Глава 9
НЕУДАЧНЫЙ ПОБЕГ.
Х Х Х
… Проснулась Серафина запыхавшейся, будто и вправду бежала. Электронные часы на противоположной стене показывали половину одиннадцатого вечера. Оказывается, она проспала почти сутки. Зато силы полностью восстановились, если не считать легкой слабости в организме. На столике у дивана красовался поднос с обильными, но холодными яствами. С жадностью сметая остывший суп и двойную порцию макарон с котлетой, уписывая булочку с маком, чувствовала, как постепенно проясняется в голове и возвращается способность логически мыслить. Удивительно живуча хрупкая с виду девушка Серафина Хожиняк. Болячки заживают, как на собаке, замучить непросто, а стоит снять с дыбы и положить в теплую постель, глядь, и силы вернулись, и психика в порядке. Так отстраненно подумала о себе Серафина, но потом ее больно уколола мысль о насущном.
Сначала она попыталась обдумать разговор Соломона Бруля с Вадимом Катыговым и содрогнулась, поняв, с какой компанией по собственной дурости связалась. Однако поздно задним числом каяться и хвататься за голову. Надо подумать. Что там у них случилось? Тамара погибла из-за украденного браслета, и теперь Вадим боится взять вещицу в руки, дожидаясь, пока выпишут из дурдома ее настоящую владелицу. А потом… потом прицепится к ней хуже банного листа к мягкому месту и не мытьем, так катаньем вынудит принимать участие в так называемом целительстве, о котором Серафина с некоторых пор думала с содроганием. Особенно вспоминая бороду, выросшую у тети Клавы после бесовских плясок вокруг больничной постели. В том, что без чертовщины не обошлось, Серафина была твердо уверена.
Другой вопрос: есть ли у нее альтернатива? Не пойдет с Катыговым, пожизненно останется в дурке. Соломон Бруль не из альтруистов, просто так ее не выпустит, скорее, сделает одной из подопытных свинок для своих человеконенавистнических (здесь она тоже не сомневалась) и мерзейших экспериментов.
Оставался единственный выход – побег. Любой ценой, в течение последующих двух недель, пока надзор за нею ослаблен. В разговоре мужчины обмолвились о веневском направлении. Не исключено, там находятся особняки, принадлежащие Катыгову и Тамаре. Точнее, Тамарин пострадал от огня со стороны леса, это должно остаться заметным. Серафина отлично знала те места и примерно представляла, где расположен подгоревший дом. А если Вадим нес браслет на палочке, значит, далеко уйти не мог. При желании можно отыскать и его дом тоже. Браслет следует забрать, но без назойливого типа Катыгова. А там…
Зиму отсидится на даче, там полно теплых вещей. С работой сложнее, нужны же деньги на еду. Но можно устроиться где-нибудь в Шатске, мотивируя собственное странное поведение необходимостью охранять от мародеров дачу. Но и это позже. А пока…
Серафина задумалась. Ей разрешалось выходить в туалет и свободно перемещаться по этажу, но у выхода на лестницу сидел охранник в камуфляже с угрожающей физиономией отставного терминатора – модное нововведение последних лет, принятое на вооружение богатыми офисами и банками. Помнится, и прежде у Серафины проскакивало подозрение, что здесь нечисто, а после подслушанного разговора подозрения укрепились. Больница, в отличие от прочих лечебных учреждений не бедствует, и не на скудные бюджетные субсидии не скупится нанимать громил в качестве санитаров и дорогостоящих профессиональных охранников, просиживающих камуфляжные штаны в постоянном ничегонеделании. И еще, почему Катыгов столь странно отозвался о пациентах? Разве они особенные? Но и это не повод распределять государственные деньги вопиюще несправедливо.
Вспомнив сон, Серафина поспешно вскочила и, не зажигая света, бросилась к окну. Торцовая часть корпуса выходила на улицу! Забор начинался от передней стены, тянулся по периметру двора и терялся в лесу, голом и пустынном зимой, а во сне она видела деревья покрытыми нежной, едва распустившейся листвой. Обыкновенный сон, если забыть о страшной черной птице с неестественно зелеными глазами. Но монстр не желал забываться, также как назойливые видения из далеких, канувших в Лету времен, посещавшие ее с непонятной периодичностью. Серефина склонялась к мнению, что путешествиям в пространстве и времени помогают зеркала, и много дала бы ради избавления от наваждений, но еще и хотелось досмотреть кошмарную историю, в которую грозило вылиться безобидное вроде на первый взгляд сновидение. Не зря говорят: «Любопытство сгубило кошку». Уж себе-то она могла признаться, что нешуточно страдает этим пороком. Несмотря на то, что подспудный страх засел в подсознании, суля неминуемую беду, она готова была идти до конца… Но зеркала в кабинете не нашлось, и пришлось, смирившись, умерить собственное любопытство. Особенно когда разнообразных видений хватало с избытком в обыкновенных снах.
Как уже говорилось, Серафина прекрасно знала окрестности родного города, исхоженные вдоль и поперек, по памяти могла составить карту местности с указанием всех населенных пунктов (ну, пусть не всех, но большинства!). Но сейчас, сколько ни вспоминала, не сумела определить, куда ее завезли. Но не Маслово и не Петелино, точно. Тогда где? Смущал дремучий лес, неуместный на прилегающих к окраинам территориях. Получается, дальше, в районе. И больница не рядовая, тут не предусмотрено общение больных друг с другом и посещение родственников. Больше похоже на профилакторий для алкоголиков и наркоманов.
Кстати, о побеге. Вызывала опасение гладкая, без единого выступа, стена корпуса, имевшая лишь узкие подоконники на большом расстоянии один от другого, за которые невозможно зацепиться.
Разочарованная, Серафина отошла от окна и присела на койку, обхватив руками колени. Есть время хорошенько подумать. Реальны ли шансы на спасение, как оно кажется разгоряченному близостью вожделенной свободы воображению? Предположим, удастся выбраться из лечебницы, суметь не заплутаться в незнакомом лесу. Вот проблема! Она никогда не любила лесов и если таковые попадались в радиусе загородных прогулок, старалась обходить стороной. Положим, из леса при неслыханном везении выберется, а дальше как? Зима – не лето, замерзнешь прежде, чем добредешь до ближайшего шоссе и поймаешь машину. Верхней одежды-то у нее нет! И денег тоже. Сложностей становилось все больше. Она готова была уехать из города даже в Михаловское, похоронить себя в глуши среди старух и алкоголиков, и пусть квартира пропадает вместе с ее загубленной жизнью. Но ее, жизнь эту, надо ухитриться спасти. Так что лучш ля е пока отправиться на дачу. Главный вопрос: как туда добраться?
После долгих раздумий Серафина взяла вязаный пуловер и внимательно осмотрела швы. В комнате не нашлось ничего острого, способного разрезать нитки. Но после осмотра стен и полов выход нашелся. Она вывернула над дверью плафон, достала и расколола лампочку. Лезвия получились не хуже бритвенных. За ночь Серафина успела сплести веревку, крепкую, для надежности перетянутую узлами.
За весь следующий день ее навестил только приносивший еду санитар. Веревка благополучно пролежала плод матрацем, но на следующую ночь, едва пробило час, Серафина распахнула окно. Резкий холодный ветер швырнул навстречу дождевую капель вперемешку с колючей снежной крупой. Погода выдалась неподходящей для побега, и разумней выждать пару дней, но она опасалась санитара или уборщицу, способных обнаружить улику при обыске или уборке.
Подумав примерно с полчаса, она сняла с койки байковое одеяло, прорезала дырки для рукавов и из обрывков вязания сшила капюшон, соорудив нечто вроде накидки. Скрутив хламиду в ком, примерилась и швырнула за окно, боялась, длинная одежда помешает спуску. Тонкое платье не защищало от промозглой сырости и, поежившись, Серафина усомнилась, сумеет ли далеко убежать почти раздетая. Но понадеялась на свои быстрые ноги и возможность поймать на шоссе машину.
Решившись окончательно, закрепила один конец веревки за батарею, другой перебросила вниз (хватило как раз до снежного сугроба под окнами), размашисто перекрестилась наудачу и полезла.
С четвертого этажа расстояние до земли не казалось слишком большим, но когда очередной порыв ветра ударил ее об стену, и ослабевшие руки еле удержали узел на канате, Серафина с ужасом поняла, что не спустится. Не успев преодолеть и одного оконного пролета, она промокла и окоченела, веревка грозила выскользнуть из непослушных пальцев. Внутренне закаменев от страха, старалась не смотреть вниз и не подсчитывать, сколько осталось, но и это не помогло.
Снова налетел ветер, и с размаху бросил ее в оконную раму второго этажа. Оглушительно зазвенели, посыпались стекла. Серафина ойкнула и, сломав об очередной узел ноготь, канула вниз. Большой сугроб мягко принял в объятья, но не успела выпутаться из снежных завалов, чьи-то крепкие руки схватили ее за бока.
… Мокрая и жалкая, Серафина сидела в обществе резавшихся от скуки в карты санитаров и мелко тряслась от холода и пережитого ужаса.
- Вот так фрукт! И главное, сверху свалился. Эй, девка, откуда ты тут взялась, такая ушлая? – по очереди пытались добиться ответа охранники.
- От д-доктора Б-р-руля, - заикаясь, сумела наконец выговорить Серафина.
- Пес знает, что такое! Слушайте, мужики, может это редкий экземпляр дл опытов?
Давайте спрячем ее до утра в карцер, целее будет.
Недолго поспорив, медицинские молодчики пришли к общему знаменателю. Краем глаза Серафина видела, что ее волокут по лестницам вниз, вероятно, в подвал. Окоченевшие ноги отказывались повиноваться, и санитарам пришлось тащить пленницу под микитки. Подвальные этажи больничного корпуса напоминали тюрьму. Камеры с железными дверями по тому же принципу располагались по обеим сторонам длинного коридора. В один из «номеров» ее и втолкнули, кинули на нары у стены и заперли снаружи.
Она осталась лежать на голых досках, не чувствуя сырого холода камеры, постепенно превращавшегося в сжигающий тело и душу жар, и дальнейшее слилось в бесконечную череду провалов в небытие и коротких пробуждений. Она потеряла счет времени и не могла вспомнить, как долго здесь валяется и, тем более, не беспокоилась о том, сколько еще придется лежать. Убогая беспросветная реальность уступила место красочным видениям иной, прекрасной, чувственно осязаемой жизни. Изредка возвращаясь из далеких путешествий по мирам грез, Серафина обводила мутным взором узкую, с голыми, из бетонных плит, стенами камеру и снова проваливалась в благословенное беспамятство, нисколько не жалея об отвратительной действительности, оставленной далеко за порогом полного разочарований земного существования…
Х Х Х
Серафина не знала, сколько часов или дней провалялась в сырой темноте подвала, мучимая тяжелой горячкой, грезя о недоступных неземных Мирах, каковые позволяли посмотреть издали, но приблизиться к ним запрещали. И не раз, и не два в бреду повторяла она намертво врезавшиеся в память строки, принесенные оттуда, куда ход был надежно закрыт:
Нас по разным мирам раскидало
На кривых перепутьях дорог,
Мы с тобой клятв пустых не давали, -
Между нами незримый порог
Горьких судеб, ошибок несметных…
Мы не в силах цепей разорвать.
Посмотри! Меня в призраке бледном
Неужели не сможешь узнать?
Как ей показалось, очнулась от громкого лязга железа. Снаружи отпирали камеру. Далеким отзвуком последнего признания до нее долетели чужие, не принадлежащие злой и грязной реальности слова:
Нас заставили чашу страданий
Выпить с верхом и в пекле гореть.
Сквозь века, времена, расстоянья
Обрекли друг на друга смотреть…
От резкого звука она тотчас все вспомнила и, со стоном приподняв болевшее, разбитое лихорадкой тело с жесткого ложа, села, устремив прищуренный взгляд на проникшую в узилище широкую полосу света. В дверях показалась сутулая фигура санитара –смотрителя. Вполголоса чертыхаясь, он щелкал электрическим фонариком. Наверно в какой-то момент, подняв голову, бедняга вдруг увидел сверкающие в темноте зеленью глаза, тихо охнул и, выронив фонарь, подался назад. Серафина успела заметить искаженное ужасом его морщинистое, похожее на сушеную грушу лицо. С минуту она тоже посидела неподвижно, превозмогая боль, тошноту и муторную слабость, потом осторожно сползла с нар и поковыляла к выходу.
- Эй, кто там? Что за нечистая сила?
Оказывается, не робкого десятка смотритель не убежал за подмогой, а опасливо заглядывал в щелочку, придерживая дверь ногой.
- Это не… это я, Серафина…
- Какая еще Серафина?!
Сообразив, что бояться некого, смотритель отпустил дверь, и узница мешком упала ему на руки.
- Господи, твоя воля! Девица! То-то вижу, неладно…
- Я здесь давно? День, час… не знаю, - чуть слышно шепнула она.
- Фу ты, ну ты! Камера должна быть свободна, сюда здоровенного детину волокут. Откуда ты взялась такая, а? – засуетился старик.
Серафина неопределенно мотнула головой вверх и зажмурилась от подкатившей к горлу тошноты.
- Понятно. А ну, милая, выйди, постой вот туточки, за дверями. Да не вздумай тикать, все равно не выйдешь.
Смотритель выдернул замешкавшуюся пленницу из камеры и поспешно втолкнул в нишу между выступом в стене и открытой дверью. Серафина бессильно опустилась на пол, подтянув колени к груди, съежилась и затихла.
В противоположном конце коридора послышался шум. Дикий, непохожий на человеческий, рев этот эхом разносился под низкими бетонными перекрытиями, причудливо перекликаясь с витиеватой руганью санитаров, старавшихся усмирить извивающегося в смирительной рубашке безумца. На мгновение перед глазами Серафины мелькнули красные от натуги лица медицинских молодчиков, и между ними – младенчески спеленатое существо. Человеком его назвать язык не поворачивался. Искаженное, хуже, чем у грешника в аду лицо, оскаленный рот, хлопьями летевшая по сторонам пена – зрелище ужасной агонии несчастного выглядела и пахла отвратительно. Ничего подобного Серафине и в дурном сне видеть не приходилось, и у нее мелькнула паническая мысль о начавшихся из-за высокой температуры галлюцинациях. Помотав головой, она зажмурилась, крепко ущипнула себя за ляжку и снова открыла глаза.
Санитары пинками и дубинками заталкивали безумца в камеру, а тот уперся на пороге, вцепившись зубами в толстую балку перекрытия. Серафина слышала скрип его челюстей и гулкие удары палками по голому черепу. Не без труда, вместе с длинной щепой от притолоки, сумасшедшего оторвали, хорошенько, не развязывая смирительных рубашек, отпинали, кинули в камеру, а смотритель быстро захлопнул дверь и повернул ключи сразу в нескольких замках.
Серафина крепче втиснулась в стену. В нише сгруппировалась густая тень, надежно укрывшая ее от посторонних глаз. В коридоре горели две или три тусклые лампочки – одна со стороны лестницы, другая с черного хода и еще у котельной.
- Слышь, Кузьмич, не корми его денька три, пускай обмякнет, - тяжело дыша, распорядился санитар, а потом компания удалилась, не оглянувшись и не заметив затаившейся в углу чужой девицы.
Серафина нервно вздрогнула, подумав о печальной участи, ожидавшей ее, не заметь старик вовремя неучтенного обитателя камеры. Из-за запертой двери доносились рев и стук. Порвав путы, безумец крошил нары, метался по узилищу и в бессильной ярости бился о стены.
Когда шаги в коридоре стихли, Кузьмич вывел ее из укрытия и велел шагать в конец коридора, к котельной. Ослабевшая от болезни и переживаний, Серафина едва плелась, мечтая о глотке воды из-под крана. Пить хотелось нестерпимо. Но пришлось миновать котельную и насосную. Кузьмич не позволил ей напиться из фильтра, где кран подтекал заманчиво тонкой струйкой. Каморка смотрителя находилась за котлами, незаметная постороннему взору. Присев на допотопный, насквозь продавленный кожаный диван, Серафина вдруг потеряла сознание и скатилась на пол, прежде чем старик успел налить в стакан воды. Жадно глотая теплую, показавшуюся вкуснейшим бальзамом жидкость, Серафина сквозь звон в ушах слышала тихий размеренный гул близко расположенных моторов и котельных агрегатов…
Пепел далеких времен
Глава 5 ОБРАТНАЯ СТОРОНА МЕЧТЫ.
Х Х Х
Однажды ночью Ассира внезапно проснулась от сильной качки, и тотчас до ее настороженного слуха долетели приглушенные плотной обивкой стен каюты отзвуки шума с верхней палубы. Неприятное ощущение холода и угнетающего одиночества вырвало ее из глубин спасительного сна. Дотянувшись рукой до соседней подушки, убедилась в отсутствии рядом Крессалена, хотя вчера они уснули вместе, крепко обнявшись, усталые после долгих и ненасытных любовных ласк. Ложе успело остыть, значит, ушел он давно. Не иначе там, наверху, случилось непредвиденное… Тревога охватила истерзанную душу бедной девушки ледяным облаком страха и необъяснимых дурных предчувствий. Отбросив стеганную, на пуху, перину, Ассира в короткой рубашке подбежала к иллюминатору, выходившему не в море, а на нижнюю палубу и попыталась что-нибудь разглядеть сквозь мутные, часто перекрещенные деревянной рамой слюдяные стекла. Но ничего не увидела кроме белесой мути, откуда внезапно выплыло широкое лицо одноглазого кастрата. Верный приказу хозяина, охранник нес бессменную вахту подле опочивальни капитанской невесты.
Испугавшись, что пират увидит ее раздетой, Ассира тихо охнула и бросилась к небрежно валявшемуся платью. Как вчера в приступе страсти сбросила одежду на пол, там она и валялась. Застежки плохо сходились на располневшей талии, крючки и кнопки трещали, готовые выдраться с нитками, но рыться в сундуках в поисках большего размера не хотелось. Неуемная тревога подгоняла, заставляя сломя голову мчаться неведомо куда. В данный момент она забыла о себе. Мысль о несчастье, возможно, уже случившемся с Крессаленом, лишала ее разума и выдержки.
Кое-как одевшись, Ассира бросилась к иллюминатору и постучала, желая привлечь внимание одноглазого. Но судно сильно качнуло, пол под ногами накренился, и молодая женщина едва сумела удержать равновесие, схватившись за деревянную рукоятку оконного запора, служившего одновременно замком и задвижкой. От тяжести ручка хрустнула и обломилась. Ассира упала навзничь, ударившись боком об угол стола. Толчок болезненно отозвался в сокровенной глубине живота, и она испугалась за ребенка, давно шевелившегося в чреве.
Всхлипывая, постанывая сквозь слезы от страха и боли, ругая себя последними словами за неосторожность, Ассира с трудом поднялась и прикинула расстояние обратно до постели, но, бросив случайный взгляд на окошко – иллюминатор, с удивлением обнаружила прыгающий ставень. Задвижка сломалась, вырванный с корнем деревянный колышек валялся на полу. Все еще плохо соображая, что делает, Ассира схватила со стола тяжелую, граненого стекла, вазу и с размаху метнула в иллюминатор. Тонкая прозрачная слюда просыпалась мелкой крошкой, и в каюту ворвался свежий, напоенные сырыми солоноватыми ароматами моря порыв ветра.
Однако к естественным звукам бушующей стихии примешивались и другие, объяснявшиеся лишь разыгравшимся снаружи грандиозным сражением. Отдаленные удары пушек перекрывались гортанными выкриками и грубой руганью дерущихся врукопашную противников. Это означало, что сражение захватило корабль. Тогда и Крессален должен находиться поблизости…
Ассира замерла всем телом, всей душой – как перед прыжком в глубокую пропасть. Потом решительно придвинула к распахнутому настежь окошку мягкий пуф, встала на него ногами и полезла. Случись приключение гораздо раньше, когда в ее чреве не копошился младенец, она легко могла проскользнуть в узкое отверстие, но теперь, протискивая неподъемный живот и до крови обдирая бока об острые остатки слюды в раме, не рассчитала, оступилась и упала.
Неожиданно под нею очутилось нечто большое и мягкое, похожее на звериную шкуру… нет, целый их ворох. Пальцы нащупали кудлатую шерсть, обоняние уловило едкий запах пота. Не сразу девушка сообразила, что под дверью лежит ее одноглазый страж, насквозь пронзенный копьем в спину. Погибший, но не покинувший поста кастрат сослужил пленнице последнюю службу, своим телом защитив ее и не родившегося младенца от тяжелых увечий при падении с высоты.
Плохо ориентируясь в темноте, то и дело натыкаясь на мачты и прочую палубную снасть, названием и назначением которой никогда не интересовалась, Ассмира ухитрилась добраться до кормы, откуда открывался отличный обзор на море, точнее, ту его часть, которую можно оттуда увидеть.
Конечно, к началу действия она безнадежно опоздала. Сражение, если таковое имело место, давно закончилось и несколько, по виду, торговых судов горели, освещая обширный отрезок водной поверхности длинными языками пламени, вызвавшими в памяти до содрогания знакомые ассоциации. Как завороженная, смотрела Ассира на догорающие корабли. Ближайший из них под напором встречной волны и огня развернулся сначала боком, потом носом… Девушка тщетно пыталась унять болезненное биение сердца. Ей показалось знакомым это судно, правда, сильно искалеченное разбойничьим нападением, обугленное до основания. Но когда нос его очутился напротив… Нет, не осталось ни малейших сомнений. Кто, кроме ее отца мог вырезать из цельного куска дерева массивную скульптуру покровителя их рода – получеловека – полуконя, державшего в передних копытах сундук с драгоценностями. В этот символический сундук в плавании вместе с водой попадала рыба, и по количеству улова Шалвон судил, много ли будет прибыли с привезенного и проданного товара. А конь – в память о дедах и прадедах, начинавших торговлю с сухопутных вояжей. А теперь… теперь их потомку не помог на море символизирующий землю оберег. Объятый всепожирающим пламенем, корабль Шалвона тонул, безмолвно погружаясь в пучину вод, а рядом она заметила другие корабли, также ярко освещенные и напоминающие гротескные фигуры из ночных кошмаров. На передних мачтах раскачивались повешенные. Много повешенных…
Закрыв лицо руками, Ассира без сил опустилась на грубо обтесанные доски палубы. У нее вдруг нестерпимой болью свело поясницу и низ живота, и она испугалась здесь же и родить на потеху разбойникам, хотя до срока оставалось много дней. На ее глазах происходило разграбление торгового каравана, и заглушенная ласками любимого мысль об отце опять беспокойно закопошилась в проснувшемся внезапно сознании. Ей даже показалось, будто мелькнула тень родного седобородого лица на фоне багровых языков пламени, но наваждение продолжалось один короткий миг. Однако, если перед ней и вправду караван отца – неужели султан помиловал его, не изгнал из страны или не повесил? И разрешил продолжать возить товары из Адимара? Нет, невероятно! Такого не бывает! Ассира мало надеялась на милосердие старого жестокого Селивана, и единственное здесь напрашивалось объяснение: кораблями Шалвона завладел другой хозяин, из приближенных к султанскому двору. И возможно, Крессален правильно сделал…
- А если нет? О, Небеса, если нет?! – в ужасе спрашивала себя Ассира и не находила ответа.
Застонав, девушка в отчаянии закрыла лицо руками. Горькая истина открылась во всей неприглядности кровавого шабаша. Крессален там, среди кошмара разбоя и душегубства, поскольку таково выбранное им в жизни ремесло. НО что делает среди бандитов она, дочь законопослушного гражданина Амбусарета, сама никогда прежде не нарушившая ни единого запрета?
Широко раскрыв глаза, Ассира подняла к темному небу залитое слезами лицо, словно надеясь прочесть там подсказку, нечто для себя важное, без которого нет смысла жить дальше. Но не увидела ни чистого неба, ни звезд. Тяжелые клокастые тучи вперемешку с клубами дыма от догорающих кораблей затмевали обзор. Девушка показалось, в глазах у нее потемнело. Низко над головой покачивались не белые, как полагается, а угольно черные паруса…
- Нет, этого не может быть! Никто не ставит на мачты черных парусов!!!
Ассира протерла глаза. Наваждение исчезло, но паруса не стали белее. Грязными оборванными кусками свешивались вниз, влажно хлестали сидящую по лицу, и вдруг Ассира почти успокоилась.
- Но я же не могу жить без него, разве не так? – в оправдание себе прошептала она.
«Ну и не живи!» Четкий холодный внутренний голос подсказал ей, или нашептывание злого духа пронеслось в наполненном нечеловеческим напряжением недавно закончившейся кровопролитной схватки воздухе?
«Ну и не живи!»
Ассира машинально встала, не чувствуя боли и слабости в измученном непосильной борьбой с неизбежностью теле и, ухватившись за канаты, перегнулась через служившие бортами деревянные перила. Черная, маслянисто блестевшая от огненных сполохов вода неудержимо манила и одновременно пугала, и в последний момент, когда Ассира хотела разжать пальцы над мерцающей призывным светом бездной, в животе у нее недовольно торкнулся придавленный в беспамятстве младенец. Молодая мать в ужасе отшатнулась от борта.
- Крессален… Где же он?
Услышав голоса на верхней палубе, Ассира помчалась туда, не пугаясь кровожадных головорезов, от которых постоянно предостерегал ее Кресс. Больше она вообще никого и ничего не боялась, желая одного – немедленно увидеть любимого, почувствовать надежную крепость его твердой руки и, убедившись в беспочвенности собственных домыслов, обрести утраченное душевное равновесие, заботливо взлелеянное в течение многих дней и в случайный момент рассыпавшееся в прах.
Неравное сражение завершилось, шум на море стих, и гортанные голоса пиратов далеко разносились над постепенно успокаивающейся водной гладью. Наступило опасное затишье перед надвигающейся бурей. Неопытная девушка спутала удары пушек и разрывы ядер в воде с разыгравшейся стихией, но, судя по состоянию ночного неба и трясучей мелкой зыби на поверхности моря, шторм не начинался, а грозил разразиться сейчас или ближе к утру.
Спотыкаясь на раскиданных в беспорядке снастях и распластанных человеческих телах, рискуя разбить голову или ставший непомерно тяжелым живот, она выскочила на носовую палубу. Корабль лежал в дрейфе, опустив якоря, и матросы носились вверх – вниз, спешно заделывая небольшие пробоины, полученные в ходе схватки. Победа пиратов была полной, они ничего и никого не опасались.
Вскрикнув от неожиданности, Ассира с разбега наскочила на чью-то массивную, провонявшую потом и морем тушу. Матрос обернулся, и раздражение на его заросшем недельной щетиной, топорно вырубленном лице сменилось откровенным удивлением.
- Э-э… А это что такое? Братцы, здесь баба!
Матрос схватил ее огромной ручищей за шкирку и приподнял в воздух, как выдернутого из капкана зверька. С испуга Ассире показалось, будто пират сейчас же и выкинет ее за борт, не позволив сказать ни слова в оправдание.
- Подождите! Отпустите меня! – громко закричала она. – Я ищу Крессалена, где он, отвечайте!
- Да это же девчонка капитана, разоралась хуже бешеной кошки!
Хватка громилы ослабела, и Ассира выпала из его лап на мягкую связку канатов.
- Отведите меня к Крессалену, - замирая от дурного предчувствия, на высокой ноте заверещала она.
- Проклятье! Как ей удалось выбраться, отраве? Капитан Кресс на другом судне. Подайте ей, подумать только! Посадить разве ее в трюм, чтобы ненароком за борт не свалилась?
- В своем ты уме, старина?
Ассира увидела склонившееся над собой другое звероподобное лицо.
- Скажешь тоже – девчонку Крессалена в трюм! Да она же брюхата. Накаркаешь еще! А на кол потом не пожелаешь сесть… - дальше последовало нецензурное выражение, заставившее пленницу вспыхнуть от стыда. – Нет, пускай птичка возвращается в клетку и там чирикает в ожидании хозяина.
- Но где он? Что с ним? Это вы мне можете сказать или нет? – осмелев от тревоги за любимого, закричала Ассира.
- Долой девку! – рявкнул громила.
Но, прежде чем ее успели схватить, она нырнула в середину канатной бухты и там затаилась. Без толку поискав беглянку в кромешной темноте, пираты выругались и плюнули. Другие неотложные дела отвлекли их внимание.
Налетев, как всегда, внезапно, разразился сильный шторм…
Х Х Х
Море бушевало. Высоко вздымающиеся волны с нарастающей силой подбрасывали корабль легко, словно ореховую скорлупку. Налетающий порывами ветер кренил большие паруса, грозя вместе с ними опрокинуть и капитанское судно Чертыхаясь, матросы безжалостно рубили снасти и выбирали якоря. Никто не обращал внимания на девчонку, скорчившуюся в дальнем углу от тяжких приступов дурноты. Ассира и рада была вернуться в тихую и уютную каюту, но вокруг сгустился непроглядный мрак, и волны захлестнули скудные источники света от догоравших торговых судов. Высокие валы достигали верхней палубы, и спуститься по канатам без риска свалиться в воду отважился бы лишь безрассудный смельчак. В непогоду нечего и думать о возвращении Крессалена. Маленькие шлюпки не сумеют пришвартоваться к высоким бортам парусника. Дрожа от холода, Ассира продолжала сидеть под мокрыми канатами, с большой натяжкой защищавшие от прямых ударов волн, но струи ледяной воды непрестанно поливали сверху.
А на корабле начало твориться и вовсе невообразимое. Одна из несущих мачт вдруг с треском обломилась, выворотив в палубе огромную дыру и, свалившись за борт, так накренила корпус корабля, что больше дюжины матросов с воплями улетели следом. С большим трудом, но корабль сумел выровняться. Под ногами остались валяться кучи снастей и, цепляясь за них, с риском для жизни, Ассира осторожно стала пробираться вниз. Нудно ноющий живот мешал ей, похожий на привязанный к ногам жернов, она постоянно натыкалась на острые углы и препятствия. По всем признакам, шторм не продолжится до утра, но она не осмелилась остаться наверху. Покинув каюту, глупая девчонка в очередной раз совершила непростительную ошибку…
Едва дыша от боли, холода, усталости и прочих переживаний, Ассира в беспамятстве сползла на нижнюю палубу, и там наткнулась на матросов, оседлавших бочку с вином. Только то, что пираты увлеклись выбиванием туго засевшей пробки, позволило ей проскочить незамеченной. Одноглазый кастрат лежал на прежнем месте, под распахнутым окошком – иллюминатором. С натугой оттащив застывшее тело в сторону, Ассира придвинула один из стоявших поблизости таких же, как в опочивальне пуфов и тем же путем вернулась в каюту. Крессален обставил себя роскошью, в противном случае ей пришлось бы лезть по голове покойника. Бр-р-р!
Обратная дорога оказалась настолько утомительной, что, наспех стянув промокшую одежду, Ассира нырнула под теплое одеяло и тотчас уснула, отгородившись тенями сновидений от окружающих ее реальных ужасов.
Х Х Х
Она не знала, сколько спала, пожалуй, довольно долго, и пробудилась, заслышав шум и возню под дверью каюты. Не открывая глаз, облегченно вздохнула: Крессален наконец вернулся! Но в распахнутое настежь отверстие иллюминатора нагло скалилась широкая пьяная физиономия пирата. Ассира завизжала, но ее крик заглушил грохот выбиваемой двери, когда трое самых стойких к воздействию злого хмеля головорезов вспомнили о пленнице, ворвались в опочивальню и грубо сорвали с нее одеяло.
- Не смейте! Не подходите ко мне! – судорожно пытаясь прикрыть наготу, завопила Ассира. – Или вы забыли, чья я жена? Крессален повесит всех вас вверх ногами на мачтах!
- Дура! Нужно было думать головой, когда с ним связалась. У него таких жен на каждом корабле по пять штук и по десятку на суше, он и счет им потерял, - захохотал патлатый старик с перевязанной щекой.
А молодой, мускулистый и высоченный, под потолок, молодчик, которого она видела наверху, схватил ее за ногу и потянул к краю роскошного, почти королевского ложа, испоганенного грязными лапами злодеев.
Обмерев до неподвижности ступора, Ассира не сопротивлялась, когда пираты срывали с нее остатки одежды.
- Крессален вас повесит, - побелевшими губами повторила она, корчась от стыда и унижения на бывшем ложе любви и сказочного счастья, в одночасье превратившемся в позорный помост эшафота.
Не притрагиваясь к ней, патлатый старик стоял напротив и смеялся в то время, когда молодые спорили, чья очередь станет первой.
- Не придет твой Крессален, глупая девчонка! Он уехал, уплыл на «Еже», отличном быстроходном судне. Умотал и бросил нас вместе с «Когтем» на произвол судьбы. И мы пропали, это точно также, как на моей роже лишь один глаз вместо положенных двух. А ты знаешь, девчонка, почему одна половина команды кривые, а другая – карнаухие? На каторге пометили нас за преступления, а с твоим Крессаленом мы окончательно продали души нечистому, и ладно бы за дело, а то задарма. И ты тоже с нами, запомни, ты с нами, глупая девчонка!
Пронзительный голос сумасшедшего старика нестерпимо резал слух. Он говорил о пропащих душах, обреченных веками гореть в адском огне, о том, что по пятам нагоняют патрульные корабли султана и возьмут их голыми руками, потому как порох у них, пиратов, подмок, и пушки не стреляют.
Почувствовав прикосновение мозолистых рук к телу, ощутив отвратительный запах насквозь просоленной брезентовой робы, Ассира снова хотела закричать, но задохнулась и потеряла сознание, провалившись в спасительный мрак, милосердно укрывший ее от голодной похоти головорезов, от безумия того, что они пытались с нею сделать…