Пустой рис, травяной чай

Анна Сольвейг Кузьмина
            Я опустилась на колени, села, подобрала под себя ноги. На низком кухонном столике стоял мой немудреный ужин – тарелка с рисом да кружка травяного чаю. «Надо бы сыру», подумалось мне. Но сыра не было. Как, впрочем, и всего остального. Я взяла палочки, улыбнулась.
            Не страшно… Можно и так.
            Люблю я рис. Рассыпчатый или, наоборот, клейкий, с приправами или без, чуть подсоленный или вовсе без соли – не важно, все равно. Люблю. Могу есть его неделю, могу две, могу месяц, изо дня в день, и – не приестся, не опостылеет. Могу есть его постным, а могу и заправленным – сыром ли, сметаной ли, изюмом ли, молоком ли, – я люблю его всяким, многоликим. Но лучше всего – рис пустой, пустой и чистый, как незамутненный разум ребенка. Как незамутненный разум человека, преодолевшего все излишества, все страсти, все желания; человека, который довольствуется тем, что имеет, и не взыскует большего, не просит лишнего, напрасного, временного.
            С некоторых пор еда для меня – ритуал. Я разумею так: мир входит в меня, отдается, освящает своей грубостью, материальностью; а после – переваренный, усвоенный и преобразованный в дух, тонкую и лучезарную субстанцию мыслей и чувствований, исходит из меня и снова разливается в мир. Священнодействие. Круговорот. Таинство бытия. А это значит, всякое излишество в еде, и не только, – грязь, что налипает быстро, а отходит нескоро, мешает, претит. Нужно – проще.
            Соль-перец, чай-кофе, мясо-лук распаляют в человеке страсти, туманят его ум, приводят тело в движение, хаотичное, безумное. Зачем мне оно? К чему? Не горячая я итальянка, не суетная американка, не сладострастная француженка. Русская я – белая и крылатая. И на стыке я, как и все мы, – запада с востоком, культуры с цивилизацией. Теряем мы равновесие. На весах мы, где всякая малость на учете. Космос наш – естественность, природа наша – созерцание, наше движение – в неподвижности.
            И я как Ванька-дурак на печи. Дурак то дурак, да не такой уж и дурак…
            Опомнившись от мыслей, я огляделась. Одна я в комнате – какой-то новой и необычайно чужой. Никак не могу привыкнуть, притереться. Здесь ведь теперь все по-другому, в этой комнате, ставшей для меня очередным приютом в мире. Нет у меня ничего своего – все лишь на время, везде мне приют, везде чужбина. Бесприютная я, крылатая. И комната эта, и столик, и тарелка с рисом в руках – все уйдет, все простится.
            Рис съеден, тарелка добела пуста. Настало время чая. И здесь главное не спешить, не торопиться. Твердое – пить, жидкое – есть. Принцип востока, благословенного востока, любезного моему сердцу востока. А запад-то как? Запад молчит: не стает ему времени на этакие глупости, ему бы скорей, скорей… Все скорей. И жизнь – скорей.
            А чай… травяной чай… О, это целое искусство! Его нельзя понять, осмыслить механически – его нужно чувствовать всем сердцем, всей своей сутью. Вот и теперь я сижу возле столика на простой ковровой подстилке и маленькими глотками цежу-разжевываю мятно-липовый чай. Никуда не спешу, никуда не опаздываю. А куда спешить?
            Мысли меня покидают, вокруг ясный свет, тело будто умерло, и – хорошо, хорошо… Я будто ухожу куда-то.
            Возвращаюсь.
            Все как всегда. Комната: простору много, вещей мало. Мудрый минимализм. Низкий столик, ковровая подстилка. Мягкий свет, рассеянный, пугливый. И я – подобрав ноги, пью чай. Я – обмотанная двумя простынями, в виде японского кимоно; я – с очерненными веками да бровями; я – выбеленная и вырумяненная, как восточная кукла; я – с маленькой кровинушкой губ. Я – вся оттуда, издалека; я – гейша-мечтательница.
            Маскарад? Только обратный. Если все – маскируют свою суть, то я – напоказ выставляю, выпячиваю, обнажаю. Что поделать, если мой путь – на восток, если нет сил у меня и желания бежать вместе со всеми – но против себя. Не побегу. Даже если принудят. Даже если истерзает меня пересмешница-Москва. Даже если нутром – наружу, даже если до боли, до муки смертельной… Не побегу.
            Я буду сидеть на полу – в простынном своем кимоно, с вычерненными бровями и собранными в пучок волосами – буду смиренно сидеть на полу очередного своего приюта, буду молча сидеть, и есть пустой рис, и пить травяной чай.