Несколько минут спустя Дочка, извинившись, под предлогом одного неотложного дела удалилась, оставив меня в одиночестве. На моем месте не надо было иметь и семи пядей во лбу, чтобы догадаться, о чем шла речь – она хотела перехватить Папу до встречи со мной и обсудить участь моих конвоиров, с помощью столь оригинальной силы убеждения доставивших меня сюда. И вряд ли в том русле, что от нее ожидали Басистый с Баритонным. Но то была их проблема – неандертальцы неандертальцами и все такое: шкура, дубина да звериный оскал, - но начальные задатки дипломатичного отношения к делу не помешали бы им.
Я же, не отвлекаемый почти благоговейным созерцанием прелестей Дочки, наконец-то мог позволить себе оглядеться по сторонам и по окружающей обстановке гостиной составить для себя некоторое, пускай и далеко первичное, представление о хозяине сего места.
Вся меблировка была тесно завязана на круглой форме комнаты.
Овальная кушетка, обтянутая черной кожей, на которой я сидел. Лунообразный столик-бар из матового стекла со щедрым разнообразием алкоголя, от которого я уже успел урвать фужер терпкого коньяка. Стол из темного бука со стульями, с лишенными углов изгибами. Стеллажи по стенам с колонками округлой формы. Сферический потолок.
Из всего этого многообразия на тему плавных конфигураций выбивались лишь огромная жидкокристаллическая панель напротив кушетки да двустворчатая дверь, ведущая в гостиную.
Последняя секунду спустя приобрела для меня интерес не только сугубо визуальный – створки стремительно распахнулись и на пороге, мягко ступая по коврам, появился мужчина.
По тому, как беззастенчиво, по-хозяйски он рассматривал меня первые мгновенья нашего зрительного контакта, я понял, что это Папа.
Ну что ж, у меня тоже было время, чтобы осмотреть его, как говориться, с ног до головы.
На вид ему было не больше шестидесяти. Не высокого роста. Коренастый. В молодости был явно не плохо сложен, что, несмотря на возраст, некоторую сутулость и приобретенный с годами так называемый пивной живот, до сих пор придавало ему вид грозного медведя, пуская одряхлевшего, побитого жизнью, но все такого же хищного и опасного. Точеный подбородок, выступающие, рельефные скулы и цепкий взор лишь укрепляли этот его визуальный образ.
- Хм, именно таким я вас и представлял, Владислав Сергеевич, - прерывая затянувшееся молчание между нами, грудным голосом возвестил он и уверенным шагом направился мне навстречу.
Я поднялся с кушетки и обменялся с ним рукопожатием.
Его ладонь была сухой, шероховатой и крепкой, как гранит.
И не пробиваемой для меня. По крайней мере, за тот короткий промежуток времени, в который уложился наш тактильный обмен любезностями.
Что выдавало в нем человека, наделенного незаурядным умением владеть своими чувствами.
- Рад с вами познакомиться... – как и в случае с Дочкой, я оборвал фразу, давая возможность ему представиться, так как назвать его просто Папой при одном только взгляде на него язык мой, ну, никак не поворачивался.
Он понимающе улыбнулся, обнажив ряд безупречных, крупных зубов.
- Да-да, Папа. Вы можете вполне закономерно поинтересоваться, с чего бы это вдруг у него такая странная прихоть в манере обращения к себе? Отвечу. Причин несколько. Во-первых, среди всех, обитающих в этом доме, включая и вас, в качестве гостя, я самый старший по возрасту. Во-вторых, в принципе, так уже с давних пор повелось обращаться ко мне в тесных кругах моего бизнеса. И, в-третьих, я вынужден, как вы понимаете, соблюдать некоторую степень конфиденциальности. Хотя бы на раннем этапе нашего с вами общения, так как нет никакой гарантии, что вы возьметесь за то дело, что я хочу вам предложить. И, как легко сообразить, в случае вашего отказа, знать вам большего и не надо – хлопотно мне, и может статься не особенно удобно вам.
Угрозы в его глазах не было. Но тяжесть сказанного чувствовалась.
- Да уж, - несколько раздраженно протянул я. – С ярыми поборниками вашей конфиденциальности я уже успел познакомиться. И моя голова еще до сих пор ощущает…
Он прервал меня взмахом руки.
- Смею вас заверить, распоряжения им даны были четкие: доставить вас в целости и сохранности. Но они слишком любят свою работу. Вам ведь тоже знакомо это чувство почти не контролируемого фанатизма, когда вы нападаете на верный след в своих делах? Мне, смею заверить, в предвкушении выгодного мероприятия, очень даже вполне. Но это не значит, что я их оправдываю. Просто прошу понять. Но, так или иначе, они понесут за перегиб в ситуации с вами достойное наказание, не сомневайтесь.
Что я мог ответить. Судя по всему, у него слова с делами особо не расходились, и мне даже, в какой-то мере, стало их жаль.
И я молча кивнул в знак примирения.
- Тем более, несмотря на то, что вы претерпели по пути сюда некоторые неудобства, и Дочка, и коньяк должны были несколько сгладить первоначальные, не очень радужные впечатления о гостеприимстве нашего круга, так ведь? – Он, улыбаясь, жестом указал на фужер в моей левой руке.
- Ах, да, - изобразил я легкую растерянность на лице, отсалютовал фужером хозяину, - За ваше здоровье, - сделал обширный глоток. – Настоящий напиток!
Он заулыбался еще шире и добавил:
- Для настоящих мужчин!
И его рука, оказавшись на моем плече, ненавязчиво, но твердо увлекла меня от кушетки, у которой мы стояли, в стороны выхода из гостиной.
- Давайте, прогуляемся немного по моим пенатам. Вы, надеюсь, не против? Просто я не сторонник протирания штанов. Люблю, знаете ли, постоянно находиться в движении. Очень стимулирует мозговую деятельность. А она нам понадобится, чтобы пообщаться на тему того, что я вам сейчас поведаю, дорогой мой Владислав Сергеевич… Ой, как понадобиться…