------------
* Сутра (санскр.) – нить, на которую что-то нанизывают, например, бусы.
Ольга выглядела озадаченной. Как всегда по возвращении из аптеки она чувствовала себя старухой. Ее черная косица небрежно скосилась набок, на лице появился несвежий румянец, губы туго поджались, и было ясно, что в ближайшее время она не вымолвит ни слова.
Лишь стакан кипятку, выпитый поутру, согревал ее нынче. Однако время приближалось к обеду, а значит, настало время пить лекарство. Ольга вскрыла упаковку и, поморщившись, принялась читать сопроводительный листок. Как только подоспел кипяток, она выдавила две капсулы и разом их проглотила.
Теперь нужно было найти что-то съестное и придумать обед. Готовить Ольга не умела. Она обычно обходилась городскими фаст-фудами и обедами от Людмилы Карловны. В этом смысле Ольге всегда везло. Несколько лет, еще до переезда к Людмиле Карловне, она жила с барменом Мишей, который не только взбивал для нее коктейли, но и кормил обедами. Миша был красивым женоподобным мальчиком, делавшим за нее всю домашнюю работу. Ольге, как всегда, приходилось сходить за мужика. Потом ей надоело, и она ушла.
В поисках нового жилья Ольга провела несколько месяцев. Сперва она заселилась к Виолетте, рослой и необыкновенно красивой девице, которая, как и сама Ольга, родом была из Челябинска. Виолетта снимала комнату на улице Мосфильмовской у случайной знакомой по имени Кристина. Кристина состояла в разводе, растила Настю, работать ленилась, потому сдавала одну из двух жилых комнат. Ольга сразу сочла Кристину несколько странной, однако вещи все-таки перевезла. Дня через три с Кристиной случился внезапный невротический приступ, и ольгины вещи оказались лежащими на тротуаре. Ольга снова осталась без жилья.
Нынче Ольга снимает койко-место в душной однушке на проспекте Вернандского. Людмила Карловна, ее приютившая, оказалась своим человеком, и здесь Ольга наконец-то чувствует себя как дома. А уж обеды от Людмилы Карловны восхищают ее более всего.
Съестного в холодильнике не оказалось. Денег не было тоже, вышли все на лекарства. Следует дождаться Людмилу Карловну и просить у нее в долг. Ольга задумалась. Как так получилось?
В буфете Ольга нашла горсть риса, залила его кипятком и поставила на огонь. Высыпала остатки сухого корма в кошачью миску. И принялась ждать.
Вот как все получилось. И, кстати, поздно искать виноватых. Теперь бы жить, просто жить. Из отведенных сорока Ольга прожила двадцать три. Осталось меньше половины.
Все стало известно после выкидыша. Ольге было что-то около восемнадцати. Неделю лежала в гинекологии с кровотечением. Сдала кучу анализов, обошла с десяток специалистов. Оказалось, сбой в эндокринной системе, когда возможность выносить плод равна нулю. Стали разбираться дальше.
«Вы подождите в коридоре, – сказал доктор матери, – а мы с Олей побеседуем. Соблюдем, так сказать, врачебную тайну».
Ольга вошла в кабинет и прикрыла за собой дверь.
– Оля, не буду скрывать, что результат ваших анализов, так сказать, весьма неутешителен, – сказал доктор, когда Ольга села. – И он, так сказать, наводит на последующие размышления. Вы понимаете, о чем я?
– Вряд ли.
– У вас нарушен менструальный цикл, это раз, – дабы не быть голословным, доктор открыл ольгину карточку. – Во-вторых, согласно анализам, у вас очень сильно снижен уровень гормона, влияющего на сохранение беременности, и гормона, влияющего на образование яйцеклетки. Такое случается, и причин, так сказать, может быть несколько. И поэтому, Оля, я должен задать вам один вопрос. И вопрос этот, так сказать, непростой, – доктор откашлялся. – Принимали ли вы, Оля, наркотики? До беременности? Или во время нее?
– Нет, уже год как нет.
– Понятно. Однако в данном случае это, так сказать, уже не имеет значения. А что важно? Правильно, важен, так сказать, результат. А результат, Оля, таков, что многие наркотики отрицательно влияет на детородную функцию. Особенно, так сказать, у женщин. Дети могут рождаться как с психическими, так и с физическими отклонениями. А могут, так сказать, не рождаться вообще. Вам понятно?
– Понятно, – кивнула Ольга.
– К сожалению, это ваш первый, но, возможно, и не последний выкидыш. Как и всем женщинам, вам следует предохраняться. Но родить вы, так сказать, уже не сможете. Таков результат. Таковы последствия ваших действий.
Выходя, Ольга пыталась осмыслить все потери и обретения.
Обретение очевидно, Ольге никогда в жизни не придется иметь дело с теми, кого она яростно недолюбливала. О потерях же Ольге думать тогда не хотелось. Не было сил.
«Нет сил», – подумала Ольга и сняла с огня готовый рис. Выложила в салатник, приправила соевым соусом. Обед готов. Однако есть совсем не хотелось.
Ольга подошла к окну. Небо было низким, осенним. «Скоро зима», – подумалось Ольге. Снова зима. Очередная зима.
А сколько их осталось?
На подоконнике стояла стеклянная пепельница, подобная цветку лотоса. Даже теперь, полная окурков и сигаретного пепла, она хранила нежность и красоту. Ольга согнулась и стала ее разглядывать. Прозрачные листья лотоса своевольно преломляли свое содержимое, преображали и выдавали совершенно новую картину реальности. Такую, какой ее видела очарованная Ольга. Она согнулась еще ниже, чтобы посмотреть на все еще раз и под другим углом, и вдруг почувствовала рвотные спазмы. Едва добежала до кухонной раковины. Ложная тревога. Блевать было нечем.
Ольге стало зябко. Кружилась голова. Мир был тошнотворным и мутным. Пришлось пойти в комнату, лечь, укрыться. «Даже медитировать сегодня не выйдет», – подумала Ольга и тут же потеряла сознание.
– Оленька! Вы уже дома?
Людмила Карловна сняла обувь и вошла. Ольга выдохнула и открыла глаза. Улыбнулась.
– Привет.
– Привет, Оленька. Как ваши дела?
– Купила колеса. На последние деньги.
– И как самочувствие?
– Да вот…
Ольга пыталась вспомнить, что случилось. Людмила Карловна достала из сумки тонкую карманную книжечку и протянула Ольге.
– Гляньте-ка, Оленька.
– О! Людмила Карловна, да вы меня балуете.
– А балует нас нынче, Оленька, как ни странно, издательский дом «S***», так-то.
Ольга несобранным взглядом прошлась по страницам. Книжка захрустела, защебетала, со страниц потянуло свежей типографской краской. Людмила Карловна зашла в кухню и усмотрела несъеденный Ольгой обед.
– Оленька, что же вы? Не обедали?
Ольга молчаливо перебирала считанные странички.
«Форма не отлична от пустоты. Пустота не отлична от формы. Форма – есть пустота. Пустота – есть форма».
Проснулась кошка. Почуяла Людмилу Карловну и устремилась в кухню. Щелкнул вскипевший чайник. Ольга решилась встать, но вдруг передумала. Снова взялась за книжку.
«Для всех явлений пустота – их сущностный признак. Они не рождаются и не гибнут, не загрязняются и не очищаются, не увеличиваются и не уменьшаются».
Кошка вернулась, наевшись досыта. Людмила Карловна принесла чай.
– Те Гуань Инь. Чай Богиня Милосердия. Не откажитесь.
– Не откажусь. Глоток сострадания, мне бы сейчас кстати.
– И почему же?
– Да я, вроде как, снова беременна.
– Вроде как, это как?
– Это так.
Ольга стала рассказывать. Она говорила и обжигалась горячим чаем, потом умолкала и как-то по-детски тянула носом, и снова говорила, говорила. Потом вдруг замолчала.
«Нет неведения и нет прекращения неведения, и так вплоть до отсутствия старости и смерти и отсутствия прекращения старости и смерти. Нет страдания, причины страдания, уничтожения страдания и пути, ведущего к прекращению страдания. Нет мудрости, и нет обретения, и нет ничего обретаемого».
– Да это ересь, Людмила Карловна. Ересь какая-то, – усмехалась Ольга.
– Это не ересь, Оленька. Это вам сутра сердца , самая ее суть. Уводящая, так сказать, за пределы пределов беспредельного. Вам бы этого как раз сейчас кстати, – усмехалась Людмила Карловна.
– Ой ли, – усмехалась Ольга.
Знала, что и вправду, кстати. Глоток сострадания.