такого согласия, что он-де должен связаться по этому вопросу с Буэнос-Айресом и что скорого ответа не гарантирует. На что Грикуров, якобы, сказал уже по-русски: «Нам Буэнос-Айрес не указ, мы сами с усами и спрашивать никого не будем...» В конце концов, он так и сделал, не спрашивая. Правда, очень далеко от аргентинской станции, но не из-за боязни «грозного» соседства, а просто нам удалось протиснуться сквозь плавающие льды моря Уэделла гораздо южнее.
Мой новый сосед по каюте гравиметрист Борис Симхович Хаит, чистосердечно улыбаясь, говорил мне в приливе перманентного откровения:
– Не сомневайтесь, Сергей Павлович, всё так и было. Вертолётчики народ непосредственный, сильно врать не будут. Но, поговорка «Незваный гость хуже татарина», тут, как нигде, кстати. А среди посетителей, кстати, были двое татар. И тогда поговорка должна звучать уже иначе.
– Незваный татарин хуже… – подыграл я, – хуже кого?
– А вы не догадываетесь?
– Трудно сказать хуже кого может быть незваный татарин.
– Здесь же само напрашивается – хуже еврея, конечно. Но тогда это будет скорее татарская поговорка.
– Шутите?
– Нация, которая над собой не шутит, вырождается.
* Бизнес?! Это очень хорошо. Тогда бери виски на корабль. Сколько ты хочешь? Десять, двенадцать, двадцать бутылок? Нет проблем.