Смертельный газ.
Стас Сиротин задержался на корабле, и возвращался в казарму один, далеко позади экипажа. Почти шесть часов вечера. Но вокруг глухая полярная ночь. Освещённые причалы с чёрными телами атомных подводных лодок остались позади. Стас поднимался по узкой деревянной лестнице, перила которой обледенели, а ступеньки засыпал недавний мелкий рассыпчатый снег. Снежные тучи шли зарядами, обрушивались на сопки тысячами тонн снега, но потом уходили прочь, а над головой вновь сверкало звёздное небо, и так низко, что, казалось, можно достать руками, разворачивались бледные ленты полярного сияния. Эти ленты изгибались с шумом, словно трепетали на ледяном ветру.
Что сегодня делать? Чем заполнить вечер? Экипаж недавно прибыл из Обнинска, квартир в Лице почти никто не имел, и волей-неволей, приходилось всем жить в казарме. Стас надеялся вскоре найти квартиру для временного пристанища, но пока он проживал вместе с другими командирами групп в каюте с четырьмя двухъярусными койками. Душа рвалась на волю. Съездить в городок? Куда? В ресторан не попадёшь, в ДОФ на танцы он не ходил принципиально, потому что любил свою жену и не собирался обниматься с незнакомыми тётками. Оставалось положиться на друзей. С этими мыслями он вошёл в казарму, поднялся на свой этаж, прошёл через матросский кубрик и увидел их, всех шестерых, в шинелях со звёздочками старших лейтенантов, беспомощно столпившимися у двери каюты. Вид у друзей был пришибленный, недоумевающий, остолбенелый, рты раскрыты, словно они напрасно звали всех на помощь. Другие офицеры, проходя мимо, высказывали свои советы, но они слушали невнимательно, не в состоянии вникнуть в суть, ибо ступор, в котором они находились, не давал им никакой надежды.
– Что случилось?– спросил Сиротов, подходя к ребятам.
– Шутихин спит.
– Подумаешь, прЫнц,– сказал Стас, и решительно открыл дверь. В ужасе, зажав носы руками, все бросились врассыпную, а сам Стас вдруг получил такой удар в нос, что покачнулся, но мгновенная реакция боксёра сработала, и он тут же захлопнул дверь.
– Что это было?– наконец, отдышавшись, смог проговорить он, с недоумением глядя на осторожно приближающихся друзей. Разжать пальца на носу они решили только после того, как убедились: Стас жив и дышит.
– Это он, Слава Шутихин.
– Неужели, снял ботинки?– в ужасе догадался Стас.
– Снял. Он их никогда не снимал, никогда вообще не раздевался, а сейчас снял, высунул ноги сквозь решётки кровати и спит.
– Будить пробовали?
– А как же! Стучали, орали, кидали в каюту гирю – хрен его разбудишь! Надо бы бомбу кинуть, но, боюсь, пол провалится, а Слава всё равно не проснётся – жалобно простонал Перетятько.
– Так, я сейчас схожу, принесу респиратор – сказал Стас, но все дружно рассмеялись и протянули ему респиратор типа ШРБ.
– Иди, если ты такой умный,– язвительно пропищал Табуренко.
– Неужели пробивает?
– И пробивает, и глаза ест, хуже хлорки,– печально сказал Перетятько, а лицо его съёжилось, как полежавшая на солнце слива.
– Тогда все наши проблемы решит противогаз,– уверенно сказал Сиротин, и через несколько минут принёс противогаз, взяв его у химика.
Народ посмотрел на Стаса презрительно и отвернулся, не желая иметь с противогазом ничего общего.
– Почему?– взмолился Сиротов?
– Потому что противогаз защищает от пыли и аэрозолей, а это газ, от которого никакой противогаз, кроме изолирующего ИП-46 не защитит. Лезь в нём сам.
– Защитит!– возразил Стас, и решительно надел противогаз. Смело открыл дверь, при этом, все его товарищи опять разбежались, зажимая носы пальцами, подальше, вошёл, в свете тускло горящей лампочки увидел тело. Оно лежало на спине и храпело. Ноги с полуистлевшими носками торчали из прутьев решётки. И тут Стас ощутил, как дикая вонь пробилась через противогаз, перехватила ему горло, ударила резью по глазам, так, что слёзы брызнули из глаз, мешая смотреть. Тогда он в панике выскочил за дверь, плотно прикрыв её за собой, содрал с головы противогаз и судорожно, как рыба, выброшенная на берег, глотал ртом воздух. Друзья осторожно приблизились и горько усмехаясь, посоветовали ему пойти промыть глаза в умывальник, подышать там свежим воздухом из форточки, иначе, он может неожиданно потерять сознание и вообще отдать концы.
– Это просто противогаз дырявый, предположил Стас.
– Сходи за другим, и попробуй ещё раз,– охотно поддержали его товарищи.
– Не, с меня хватит,– покачал головой Стас. – Два вдоха – почти смертельно. Хорошего понемножку! Он грустно прислонился к стене, понимая, что городок отменяется, что придётся целый вечер ждать, пока сам Шутихин соизволит проснуться и надеть ботинки.
– Эврика!– Вдруг возбуждённо закричал Черемисин. – Придумал!
Через несколько минут все стояли в ряд с надетыми противогазами. Бросили на морского, кому идти первым. Выпало Назарову. Назаров побледнел, но офицерское достоинство не потерял, а глубоко вдохнув, закрыл отверстие противогаза резиновой пробкой и ринулся в каюту. Он содрал с ближайшей койки два одеяла и набросил их на торчащие ноги Славы. На большее его не хватило. Он выскочил, отдуваясь. Вторым, согласно выпавшему жребию, пошёл Перетятько. Его задача состояла в том, чтобы обвязать ноги Тушихина специально приготовленной верёвкой. Справился с этой задачей замечательно. Все ему дружно аплодировали. Теперь осталось открыть окно. Но окно было заклеено и занавешено одеялом по причине морозов. С ним промучились, но через пару минут боевая задача была выполнена, и свежий воздух быстро выветрил остатки смертельно ядовитого газа. Ещё через пять минут ребята вошли в каюту, и боязливо принюхиваясь, стали переодеваться. Ледяной ветер врывался в распахнутое окно, шевелил шторы и от холода Шутихин вдруг проснулся, посмотрел на всех осоловелым взглядом, а все замерли, держа в руках одежду, и умоляюще глядя на Шутихина:
– Слава, только, пожалуйста, не шевелись!– жалобно простонал Черемисин. Но было уже поздно: Слава дёрнул ногу, потом другую: одеяло упало, а ноги его оказались на свободе. И тогда все, полуодетые, кто без штанов, кто с накинутой на голое тело тужуркой, зажав плотно ноздри, кинулись к выходу. Давка у двери, панические вопли, стук костей о дерево, словно стадо баранов сшиблось на краю смертельной пропасти. Чуть не выломав косяк, все, наконец, оказались за спасительной дверью.
Прошло несколько томительных минут. Наконец, дверь открылась, и Слава, как всегда, великолепно одетый, в специально, на заказ, шитой у лучших портных Петербурга шинели, под которой виднелся великолепно скроенный китель, пригласил всех зайти внутрь. Вроде, на этот раз, никто серьёзно не пострадал.