Маленькая комната, маленькая девочка. На улице лето, жара, которая накаляет крышу и, находясь под ней, не возможно дышать. Девочка смотрит на тополь, он растет здесь так долго, что его кромка находится на уровне с последним этажом дома, построенного еще в 1960 году. Он здесь всю ее жизнь.
Она играет сама с собой, разговаривает в полном одиночестве, она ходит из комнаты в комнату. У не нет подруг, а те, что были, уехали по той же причине, по которой, она сидит в четырех стенах. Ее мир прерываются только внешними звуками, звуками, доносящимися из подъезда, звуками, которые причиняют ей страх, которые останавливают биение ее сердца. Самый страшный из этих звуков – звук шагов.
Шаги – звуки идущего человека, который может причинить что-то плохое. Шаги – это звуки надвигающейся угрозы, когда сердце замирает в груди. Шаги – это страх того, что через несколько минут все, что было до них, будет, как в прошлой жизни, а в новой, если она будет, будет совсем все по-другому. Шаги, начинающиеся внизу, еще на первом этаже, и идущие вверх. Чьи они? К кому они? Зачем они? Страх наделяет человека звериными качествами и способностями. Человек слышит то, что происходит внизу, о чем говорят через стенку.
Шаги поднимаются все выше и выше. Первый этаж, второй, третий и тут они утихают, слышны голоса.
- Не ко мне.
Эта фраза, произносимая в слух, и дающая облегчение, дающая надежду, что изменений не будет. Все будет так, как идет. Но разговор утих, и шаги стали подниматься, было понятно, что основная цель - это четвертый, последний этаж. Какие тут могут быть со мнения, шаги идут к ней, в ее мир. Секунды тишины за дверью – это холод в сердце, холод в душе, это расширенные от страха зрачки и учащенное дыхание.
Тишину нарушил звук входящего ключа в замок. Это звук Своего. Чужой бьет дверь, ломает замок или вламывается в квартиру. Пришла мама.
Она пришла от подружек, сегодня у одной из них был день рождения. Рассказала, что на улице нечем дышать, хотя уже вечер, что тихо и пустынно. Они поговорили о планах, о том, как было замечательно уехать, но куда и за что. Легли спать. Та ночь была последней для девочки в этой квартире, в квартире, куда её принесли из рода, в квартире, где она плакала из-за мальчика, который назвал ее чмом, в квартире, где был ее мир, который не представлял для нее опасности.
Утром, они встали, поели и стали собираться; мама на работу, а девочка в школу. Но на улице происходило, что-то странное.
Их дом стоял на окраине, дальше начинался лес. Люди шли с вещами, кто группами, кто по одиночке. В тишине, ни криков, ни разговоров, ничего. Девочка и ее мама спустились вниз, где им сообщили, что теперь все будет по-другому. Что прежний, пусть и хрупкий мир, перерос в то, во что обычно мир и перерастает, в войну.
Они поднялись наверх, собрали вещи, отключили газ, воду, свет. И ушли к сестрам, у которых только вчера, мама отвечала день рождения.
Спустя некоторое время улицы опустели, никто не бегал, а ездили УАЗики с людьми в изумрудных тканях на голове, закрывающих их лица. Они ездили по адресам и забирали людей, которые так или иначе контактировали с прежними властями или считались не благонадежными. Сюда входили и старики- участники ВОВ, женщины – гинекологи и так далее. Выводили и увозили в лес, благо он был близко и, особенно, тратиться на бензин не приходилось, да и арестованные долго не мучались. Их закапывали тут же, в землю. А, кого не закапывали, те гнили прямо около деревьев, где в детстве ходили собирать шишки. Где, потом, на родниках, брали воду и осчастливленные тащили два эмалированных ведра сотни метров.
Ходить по улицам было очень сложно, даже дорогу перейти было порой очень проблематично, не говоря уж о том, что бы воспользоваться гуманитарным коридором, который был совсем на другом конце города. Но люди решались покинуть свои дома и уезжали через лес на трассу, откуда, можно было добраться в более безопасные места. Подъезжали пазики и увозили людей. В лесу же происходили какие-то странные события, автобусы, уехавшие с людьми, максимум через полчаса возвращались, но не с людьми, а уже с их «фрагментами». Что происходило в лесу, было огромной тайной, для всех. Даже вертолеты подлетали к некоторым участкам леса и зависали над ними, пытаясь разглядеть происходящее, но там было, наверно, очень темно и им приходилось выпускать ракеты с целью осветить участок леса, и понять, что же там такое мистическое происходит. А «фрагменты» все пребывали и пребывали.
Так проходили дни.
Девочка, мама и ее две подруги-сестры жили вместе. Во время бомбежек и артобстрелов прятались в коридоре. Когда становилось тяжело видеть друг друга в замкнутом пространстве и ужасно интересно, что происходит, спускались вниз, к двери подъезда, где и происходило стихийное собрание жильцов. Все шутили, рассказывали у кого меньше долгоносиков в муке, что делать с настойкой пустырника, чтобы эффект был максимальным. Но много в подъезде не простоишь, было интересно, что же происходит там на улице. И смельчаки, открывая деревянную дверь, выходили на свет. За ними выходили менее смелые, все рассаживались по лавкам, и начинался спор о временном интервале между заходом самолета на следующий круг при совершении бомбардировки. Но стоило только услышать шум летящих бомб, то забегали в подъезд и закрывали двери. И не дай Бог, если ее не закроют, то слова о моральном облике того, кто не закрыл дверь и тем самым подверг опасности жильцов, составляли лучший образчик знания русского языка. Такому средству защиты от бомб – как деревянная дверь, были очень рады бездомные собаки, которые, если и могли умереть, то только не от голодной смерти.
Проходя мимо разрушенных домов с такими жильцами, посмотрев на уцелевшие деревья, можно было понять, кто и чем злоупотреблял, какие пороки внутренних органов были выявлены или не были выявлены врачами при жизни у аборигенов данного дома.
Время шло, и надо было уходить. И они, девочка, ее мама и подруги-сестры пошли через поле и реку на завод, где работали. В надежде, что бомбить там не будут. Они шли. На пути им встречались ПАЗики с еще целыми людьми, труп человека в кустах (скорей всего его убили на дороге, т.к. там была лужа свежей крови, знаете, как смотрится кровь на маленьких камнях… как зерна граната в соку). И вот, высокий мост через реку, мост через который ходили на работу люди десятки лет. Мост, который видно за сотни метров. Мост, под которым течет река, несущая свои воды к морю. Уже много лет, а может и веков она тут. Она видела и мир и войны. Река, которая сворачивала, по весне, валуны, а летом, воробьи могли перейти через нее, не замочив ни единого перышка на брюшке. На ее берегах жили и лягушки, приходили на водопой коровы, а однажды поселилась цапля. Её вскорости убили. Она лежала около воды и ее кровь тонкой струйкой стекала по перьям, окрашивая их в алый цвет, в реку. Кровь цапли, её душа смешивалась с душой реки, а затем и с душой моря. А с чем сольется душа ее убийца так никто и не узнает.
Итак, наши герои, переходя через мост, шли дальше, завидев заводские трубы, они обрадовались, что скоро будет, где перевести дух. Ибо, когда идешь через открытое место, в такой обстановке, лучше не останавливаться, кто же захочет стать чемоданом без ручки, когда тебя ранят или убьют.
Вт и цель пути - заводская проходная. Здесь действительно никто не стрелял и не бомбил, да и УАЗики не ездили, которые были намного страшней, чем бомбы. Женщины прошли в кабинет одной из сестер, она работала в санчасти. Разместиться особо было негде, но это лучше чем ничего и нигде. Ночь на кушетке – это удовольствие не для всех.
Люди веками ищут ответ на вопрос – что такое счастье, фильмы снимаю, книги пишут. В то утро, для наших героинь счастье стало конкретным, осязаемым, его можно было потрогать и даже понюхать. На него смотрели с замиранием сердца. И боялись, что оно исчезнет. Счастье состоящего только из одного слова. Тушенка…
Неизвестно откуда появилась и крупа, она была без долгоносиков. Крупа, и не важно какая, главное, что можно сделать кашу. Горячую, с запахом пригара, с запахом жизни. Три женщины и ребенок обступили ее, они боялись к ней подойти, посмотреть. Им казалось, что от каждого взгляда каши становилось все меньше и меньше. Но как можно было не нее не смотреть, как можно было не любоваться, как в ней тает тушеночный жир и булькает вода становясь потом паром, разваривая крупу. А этот запах, который проникает в тебя помимо воли, запах от которого кишки в животе сворачиваются и разворачиваются, издавая звуки требующие сжалиться над ними и либо дать им насытиться, либо отойти от источника этого благоухания и не мучить. Руки покрываются мурашками, а тело пробирает дрожь.
Все говорило, что каша вот-вот будет готова. Но, как известно, счастье не может быть долгим. Что тогда есть жизнь, если человек не мучается, а дышит запахом счастья, как наши герои кашей. Случилось то, от чего темнеет в глазах, и опускаются руки. Когда один небрежный жест ломает мечту на обретение счастья. Подруга – врач свернула кастрюлю с кашей на пол, всю, без остатка. Она, каша, лежала у их ног и медленно остывала. Не было сил даже плакать, они смотрели на нее и не понимали, что делать. Когда ступор прошел, начали собирать кашу с пола и класть в кастрюлю со словами, что пол чистый, и никто тут не ходил, да и немного выпало, и вообще, от этого она еще вкусней станет. Врач стояла, как каменная, то, что происходило сейчас у нее внутри, было известно только ей и Богу.
Вечером их пригласили переночевать в общежитие, в котором жили подрядчики из соседнего региона. В комнате жили 2 женщины, так как кроватей не было, им постелили на полу. Разговор длился всю ночь. Спать никто не хотел. Говорили обо всем, даже о приведениях, а по причине отсутствия света и наличия свечей эта тема была очень занимательна для девочки. Шум самолетов, разрывы бомб - это все привычное, а вот призраки…
Утро. Женщины и ребенок вернулись обратно в медпункт. Там с автоматом на изготовку стоял молодой человек, было видно, как ему не терпелось попасть внутрь. Они подошли к нему. Врач сказала, что стрелять не надо и, что дверь откроет сама. Стрелок попросил перебинтовать руку и посоветовал не задерживаться, если решили уходить, посоветовав не встречаться с людьми в черных масках.
- Они не пожалеют.
С добрым напутствием женщины вышли и направились к проходной. Шел дождь, необычен он был только тем, что оставлял на одежде черные крапинки, а так дождь, как дождь. Приближаясь ближе, они замети людей, стоящих у ворот. Это были именно те люди, о которых говорил стрелок. Они смотрели на трех женщин и ребенка в упор, те же шли медленно, а куда им уже было спешить. Они приближались, было видно, что среди, стоящих у забора людей, были две женщины. Но это, ровным счетом, ничего не значит. Женщины никаким образом не милосердней мужчин, когда видят врага. А эта четверка была для них кем угодно, но явно не соратниками по борьбе и оружию. А в такой ситуации, всякий, кто не с ними, то…
Они поравнялись, поздоровались. Спросили, кто и откуда. Видно ответ их устроили некоторые сняли с лица платки. Что могло означать либо доверие, либо, что смерть теперь где-то рядом. Черноплатковца спросили у женщин куда они собираются идти дальше, дали совет спрятать золото и вообще украшения подальше и, пожелав удачи, отпустили…
Дождь кончился. Ничего не хотелось. Они шли в поселок, рядом с заводом, оттуда уходили автобусы, вывозящие беженцев. Они сели, ехали не долго, до ближайшего села. Там их высадили, и они опять шли пешком, они шли по железнодорожной насыпи. Шли долго. Было видно, как зависают вертолеты над лесом и освещают его ракетами, значит, мистические события в лесу так и продолжаются.
А они все шли и шли; одна теряла из порванной сумки вещи, другая подбирала, третья молчала, держась за сердце, а девочка собирала светы.
Через какое-то время цокот по камням стал более очевидно слышен – это был простой обстрел идущих людей с близлежащей высоты. Они попытались спуститься вниз, что было сделать крайне проблематично в виду мокрой после дождя земли. Грязные, в ссадинах, потные они продолжали свой путь внизу. Пройдя не меньше часа, им встретился старик, пасущий овец. Он ничего не стал спрашивать, а повел за собой, по тропам, ведомым только ему, его собакам и овцам. Старик привел в свое село, где их напоили водой и посоветовали идти на окраину села. Там их и других беженцев посадили в лафет, прицепленный к трактору. Водитель посоветовал лечь и не обращать внимание на запах, видно раньше тут перевозили скот.
Их привезли в ближайший город, где не бомбили, где было тихо. И были автобусы идущие в разные города