Стояла несусветная жара. Для нашего северного, болотистого края переносить изнуряющую щедрость солнечного излучения дело очень тяжелое. Пот исходит из каждой клеточки тела, с лица только его и смахиваешь, чтобы глаза продолжали видеть этот безоблачный радужный мир.
Как в такую жару не пойти к воде, на озера нашего парка? Я и пошла, даже побежала.
На Ванночке людно. В воде взрослые и дети, собаки и крыски. Кстати, крыски хорошо плавают, я даже этому удивилась. Вода и глубокая тень парковых столетних дерев притягивают, как магнит. И меня притянуло. После работы я помчалась не в свою, набухшую духотой квартиру, а к ласковым, прохладным водам гатчинского озера.
Внимательно оглядываю околоозерные пространства, ищу место, где бы скрыться от палящих солнечных лучей и погрузиться в нирвану глубокой тени дерев. Такое место найти не просто, народу поболее, чем на бывших демонстрациях бывшего 7 ноября.
Но я все-таки свободное место нахожу – раскидистое дерево на берегу прохладных вод. Оно от основания троится и образует удобное сидение. Бросаю туда свои измученные жарой кости. Миг блаженства наступает – от воды исходит магический аромат прохлады, лица касается легкий остужающий ветерок, солнце за пределами моей бренной сущности. О, прохлада! О, послерабочее расслабленное состояние! Я на пике блаженства. Сейчас пойду купаться.
Спускаюсь по отвесному берегу осторожно. Мои задачи – не поранить ногу о разбитое стекло, скорее всего, пивной бутылки, и не сломать ногу, поскольку каждый шаг словно полет в неизвестность: как-то еще нога приземлится, то ли на скользкий черного цвета ил, то ли на острый, как кухонный нож, камень.
Схожу, то есть сползаю к воде без видимых телесных повреждений. Впереди райская охлаждающая свежесть и мне все нипочем. Вперед и только вперед по камням и скользкому илу. Вода растворит все мои страдания и от жары и от неблагоустроенных подходов к воде.
Тут на моем пути к водной прохладе встали, словно пики вражеских полков, торчащие из дна озера доски. Когда-то они были, наверное, барьером для ограждения мест купающихся. Сейчас это остатки прежней роскоши и торчат угрожающе.
Десятилетний мальчик, который уже изучил подводные каверзы, предупреждает меня об опасности. Я его благодарю и успокаиваю, мол, не первый раз в этих благословенных пенатах. Какой хороший, душевный мальчик! Другой бы на его месте промолчал, ломай свои ноги на здоровье, не жалко, а этот предупредил. Отличная смена растет, если ее не искорежит какая-нибудь бяка взрослой жизни.
Привыкаю к воде медленно. Часть за частью погружаю свое тело в ее прохладу.
Наконец, плыву. Господи, как хорошо, что Ты создал этот мир! Вода в жару – это эликсир бодрости для следующего рабочего дня.
Водное пространство озера покрыто черт знает чем. Плавно движутся скопления веток и тины, по поверхности плавает тополиный, а, может, еще чей-то пух. Но разве на это обращаешь внимание, если из тела уходит знойный дух, а входит освежающая прохлада. Плавать в прохладной воде в жару – это так здорово!
Я, конечно, активно двигаю руками и ногами, чтобы удержаться на поверхности.
Покупалась, освежилась, теперь к своим вещам на берегу. Лучше их надолго не оставлять без присмотра, там ведь в кошельке и денежки имеются.
За то время, что я купалась, освободилось место более комфортабельное. Можно теперь лечь на брюшко, вытянуть ножки, уткнуться в книжку. Голова в тени, все остальное-прочее поджаривается на солнце.
Книга у меня интереснейшая: Зигмунд Фрейд «Введение в психоанализ». Читаю: «Страшные сновидения часто являются неприкрытым исполнением желания, естественно, неприятного, а отвергаемого желания. Вместо цензуры появляется страх».
Мимо носа пролетела муха. Чуть его не коснулась, так близко пролетела. Я отдернула голову, читаю дальше: «Появляющийся при этом в сновидении страх, если хотите, есть страх перед силой этих обычно сдерживаемых желаний. Почему этот отпор проявляется в форме страха, нельзя понять, изучая только сновидения, очевидно, нужно изучать страх по другим источникам».
Мимо носа опять пролетела муха. Я обратила внимание, что она жирная и ярко-зеленая, спинка отливает редким изумрудным цветом.
Читаю дальше: «Страшное сновидение обычно ведет к пробуждению, мы имеем обыкновение прервать сон, прежде чем вытесненное желание сновидения пробьется через цензуру к своему полному исполнению. Мы сравнивали сновидение с ночным сторожем, охраняющим наш сон, чтобы ему не помешали. И ночной сторож попадает в такое положение, когда он будит спящих, а именно тогда, когда чувствует себя слишком слабым, чтобы устранить помеху или опасность».
Черт! Опять муха мимо носа, третья, а, может, пятая. Я невольно отправила взгляд за очередной мухой. И что же я вижу! Страшнее страшного сновидения. Рядом с моим лицом уютно расположилась розово-перламутровая кучка. Запаха от нее нет. Наверное, ребенок оставил. И, как апофеоз гармонии, на кучке примостилась белая бумажка, и лежит она, будто бабочка с раскинутыми крылышками. Я, конечно, резко вскочила на ноги, как в страшном сне, оглядываясь по сторонам, не вляпаться бы в еще одни результат жизнедеятельности человеческого организма неряшливо брошенный на произвол судьбы. Ох, совсем обалдели граждане, рядом с дорожкой наделали.
Все краски дня исчезли из моего сознания, я подхватила свои вещички и бросилась бежать домой.
Неужели Господь создал этот мир для того, чтобы люди его изгадили?