На Южной Георгии все проникнуто Шеклтоном: могила на маленьком ухоженном кладбище, высокий белый крест на мысу – памятник Шеклтону, и сам большой двухэтажный дом британской полярной станции и тот называется «Шеклтон Хаус». Кроме британской станции есть там и норвежская китобойная база. Она давно закрыта, зарыта в 30х годах. От нее остались ржавые паровые китобойцы с высокими трубами, которые все еще были наплаву, и неиссякаемые запасы всякого нужного добра. Если кто увидит у меня дома пудовый наконечник гарпуна, знайте, это все из тех запасов, и много в мире мест, где те запасы разворованные и растащенные служат народу. Они даже поводом для Фольклендской войны послужили.
Аргентинцы порешили те запасы норвежские к себе в Аргентину вывезти, англичанам такое нахальство не понравилось. Вот тогда войну и затеяли. Повод для войны на Ю. Георгии, а причина на Фольклендах, там нефть обнаружили.
Как только у Аргентины закончились ракеты, с тем и войне конец, а у них ракет было немного.
Мы - то на Георгию по другому поводу заявились, да и война через неделю после нашего ухода началась. Английское научное судно застряло в Монто, а мы вынуждены были выполнять их часть общей программы. Выполнили мы все честно, как положено. Вот и решили англичане с нами расплатиться, нет, не деньгами, они закатили нам банкет. Да, а их поселок называется Грютвикен. Туда мы и пришли с надеждой выпить заморских напитков и закусить чем нибудь, отличным от надоевших нам судовых запасов. И они наши надежды оправдали. Очень даже оправдали. Да какой, скажите на полярной станции банкет?
На первом этаже «Шеклтон Хауса» у них был бар. То ли всегда был, то ли к нашему приходу сообразили. Научные сотрудники с шейкерами, губернатор острова в фартуке качал пиво из бочки под портретом королевы Елизаветы.
Меня удивил целый террикон бочек из-под пива рядом с поселком, даже больше, чем слоняющиеся без дела по единственной улице императорские пингвины. В отличие от тех многочисленных и мелких Адели, что загадили все белоснежные айсберги красным крилевым пометом, эти были ну очень крупные. Сидит наша публика в этом самом пабе, многие уже прилично приняли, и никто не подозревает, что главное-то еще впереди.
Вот выходит губернатор острова из-за стойки, где он самым демократичным образом наливал пиво, и распахивает большую двухстворчатую дверь. А там зал и широченный стол длиной метров двадцать. Стол весь заставлен едой и бутылками. Такой роскоши мы и у себя – то в Севастополе представить не могли. Фуршет,а за столом подносят "томми" - ихние морпехи, скоро им с Аргентиной воевать. Они, оказалось, на Георгии на все руки, и строить, и готовить и стрелять. Там я впервые попробовал английский пай. А те друзья, которые раньше времени на грудь приняли, очень потом жалели, когда слушали наши воспоминания о британском хлебосольстве
Я послонялся по ближним окрестностям Грютвикена. Церковь действует. Заброшенная контора китобойной станции, если контору чуть - чуть в порядок привести, будет совсем, как в фильмах по Ч. Диккенсу. В куче мусора нашел книгу без обложки на английском. Издана она, полагаю, была в годах в двадцатых. Ни автора, не названия. Я ее прочитал и даже увлекся. Жизнеописание молодой жены пожилого английского капитана, вроде бы скучно, а я единым духом осилил. Черт дернул ее после «русскому писателю» Пашке подарить. Напрасно я это сделал.
Потом потащился со всеми на лежбище морских слонов. Страшная вонь уже издалека. Слоны агрессивны. Посмотрел и поднялся на гору. Остров гористый, погода скучная и все вершины в низких облаках. Суровое место, веет тоской. Белый высокий крест на той стороне бухты совсем уж радости в пейзаж не вносит. Стало понятно, почему так много пустых пивных бочек у англичан. Видимо, все спасаются работой.
Несколько солдат строили небольшой причал из бревен. Ровно в пять часов подъехал маленький грузовичок, и другой солдат в фартуке вынес поднос с чашками, чай, молока и печенье. 5 о clock. Никакого водохлебства, все выпили по одной чашке.
Перед уходом заглянул я в «Шеклтон Хаус» В баре на столе несколько старых журналов « National Geografical», робко попросил, мне их отдали. Взамен подарил свои кожаные рукавицы, (они носят перчатки и не ведают, что в мороз теплее в рукавицах, пришлось рассказать). Один из журналов почти целиком про Джеймса Кука. Кук открыл Георгию для британской короны. На большой вкладке был изображен его парусник в разрезе. Сейчас трудно представить, что на судне длиной не более 50 метров размещался экипаж в триста человек. В кругосветном плавании умрет не меньше половины. В те времена выжить в таких условиях можно было только при жестоком соблюдении чистоты и гигиены. Вот оттуда и пошел культ чистоты на парусном флоте, вместе с голландским судостроением к нам пришла эта и эта британская традиция. Тогда пришла, а сейчас, кажется, уже уходит.
Мы вышли в море. Погода штормовая. Нас качает. Невдалеке идет другое судно.
Оно то проваливается среди волн так, что торчит только клотик от мачты, то встает дыбом, чтобы снова рухнуть вниз. Не позавидуешь. Потом до меня доходит, что нас тоже и также, только мы привыкли, и ничего особенного не замечаем. Мы себя со стороны не видим. Поднялся на крыло мостика. Волна выше мостика, а значит метров восемь. Рядом подплыл, паря в воздухе, альбатрос. Кажется, что он неподвижен, смотрю на это трехметровое великолепие - он поворачивает голову и смотрит на меня, как на такое же создание природы, как и он сам. Казалось, мы понимающе обменялись взглядами, и он нырнул вниз и понесся, срывая верхушки волн.
Шеклтон особого вклада в антарктические исследования не внес, просто ему не везло, каждый раз ему приходилось спасать свою команду от буйства природы и превратностей судьбы. Последний раз он оставил своих товарищей зимовать под шлюпкой на острове Элефант, на Южных Шетландских островах. Шеклтон пошел за спасением и, пройдя 200 миль на другой шлюпке под парусом и на веслах до острова Южная Георгия, нашел там судно и вернулся за ними. Они живые и здоровые добрались до Англии. Тогда шел 1914 год и многие из них, пройдя тяжкие испытания, сгинули в огне первой мировой войны.
А Шеклтон покоится на маленьком кладбище острова Южная Георгия, он символ британского духа, того духа, о котором мы ничего не знаем.
На фото: памятник Шеклтону,
церковь в Грютвикене,
могила Шеклтона.