Серый Пес

Джозеф Керр
I

Костя прискакал с пакетом пива и совершенно дикой рожей.
- Ник, я знаю, что делать! Ты ее убьешь, а я тебе алиби обеспечу!
- Костя...
- Никто не узнает! Я все продумал! Короче, когда вы отъезжаете?
- Отстань от меня…
- Когда? В субботу вечером. Вот, а я скажу, что ты приехал ко мне и мы пили всю ночь! Ники, я на юриста учусь, я все устрою!
Я откинулся на спинку кресла, устало вздохнул.
- Блин, Костя, ты совсем дурак, что ли? Я даже реагировать на это не буду.
Мой друг прислонился плечом к углу шкафа, откупорил бутылку, метко закинул пробку в мусорное ведро под столом.
- Ну, смотри. Я предложил… - он протянул мне пиво, я с удовольствием отхлебнул, откинул со лба волосы. – Короче, если что…
- Костя! Не будет этого «если что»! Я уже все решил. Я еду.
Он только вздохнул, сел на диван, потеснив лежащие клубком мои вещи. Мы помолчали. Нам всегда есть о чем помолчать, но сейчас я чувствовал, как его разрывает от невысказанного, что он не хочет, чтобы я куда-то ехал, рисковал и вообще был сумасшедшим. Он всегда был против моей безбашенности. Потомственный интеллигент, ему было дико и непонятно мое поведение… Наверное, поэтому мы столько лет не могли рассориться до конца.
А началось все просто.
Она каким-то образом вышла на меня в сети.

Я никак не мог понять, чего она от меня хочет и зачем вообще мне пишет, ведь она годится мне в матери. Но она была настойчива и упорна. Со временем она стала мне интересна, хотя я и не смел себе в этом признаться. Мы говорили о музыке, о жизни, обо всем на свете ночами напролет. Интернет тогда сильно завладел моей волей и я просто жил у компьютера.
Затем мы пересеклись на концерте. И я почувствовал себя очень неуютно, уж не знаю, почему. Наверное, я просто не был готов к такой скорой встрече. И я сбежал от нее тогда.
Сбежал и много думал о том, а надо ли мне это.
Тогда я понял, что она меня любит. Нет, не как молоденького мальчика, с которым было бы неплохо провести время, а как человека, как личность, как персонажа, если будет угодно. И это мне безусловно льстило и было интересно. Ведь так меня раньше никто не любил. И я общался с ней, называл ее по имени и был честен и откровенен. Я отвечал на все вопросы.
А она оказалась хитрее меня. Она сделала мне предложение, от которого я никак не смог отказаться: она пригласила меня на концерт нашей с ней любимой группы в Питер. Я, как бедный студент, отмахивался и отбрыкивался, как мог, но она оказалась упорнее, и я сам не заметил, как согласился.
Ей было важно, чтобы я просто был рядом. И я не мог отказать ей в этом. И я не мог отказать себе в своем желании. Верно говаривала моя матушка: «Николай, тебя погубит любопытство!». И я был готов к этому.
И когда я сообразил, что поездка уже стопроцентно состоится и что я сам добровольно иду на это безумие, я вызвонил Костю, своего лучшего друга, чтобы попытаться посоветоваться. Все удивлялись нашей с ним дружбе: высокий, тонкий, скромный Костя из интеллигентной семьи и маленький коренастый волосатый я, с выводком тараканов в голове и неуемной энергией. Как мы стали друзьями, я тоже не заметил.
И вот он сидит сейчас передо мной, мнется, сопит, тянет пиво и не решается высказать мне все, что обо мне думает.
- Ну, давай уже, говори. – я ловко скинул комок с тельняшками на пол и уселся рядом со страдающим другом.
- Что мне тебе сказать?
- А то, что думаешь.
- Ох, Ники, не ездил бы ты никуда…
- Вот еще! Я обещал ей.
- Обещал, - он замялся, - Ну да, конечно, раз обещал, то да, само собой…
- Ты недоговариваешь, дружище! – я залпом допил пиво, зашуршал пакетом.
- Короче, Ник, вот изнасилует она тебя….
- ЧЕГО?????? – перебил я его. – Ну, ты совсем, брат, дурной! – я расхохотался, повиснув у него на плече.
Он сильно покраснел, отвернулся и замолк.
- Ты пойми, я обещал. И я поеду.
- Я не понимаю, это тебе самому-то интересно? - он прищурился.
- Разумеется, интересно.
- Ну да, тебя погубит любопытство. Эх, а все-таки не ехал бы ты…
- Я все решил. Я еду.

II.

Я спрыгнул с высоких ступеней нетерпеливо жужжащего автобуса на залитый уходящим солнцем московский асфальт, надел темные очки, вжал в уши наушники от плеера и бодро зашагал к метрополитену. Очень хотелось бежать, нестись, как ветер! От Аннино до Комсомольской чуть больше часа, но время у меня еще есть. Городская пыль, щедро разносимая чахоточным ветром, облаками гуляла над сухими дорогами, забивалась мне в нос, оседала на волосах. Я прибавил шагу.
Когда я расплачивался с мрачной кассиршей за проездной, то заметил, как меленько дрожат мои пальцы.
Тьфу ты, черт, разнервничался. Еще неясно, что тебя больше волнует, думал я про себя: поездка или встреча с Таней. Хм, с Таней. Обалдеть можно, я преподавателей называю на «вы», хотя они старше меня на 7-8 лет, а тут так просто – Таня. Как это все интересно!
Спрятав дрожащие руки в карманы куртки, я прислонился к дрожащей двери вагона метро, закрыл глаза. «Пусть река сама несет меня!». Пусть несет.
Естественно, кольцевую я проехал. К назначенному времени на Комсомольскую я постыдно опоздал.
Ее я увидел сразу. Спиной ко мне, с мобильником в руках, с плеером на груди. Она.
Я подошел, тронул за плечо, она повернулась, улыбнулась, вынула «уши».
- Привет!
- Привет! Извини, я опоздал! – я обнял ее, поцеловал в щеку. И очень смутился, потому что не ожидал от себя такого. И потому, что она не ответила на радостное объятие.
- Ничего. Пошли?
Мы вышли на площадь трех вокзалов, она быстро сориентировалась и уверенно направилась, куда нужно. Я шел рядом с ней, радостно рассказывая какие-то случаи из жизни. Как всегда, когда я волновался, становился нервно-болтливым. Мы закупили какие-то печенья в дорогу и сели в маленьком грязном буфете на втором этаже Ленинградского вокзала пить кофе. Там я более-менее вздохнул поспокойнее, потому что мы наконец-то разговорились по-нормальному. Я говорил о музыке, о предстоящем интервью, обсудили план на завтра, куда ехать, кого встречать.
Она пила кофе, я ковырял салатик, поминутно убирая падающие на лицо волосы за уши, привокзальная кошка ловила привокзальных тараканов – все были при деле.
Мы тихо разговаривали.
А мне невероятно хотелось оказаться в поезде, вытянуть ноги, посмотреть в окно, почувствовать себя в уютном нутре железной громадины, держащей путь на север.
Но тут она достала из кошелька маленький пакетик, и я все сразу же забыл.
- Я тебе говорила, что привезу серьги. Вот, смотри, что есть.
Ухо я проколол меньше года назад и страстно, как все новое, полюбил разнокалиберные серьги. Я ковырялся в чуднЫх железяках минут пять, она объясняла, как какая открывается, как какую носить, я думал, что сойду с ума от счастья.
- Тань, спасибо! Я счастлив. Не, я и правда счастлив. Спасибо.
- Да подожди, нам еще в Питер добраться…
И вот объявили посадку. Я едва сдержался, чтобы не рвануть бегом с лесенки и на перрон.
Она вручила мне билет, остановилась перед дверями нашего вагона покурить напоследок.
Я, как некурящий паникер, тут же отскочил на два шага.
Она виновато улыбнулась:
- Ааа, ты же не куришь, точно.
И вот поезд, узкие проходы, взволнованные люди, мрачный проводник.
Таня спокойна и уверенна, я же весь издергался.
Я не был в дороге больше года, и мне не терпелось скорее рвануть с места.
Мы не спали бОльшую часть ночи – мы не могли наговориться. Ну, и в итоге ее сморило под мой сбивчивый рассказ об одном из концертов.
Я замолк и уставился в запотевшее окно. Наверное, там сейчас поля, леса, города и люди. И, что самое интересное, им совершенно нет дела до меня.
А проснулся я оттого, что отлежал руку. Начал вставать и чуть не свалился с полки, сильно ударившись затылком о потолок, которым служила третья полка.
Тихо шипя и матерясь, я спустился вниз. Свет горит слабый, все спят. Время – два часа до прибытия, четыре утра. Я полазил в сумке, вытащил зубную пасту, щетку, мыло и бритву, потащился в туалет. Никогда не любил, когда утро наступает так некстати.

III.

Умытый и причесанный, я забросил пакет с мыльно-рыльными принадлежностями в сумку и вышел в тамбур, забрался с ногами на мусорный подоконник, уткнув нос в колени, а плеер – в уши. Музыка струилась через мысли, убаюкивая и успокаивая. Ведь руки у меня все еще дрожали. За запотевшим окном тьма египетская, ничего не видать, только фонари расплывчатыми пятнами изредка проплывают, да мутным заревом затевается восход.
А спустя минут сорок меня растолкал проводник, согнав меня обратно в вагон.
Меня тут же затряс озноб, как всегда после резкого пробуждения, я, ежась от холода, скрестил руки на груди и направился к своему месту.
Таня все еще спала. Я начал ее расталкивать, потому что народ уже просыпался, и в туалет образовалась колоссальная очередь. Он не хотела просыпаться, отворачивалась к стенке, закрывалась одеялом, а я все тряс ее за ногу и на разные лады орал «Вставай!».
Бабули с нижних полок смеялись: «Ну, ты и зануда, сынок!».
Наконец она повернулась ко мне, открыла глаза.
- Сколько времени?
Я глянул на часы.
- Шесть. Скоро приедем.
- Уже?.. Уф…
Я положил голову на руки, а она сонно-рассеянно теребила мои волосы. Я закрыл глаза.
Рядом с ней я ощущал себя ребенком, которого опекают, которого любят, которого… Которого ждали? Не знаю, не знаю, что это было за чувство, но я его боялся, как боялся проявлять свою слабость, неопытность или неловкость.
Смущенный, я молча отстранился от ее руки.
- Пойду принесу чаю.
Вернулся с гремящими стаканами как раз тогда, когда она, посвежевшая, пахнущая дымом, выходила из тамбура. Бабули потеснились, дали нам сесть. Мы пили чай с какими-то печеньями, словно этим утром, позабыв за ночь все, присматривались друг к другу заново.
- Как спалось? – спрашивал я.
- Здорово! – отвечала она.
А я опять чувствовал себя идиотом, который говорит и делает не то.
Она пошла курить и переодеваться, я же собрал постель, отнес ее проводнику.
Говорить не хотелось. Слова, разговоры словно отбирали у меня возможность дышать, ценить каждый миг путешествия, замечать детали.
Но остановиться я уже не мог. Меня несло и несло, я просто не мог не говорить. И вот эта дисгармония была просто ужасна.
Она вернулась.
- Послушай… Тут такое дело.
- М?
Она отвела глаза, отхлебнула из стакана. Сильно пахло лимонами.
- Вот мы сначала поедем к моей тетке, там себя в порядок приведем, а потом мне надо будет уехать. Одной. Ничего?
Я пожал плечами.
- Да ничего. Я тоже прогуляюсь тогда один. Ну, и встретимся тогда у БКЗ, да?
- Да. Не обижайся.
- Ну что ты. Я тебе так благодарен за такую возможность выехать в Питер, какие тут обиды, господи.
Музыка, молчание и отдающиеся в ушах шаги. Я смогу обнять тебя, Питер, меня услышали. Мы еще поговорим по-нашему, по-мужски, по-волосатому, по-настоящему.
- Просто у меня свидание будет, и я хотела бы… Ну понимаешь?
- Понимаю, конечно.
Поезд остановился. Все потянулись к выходу, а мы вышли последними.
Питер встретил нас сырым дождем, туманом и светящейся стрелой крана слева от вокзала.
Я закрыл глаза на миг, вдохнул полной грудью. Сырость. Холод. Дождь. Поезд. Дорога. Голоса. Свет. Асфальт. Я дышал-запоминал. Я приехал к своей мечте. Я знал, что мы встретимся. Здравствуй, Серый Пес.

IV.

Она тут же закурила, сцапала меня за руку, повела за собой к яркой громаде вокзала.
- Значит, сейчас, Ник, мы едем к моей тете. К тете Вере. У нее хоть в порядок себя приведем. А потом – каждый по своим делам, ладно?
Я кивнул.
Тетя Вера жила на окраине Петербурга, мы вошли в квартиру в тот миг, когда за окнами погасли фонари.
Она приняла нас как-то очень серьезно, накормила, снабдила полотенцами, рассказала о своих поездках по Европе. С неодобрением глядя на мои длинные волосы, тетя выдала мне фен, чтобы я высох побыстрее, а Танина короткая стрижка в скоростных мерах не нуждалась.
Пока я топтался в ванной, пытаясь высушить и более-менее уложить свои рыжие патлы, Таня с тетей Верой говорили о чем-то своем, о родственном.
- Ники, ты высох? – позвала она меня из комнаты.
- Да… Относительно! – я собрал волосы в хвост, зашел в комнату и обалдел.
На диване лежала отутюженная белая рубашка и блестящий черный галстук.
Таня стояла рядом и хитро улыбалась.
- Ну-ка примерь.
- Это что, мне? – я был ошарашен.
- Ну не мне же, давай.
Я скинул свитер, майку, тетя Вера сидящая у старинного трельяжа, неодобрительно покосилась на мою голую спину, потом на Таню, но я сделал вид, что так оно и надо.
Я влез в рубашку – как на меня шили, честное слово, Таня, улыбаясь, завязала галстук каким-то затейливым узлом, поправила воротник, небрежным движением стянула у меня с хвоста резинку. Явно пересушенные волосы тут же рассыпались по плечам, а, когда я тряхнул головой, настойчиво полезли в глаза.
Таня восхищенно цокнула:
- Ну, как с афиши, Ник, красавец.
Я сильно смутился.
- Да ладно… Спасибо!
- Ладно, собирайся.
- А я так останусь, ладно? Не мять же… - на самом деле мне ужасно хотелось поехать именно так, белая рубашка придавала торжественности моему настроению и как-то готовила меня к основной цели нашего путешествия – к концерту.
Мы вышли из дома тети Веры в залитый солнцем и светом город и направились к метрополитену.
- Куда тебе ехать?
- Мне? На Политехническую. А тебе?
Я задумался. Куда поехать, чтобы убить время, я даже не знал.
- Не знаю. Наверное, на Невский, а там решу уже.
- Ну, ладно, - она шумно вздохнула и рассмеялась, - Волнуюсь я.
- Я тоже.
Мы спустились в метро, а я с удовольствием перебирал холодные жетоны в кармане. В Москве о жетонах забыли давным-давно, да и были они совсем не такие, а щербатые, салатовые и легкие.
- Ну, все. Пожелай мне удачи, я побежала.
- Удачи, Тань! До вечера. Тогда без пятнадцати у дверей, так?
- Да! Ну, все. Давай. Не теряйся.
И ее увез синий поезд. Я подумал, куда можно поехать и решил рвануть в Пушкин на могилу к одному музыканту. Все-таки было бы просто невежливо не съездить к нему.
И я поехал на Московскую.
Фонтаны на площади уже не работали, в них лазали какие-то рабочие, выгребая мусор. Я уселся в маршрутку до Пушкина, попросил высадить на вокзале.
Это я действовал по инструкции, которой меня заботливо снабдила девочка из Минска, которая уже была на кладбище.
Пушкин оказался невероятно красивым городом, золотым, с высоким-высоким небом и маленькими домиками. Я едва не вываливался из окна, глядя на красоты древних построек. Да, туриста во мне угадать было несложно.
И вот на вокзале я сел в раздолбанную желтую маршрутку и она повезла меня на Казанское кладбище.
У тетушек на входе я купил две гвоздички – более приличных цветов в продаже не оказалось – и отправился на поиски могилы.
Кладбище, утопающее в золоте листвы, больше походило на парк.
Я шел, оглядываясь, читая имена, запоминая годы, и сильно волнуясь. Не знаю, сколько я плутал по кладбищу, пожалуй, что не меньше часа, пока не нашел нужную мне могилу.
И вот только когда я увидел большой крест, глаза, глядящие на меня с гранита, венки и ограду, только тогда до меня наконец-то дошло, что человека больше нет в живых. И что больше он не выйдет на сцену. И что сегодня я тоже его не увижу.
Что-то сильно и больно шарахнуло меня по коленям. Я посмотрел вниз и понял, что я просто упал на колени.
- Ну, здравствуй… Сергей Иванович. Я приехал просто повидаться. Здравствуй.
Перегнувшись через ограду, я положил цветы на могилу, порывшись в сумке, вытащил давно и именно для этой цели собственноручно сплетенный шнурок, завязал его на оградке. Потом достал плеер и маленькие переносные колонки, включил, положил на землю. Из колонок донеслась любимая песня того, что лежал в этой могиле.
Я опустил голову, закрыл глаза. Волосы упали мне на лицо, прилипая к мокрым щекам.
Никогда не отличался сентиментальностью… Но разве можно назвать боль сантиментами?
Мне было больно. Невероятно больно от внезапно накатившего понимания. Я же не верил в эту смерть. А теперь стою на коленях перед могилой гениального музыканта и… и ведь я ничего не могу сделать… Как несправедливо….
Кто-то тронул меня за плечо.
Я резко встал, повернулся…
Это была Таня.
- А ты тут что? А как же? А ты же говорила, что? А..
- Никто не пришел, – она пожала плечами, - Да. И я решила приехать на могилу. Сюда. Я обещала когда-то. Сама себе.
Она сняла с шеи цепочку с амулетиком, и повесила ее на крест.
- Вот. А играет что?
- Песня его любимая. Кинг кримсон.
- М… Помолчим…..
И мы стояли и молчали. А ветер трепал нам волосы, и запах прелой листвы кружил голову.
Она взяла меня за руку.
Так мы и стояли.
Стояли до тех пор, пока колонки, замолчав, а затем зашипев, не замолчали.
- Нам пора. – сказала она, украдкой вытирая платочком глаза.
- Пора. – кивнул я
- Надо же… Никогда бы не подумала, что ты….
- Что я?
- М, неважно. Просто удивил ты меня сегодня. Вот. Поехали.
Маршрутка уносила нас в Пушкин, а я молчал и думал о том, что люди все-таки очень похожи в мыслях и желаниях.
А еще о том, что удивительное все-таки рядом.