Куба либре. ч. 5. Вот теперь точно окончание

Марина Добрынина
5. Вот теперь точно окончание

Где-то за полгода до отбытия на родину все нарокчане начинали готовиться. В смысле, всеми правдами и неправдами, приобретать себе всяческую модную одежду и аксессуары. А правды и неправды всегда одни – магазин, где торгуют за доллары. Покупка валюты – деяние наказуемое, но безопасное. В том смысле, что хрен вы нас поймаете, если мы деньги на это дело найдем. В долларовом магазине можно купить многое – и приличные фирменные вещи, и технику (JVC – рулит), и многое еще. Долларовый магазин – маленький уголок рая. В нем есть кондиционер, и продавцы прячут презрительность за радушными улыбками.

И вот, наконец, день, когда отбывает наша барка. Я вся из себя дико красивая – в бирюзовой пышной юбке почти до полу, в шифоновой кофточке с кружавчиками того же цвету, с резиновым поясом сантиметров так десять в ширину, перетягивающем то место, где должна быть талия, ковыляю по красной кубинской почве на каблуках. Чувствую себя страшно красивой и обворожительной калекой, потому что это мой первый опыт передвижения не на плоской подошве. Ну конечно! Если до этого топать только в кроссовках или в шлепанцах, босоножки на каблуках начинают казаться чем-то невероятно изысканным и дьявольски неудобным. Но если идешь не по асфальту, а по земле, каблуки в почве увязают, и можно хоть какое-то подобие равновесия сохранять. И вообще, это позволяет и грудь выпятить, и живот втянуть и подбородок задрать почти к небесам. По асфальту – сложнее. Грудь внутри, живот фиг знает где, а подбородок почти у земли, чтобы ему, бедному, не сильно больно при падении ударяться было.

Ковыляю, значит, а вокруг возгласы восторженные, мол, неужели это дочка такого-то! Надо же, как выросла девочка! А какая красавица! Лестно ужасно, не непонятно – неужели я вчера еще не выросла, а сегодня вот нате? Или это прикид мой модный так аукнулся? Или блеск в глазах и предвкушение от скорой встречи с… блин, не могу назвать ее родной, я не в России родилась… ну, практически родной землей позволил, наконец, наблюдателям заметить, что девочка того, подросла, не знаю.

Но горда я была неимоверно!

Народ активно пил. Ром, секу (типа рома) и ликеры. Кто – от радости от того, что покидает, наконец, это социалистическое государство, кто от горя – как-никак, друзья уезжают. А кто просто за компанию, потому как повод.

Но.  Все заканчивается. Слезы пролиты, адреса переданы. Обещания созваниваться и встречаться розданы всем, даже тем, с кем искренне не собираешься делать ни то, ни другое. Царит атмосфера дружбы и искреннего умиления.

Нас погрузили в автобусы и отвезли в порт. На барку (корабль, по-ихнему, теплоход, в общем). Впереди – восемнадцать дней плавания. И вот тут выяснился один фокус. Оказывается, за время нашего пребывания на Кубе отношения между двумя государствами несколько охладели. На почве снабжения топливом.

Своих природных ископаемых на Острове свободы практически нет (чуть серебра, немного никеля), а потому это государство нефтью снабжалось за счет Советского союза.  И тут последний как-то заартачился. Не знаю, уж что там произошло, не интересовалась никогда, но Гаванский порт отказал нашему судну в дозаправке. В результате пришлось делать крюк. Останавливаться возле каких-то таинственных островов. Нас, как водится, не выпустили, и вообще, посоветовали из кают не вылезать. А то мало ли что! Вдруг решат злобные империалисты умыкнуть какого-нибудь ребенка, к примеру! Ребенку – фигня, а стране – международный скандал.

Но, все обошлось. Империалисты коварных поползновений на свободу советских военнослужащих и их семей не предпринимали, топливо предоставили, и мы почти по графику прибыли в Одессу.

В Одессе образца декабря 1991 года, как выяснилось, было несколько, по сравнению с Кубой, прохладновато. Нет, морально мы были к этому готовы. Помню, первый снег за два года я видела, когда мы проплывали Дарданеллы. Говорят – это странно, не должно было быть такого, тем более в это время года. Но было, наверное, специально, чтобы нас подготовить.

Но фиг с ней, с прохладой. Гораздо большим шоком для прибывших «кубинцев» было обнаружить, что страна она того, малость изменилась, и не в лучшую сторону. Самым ярким показателем негативных изменений служил Привоз, на который мы поперлись, пытаясь освежить яркие приятные воспоминания. Не освежили. Привоз был пуст. Ни тебе колбас, ни капусты квашеной. Пара запуганных продавцов в дальнем углу торговала предметами китайского ширпотреба. И все.

Радиостанции, переключившиеся исключительно на украинский язык, вещали на мове что-то, судя по интонациям, явно ругательное.

Что-то, при желании, в Одессе можно было приобрести, но только на талоны, которые у нас отсутствовали. В итоге отвалили так.

 Возвращались мы в Забайкалье на поезде. Как раз в новый год. Помню, добренько улыбающийся проводник рассказывал, как в Белоруссии у них хорошо, и насколько лучше станет, когда они от России отъединятся. Мы разрисовывали окна вагона зубной пастой, пытаясь создать праздничную атмосферу, и кивали, чтобы не портить товарищу настроение. Почему-то нам тогда казалось, что не будет им особенно хорошо.

Что ждало нас дома – мы не знали, и боялись предполагать. А ждало нас следующее.

Деньги, бережно хранимые государством на папином инвалютном счете обесценились настолько, что купить на них мы смогли лишь видеоплеер. И то радовались, потому что успели.

Отца из Забайкалья быстренько отправили на Север. Без нас, потому как жить там было негде. А здесь все же оставалась служебная квартира.

Мы остались ждать, пока он получит какую-нибудь пригодную для семейного проживания площадь. Собачку себе завели – мелкую черную дворняжку Чарика (ЧАР – читинский аристократ). Чарик был умен, самостоятелен, блохаст, очень любил пирожки с капустой.

Денег снова не было (уже привычно), да и купить на них было нечего. Все вокруг продавалось исключительно по талонам – желтым, синим и розовым. Помню, граждане организовали сеть информаторов, каждый из которых передавал сотоварищам, в каком магазине что появилось, чтобы отовариться. Где чай, где – капуста, а где какое другое излишество. И только пшенку можно было брать и брать, сколько влезет. Не лезла.

Постепенно исчезал хлеб и удлинялись очереди.

Но это ведь, в самом деле, совсем другая история. Совсем другая.

А о Кубе я вспоминаю до сих пор. Уж сколько лет прошло. Куба либре, свободная Куба. Я бы с большим удовольствием съездила туда отдохнуть. Но вот жить там… Не путайте туризм с эмиграцией, господа.