Ванька! Встань-ка!

Зоя Бобкова
Хорошо в субботу проснуться самой, без будильника. Глаза открываются легко, в них ни капельки сна. Отдохнувшее тело, свежая голова, настроение пусть не праздничное, но близкое к этому.
Впереди выходной день. Хочешь - пой, хочешь - пляши, хочешь - гуляй, даже в постели поваляться еще можно. Благодать! Но как раз валяться и не хочется. На улице уже светло, уже начало дня. Выглядываю в окно. Красота-то какая! Людей еще немного, машин тоже. И чистый белый снег. Он везде. И на ветках деревьев, и на проезжей части дороги, и на площадке, что когда-то планировали превратить в рыночную площадь. Рынок здесь не получился, не очень людное место, но ларьки укрепились. С начала перестройки их было очень много. Один к одному, аж, в пять рядов. Сейчас их осталось – раз, два и обчелся. Позакрывались. По нашим временам покупателей оказалось меньше, чем продавцов – заводы остановились. А где еще функционируют кое-как, то денег своим работникам там не платят. И месяц не платят, и два, и три, и четыре, и так далее. Поэтому покупать некому и не на что. И ларьки в своем большинстве исчезли. Площадка опять стала просторной, пустоватой, а, когда выпал снег, и нарядной, как невеста под венцом. Глаз радуется, глядя на это зимнее великолепие. Любоваться бы, сколько хватит времени. А времени в субботу много.

Но не тут-то было. Я даже оторопела сначала, увидев такое зрелище. На самой середине площадки было нечто. Сначала я подумала, что это куча тряпья и мусора. На свежевыпавшем снегу ярко выделялось черное пятно, еще не засыпанное снегом. Подумалось, какой-нибудь неряха - хозяин ларька вывалил на середину площадки ненужные коробки и обертки. Помянула я этого неряху тихим русским словом – такую благостную красоту испортил.

Уже хотела отвернуться от заоконного пейзажа, но увидела, что куча зашевелилась. Ну, думаю, с утра и мерещится. Неладно что-то со зрением. Проморгалась, глаза протерла и опять уставилась в окно. Это ж надо, шевелится. Куча мусора ожила.
Тут я еще протерла свои очи, чтоб уж совсем ни крошечки сна. Сощурилась, создав лучший оптический ракурс, и, наконец, разглядела. Увидела даже не зрением, а сознанием. Да ведь это человек! На четырех конечностях. Он слегка распрямил руки и это его движение превратило кучу мусора в живое существо. Очень мило. Как же можно стоять в таком положении? Да еще на снегу. И притом не минуту, другую, третью. А ему хоть бы что. Стоит и все. На четырех.

- Наверное, это мусульманин, - подумала я. – Пришло ему время молиться, некогда выбирать место. Окружающее его уже не волнует, он общается с Аллахом.
Я ему посочувствовала, ведь и простудиться недолго. Хотя вряд ли простудится, духовный настрой души сконцентрирует все силы организма и простуда не прилипнет к нему. Но вообще-то я не видела в нашей местности молящихся  мусульман.
Тут предмет моих наблюдений приподнял заднюю часть туловища и сделал попытку подняться. Но не получилось, и он рухнул вниз лицом, распластавшись, как заспиртованная лягушка.

И чего я мудрила, ведь это же заурядный пьяница, наш родименький. А мне что только не увиделось. Фигура продолжала лежать на снегу. Подошла старушка, нагнулась, попыталась фигуру приподнять. Не тут-то было. Тогда она стала фигуру трясти. Лежащий поднял голову, помотал ею и, как-то незаметно для моего глаза, опять принял первоначальную позу. И опять застыл в таком положении.
У меня на плите зафурчало, и я отошла от окна. Уже завтракая, я выглянула в окно. Пьяный оставался на том же месте в центре площадки, и в той же позе. Но действие, похоже, не завершилось. К лежащему подошли два здоровяка и, подхватив под руки, потащили за ларьки. Батюшки, бить будут бедолагу. Но нет! Все обошлось без криминала. Парни затащили его в укромное место, около ящиков с мусором и поставили на ноги.
Тут зрение мое обострилось, и я увидела, что это мой сосед, Иван Федорович. Так его звали лет семь назад. Хороший был человек и столяр великолепный. Потом по мере того, как он спивался, превратился из Ивана Федоровича, сначала в Ивана, а потом и просто в Ваньку.

Он постоял минуты три на двух ногах и рухнул плашмя, на спину. Кажется, даже земля вздрогнула. Но люди на площадке не обернулись, значит, сейсмической встряски не произошло. Никто ничего не увидел и не услышал. Только я. Что же делать? Бежать к его жене? Бестолку. Она давно перестала вытаскивать его из канав и доставлять домой. Милиция тоже таких не подбирает. С них не разживешься. Выходит, парни убрали с глаз, и все, и ладно.
А Ванька тем временем начал опять шевелиться. Долго переворачивался с боку на бок. Я вперилась в него взглядом: «Ванька! Встань-ка! Ванька! Встань-ка!» Прямо буравила его.  И посылала, посылала  импульсы, все мощнее и мощнее. Вспотела даже. Ух! Вижу, Ванька изловчился и встал на четвереньки. Ого! Уже прогресс.
- Ванька, еще напрягись! Еще! Вставай! – И я надулась, словно кобра, выталкивая из себя энергию с силой локомотива. Еще чуть-чуть и лопну.

До Ваньки, видимо, дошли мои импульсы. Он м-е-д-л-е-н-н-о стал принимать вертикальное положение. Осторожно оторвал руки от земли и выпрямился. Качало его так, будто на улице был десятибалльный ветер. Руки, как крылья, трепыхались по воздуху, описывая круги, полукружья, квадраты и треугольники.
Я еще напряглась, надулась и послала новый сгусток энергии. Ваньку, наконец, перестал трепать шторм, он расставил руки и…пошел. Но что это были за шаги! Когда ваш ребенок впервые встал на ножки и идет, он это делает гораздо решительнее, чем шел сейчас Ванька. У него получались даже не первые шаги, а какие-то предпредпредпервые. В общем, первобытные. Но ведь идет, а не лежит. Не моя ли в том заслуга? Продолжаю опять слать к нему импульсы. Уже вся красная, как вареный рак, но не сдаюсь.
А Ванька начал пританцовывать. Хоть это явно был не танец, а поиски равновесия. Он, наверное, сам был горд от своего подвига. Ведь на двух ногах человек!  Это ж надо! Как не загордиться.

Видимо, ему не хотелось больше носом в землю, и он начал выделывать ногами семенящие па, будто он балерун и мелко-мелко переступает ножками, приводя в восторг публику. Покрутился таким образом на одном месте, вокруг себя, и тем же балетным шажком двинулся дальше. Давай, Ванька! Давай!
Вижу, он сворачивает по направлению к своему дому. И все в танце, в танце – руками разводит, ножками семенит. Смотреть – залюбуешься. Глядишь, и до дому этак дотанцует. Вот жена обрадуется. «Луч света» прибыл домой. Личность. Гражданин. А у нас все время выборы. И Ванька туда захаживает. Кого-то нам он опять на нашу голову выберут?