На древо вознесенный, Спаситель Мой Твой лик,
Страданьем изнуренный, вот на кресте поник.
Чело в венце терновом – вот красота Твоя!
С мольбой и жарким словом,
К Тебе взываю я.
И ряд мучений целый, и пытки тяжкий гнет,
Моих проступков дело,
Моих пороков плод.
С душою сокрушенной стою я пред Тобой,
Ждать казни заслуженной я должен над собой.
Когда душой страдаю, то на святую кровь.
На крест Твой я взираю и исцеляюсь вновь.
И если в мире песни, которые б могли
Воспеть Врача болезней Спасителя земли?
Гимн «На древо вознесенный» является величественным произведением Баха, но, отдавая должное Баху, мне кажется более чем музыка, особой силой обладают слова этого гимна. Слова, в которых вырисовывается яркая картина, в которой изображается событие искупления грехов, как драма, вовлекающая каждого христианина произносящего эти слова, и делающего его участником этих событий.
«На древо вознесенный, Спаситель Мой Твой лик,
Страданьем изнуренный, вот на кресте поник.»
Лик Христа Распятого, буквально вырисовывается в воображении, ты чувствуешь Его изнеможение болью, страданием, жаждой. Я не знаю, что больше приносит страдания, физическая боль или ощущение тяжести людских грехов, ощущение оставленности, видеть насмешки людей, представителей человечества, ради которого Он умирает.
На кресте Христос, борясь и превозмогая все это, продолжает делать то, что делал всегда. Вот спасается рядом худший из грешников..., вот идет ходатайственная молитва..., Христос замечает группу людей сраженных горем,- самый близкий ученик и мать…. Наверно для матери нет большего испытания, чем быть свидетелем медленного, методичного, необычайно жесткого убийства Сына, она прошла весь процесс, и вот теперь Он весит на кресте, и ты не можешь помочь. Собрав остатки сил, Иисус обращается к матери проявляя заботу о ее земной жизни, предав на попечение своему ученику. И вот воззвав к Отцу, Христос никнет под гнетом всего этого, Его земная жизнь заканчивается.
Ослабленное тело Христа обвисает, обезображенная голова в терновом венце западает на грудь.
«Чело в венце терновом –вот красота Твоя» - эти слова, всегда застают меня врасплох, я никак не могу к ним привыкнуть, при каждом употреблении этих слов в песне, именно на этом месте просто нестерпимо хочется упасть на колени, слезы наворачиваются на глаза, вот и сейчас пишу эти строки, имею план, по несколько раз перечитываю и все равно… врасплох. К ним невозможно привыкнуть.
Разительной силой обладает контраст слов, два противоположных понятия, но именно они наиболее четко передают суть происходящего
Чело в венце терновом – вот красота Твоя.
В чем здесь красота? В теле, висящем на кресте? В гвоздях забитых в руки, рядом с кистью, между двумя костями, на которых висит все тело, - примерно так вешают ягненка или кролика между костью и сухожилием, вешают, чтобы содрать шкуру, но вешают уже мертвым, а здесь живым.
Пробить руки ноги, оставить медленно умирать, а самим прийти стоять, смотреть, шутить…разве это красота? Мать, которая обречена смотреть ужасающее зрелище, и не в силах уйти, оставив Сына, разве это красота? Лицо, которое было прекрасным, теперь обезображено побоями и впивающимися шипами? Этот венец разве Он похож на прекрасную корону, которой достоин Спаситель?
Все это более повергает нас в ужас.
Прекрасное, открывается тому, для кого слова «Спаситель Мой» не пустой звук. Да, на кресте поник не кто-то посторонний, но Мой, Спаситель. И именно в тот момент, когда ты созерцаешь эту ужасную картину, именно это момент, тот самый момент спасения. Если ты определяешь Того, кто висит на кресте как «Мой Спаситель», то ты уже не сторонний наблюдатель этой драмы - ты ее участник ведь ты понимаешь, что - это все происходит за тебя. Это осознание прибавляет долю ужаса ко всей этой картине, но вместе с тем, ты начинаешь восхищаться красотой Совершившего все. Спасенный не может не восхищаться Спасителем.
Сопоставление цены и результата, вот что поражает, вот что застает врасплох!
Результат - это моя спасенная жизнь, цена - это жизнь Господа и все Его страдания. Моя жизнь и жизнь Господа, разве сопоставимо? Моя жизнь, и весь этот ужас, который претерпел Господь, разве можно поставить на весы? Нет, не можно, это несопоставимо, это непонятно, это называется любовь Божия к нам. Это любовь Божия явленная лично ко мне. Эта красота души Господней, проявляемая через Его подвиг. Жертвенность Господа, Его характер - вот что красиво!
Результат несопоставимый с ценой, кто я и кто Он!
Я грешил, как хотел, но Он умирает так, как не захотел бы никто!
Видимый ужас происходящего и любовь, жертвенность, проявляемая через это – вот красота души Господней, красота Его подвига!
Невозможно определять Христа как - «Мой Спаситель», не определяя Его страдания, как - результат своих грехов. Не разделяя чувств тех, кто убивает Христа, ты все же осознаешь и себя причиной Его страданий. Настоящая причина страданий - твой грех, тот, кто должен был так страдать, это ты и я. Но Христос добровольно взял это на Себя.
Но напряжение спадает от ощущения свободы, которое приходит как результат этого деяния Христа. Его ужасная смерть была нужна тебе, ты свободен от всего того, что камнем придавливало тебя к проклятью, теперь это все непостижимым образом притягивается крестом, и ощущение свободы наполняет тебя. Свобода Она прекрасна! Какой путь нужно пройти Христу, чтоб мы могли обрести ее! К чувству восхищения красотой Господнего характера, жертвенности Его подвига, добавляется чувство благодарности за это освобождение.
Да никакие слова, никакой песни не могут до конца выразить полноту всего того, что испытал Христос, равно как и воспеть Его красоту, это лишь выражение нашей веры признательности, восхищения в ответ на Его деяние.
Слова этого гимна приписывают Бернару Клервоскому. Этот гимн легко мог бы быть гимном Его жизни. Бернар Клервоский, который возмущался излишней роскошью монастырей в клюнийском стиле: «Я не буду останавливаться на громадных высотах их церквей, их чрезмерной протяженности. Их нелепом размахе, их богато отполированных панелях, на всем том, что отвлекает взгляд поклоняющегося и препятствует его посвящению. Ваши высокие, как деревья подсвечники – огромное множество бронзы утонченной работы, - ослепляющие драгоценными камнями, также как и свет на их верхушках, как вы думаете, какова цель всего этого? Растопит ли это сердца грешников или заставит его глазеть на все это в удивлении? О, суета сует! Нет! Скорее безумие, чем суета!» - всему этому противопоставлялось другое отображение красоты Христа - «Чело в венце терновом – вот красота Твоя!».
Бернар Клервоский, который похож на средневекового пуританина – оставил не малый след в моей душе, как близок он мне во многих своих суждениях. Человек написавший ряд книг: «О благодати и свободе воли», «О любящем Боге». Для монаха который стал папой Бернар написал книгу, про которую Мартин Лютер сказал, что все папы должны были бы держать ее в голове и в сердце. Фраза из этой книги: «Господство запрещено служение приказано» я думаю, девиз подобный этому должен быть у каждого пастора, у каждого служителя, у каждого кто берет ответственность за душу человека, за тем, кто облекается авторитетом, нужно помнить - это не твой авторитет, он принадлежит Иисусу, и дан лишь для служения Богу, особая часть этого служения включает служение Его людям.
Бернар Клервоский горячий проповедник получивший прозвище: «Доктор Медоточивый» провозглашавший: «Насыщай Словом, насыщай жизнью» и считающий, что « Лучше поднять скандал, чем оставить истину».
P.S. Бернар Клервоский был также автор многих христоцентричных гимнов.
Но некоторые аккорды жизни Бернара Клервоского имели весьма трагический характер для христианства, да и не только для него. Раньше, слыша упреки, которые нередко высказывают христианам за крестовые походы, я легко мог сказать, что истинные христиане здесь не причем, людей стоящих за этими походами нельзя назвать христианами. Конечно, знать это может только Бог, но сейчас я бы не посмел утверждать, что Бернар был не истинный христианин. Да именно Бернар Клервоский, которого еще называли не коронованным королем Европы, был одним из вдохновителей второго крестового похода. Нет, я не думаю, что корыстный умысел говорил внутри него, или жажда крови. Скорее он думал, что выполняет действительно богоугодное дело.