Дикие тюльпаны. Главы 27, 28 Цветочек. Стол

Галина Чиликиди
Построил на Зелёной улице себе дом и Николай Давыдов. Говорили, что дядька Колька – молдаван, тётка Надька, жена его – русская, но по мужу называли и её молдаваншой или Давыдовша. Выходило, что греческий огород и молдаванский находились друг от друга наискосок. Тогда ещё не успели соседи отгородиться друг от друга и лежали огороды одним большим полем.


 По этому полю бегала Буряева Валька играть к Гале, и на этом же поле познакомилась наша героиня с дочками Николая-молдавана. Рая, Вера, Наташа, Валя и Катя, и только через годы молдаванша родит шестую девочку – Галю. Встречаясь на огородной меже, если ещё не с подружками, то с новыми соседями, владелица греческой стороны внимательно рассматривала то одну сестру, то другую. Поочерёдно говорила детям комплименты: «От у вас Валька красыва!» следующий день она сосредоточенным взглядом отмечала красоту младшей Кати: «От у вас Катька красыва!». Молдованята и впрямь были черненькими и яркими, но не все. Галю на мякине не проведёшь, тонкая ценительница красивых лиц, не спешила расхваливать старших девчат.


Жили и росли Давыдовы до определённого возраста обособленно, своим краем. В детское кино ходили, кодляком – все вместе. Галя с Лёлькой идут в тот же клуб, но, естественно, вдвоём и судят спаянных воедино детей с чужой улицы. Как можно ходить кучей? Виделось девочкам это шествие толпы чем-то до неприличия лишённым всякой культуры. Подружки фыркали, пожимали плечами, ну, что с них взять? Натуральный колхоз!


Вера, вторая по старшинству, училась с Галей. Один класс, одна дорога домой, несомненно, обстоятельства сблизили девчонок. И Галя от чистого сердца зовёт одноклассницу как-то после уроков зайти к ней домой. В палисаднике расцвёл цветочек, и ей хотелось поделиться радостью, пусть и Верка посмотрит на красоту!


 Верка посмотрела, и не успела хозяйка чуть глянуть в сторону, как гостья сорвала цветок и кинулась наутёк! Галя никак не ожидала, что Давыдова, которую она пригласила, как человека, окажется на деле настоящей гадюкой.  Разве так октябрёнок может поступать? Девочка тронула рукой значок с изображением маленького Ленина приколотый на фартучке, словно призывая юного вождя в свидетели. Разумеется, не должен, но свершившийся минуту назад факт, доказал, что может.


 Верка, казалось, не бежала, а порхала, настолько была она худенькой и лёгкой. Понимая всю бесполезность погони, всё ж таки Галя не такая прыткая, как воровка с Зелёной улицы. И вгоняя в слова всю горечь, малолетняя хозяйка закричала во весь голос точно так, как это делала её мамка, ругаясь с какой-то бабой: «Беги, беги и будь ты проклята! И чтоб твоей ноги в моём дворе больше не было!»


Проклятая первоклассница ехидно хихикала, откровенно играя на нервах доверчивой, как сейчас бы сказали детки, лохушки. Абсолютно не скрывая удовольствия от совершённой подлости. Октябренок, без октябрятской чести и совести, довольный умчался восвояси. Чтоб всё-таки торжествовала справедливость, надо сказать, что Давыдова Вера наряду с неблаговидными поступками, могла совершить и хороший. Вот как-то уживалось в ней и такое, и такое.


Одноклассницы были уже намного старше и давнюю шалость, как сорванный цветочек, никто не помнил. Умы, входящих в возраст девчат, беспокоили проблемы куда более важные, связанные с противоположным полом, но кушать хотелось и тогда. И Верка предложила, мол, пойдём ко мне и намажем батон сливочным маслом и съедим. Пойдём! Как тут устоишь?


Несмотря на то, что семья большая, девочка с Зелённой улицы отрезанный батон намазывает толстым слоем, как себе, так и подружке. Галя, затаив дыхание, слегка удивлена неожиданной щедростью. Сглотнув голодную слюну, принимает с огромной благодарностью в сердце, пахнущий свежим маслом, кусок белого хлеба.


 С королевским угощеньем на кухне оставаться не следует, будет лучше, если никто этого жеста доброй воли не увидит. И девочки идут на улицу, там уже темно и можно никого не опасаться. Получить в детстве батон, намазанный сливочным маслом, это примерно одно и тоже, что выиграть приз!


Масло божественно таяло во рту, крепкие молодые зубы с наслаждением перемалывали беленький хлебушек, превращая его вкупе с маслом в пищу богов. Которая проваливалась во внутрь, приятно заполняя ненасытную детскую утробу. Словно оглушённая от навалившегося счастья, Галя молча следует по переулку за своей благодетельницей, торопливо работая челюстями. Как Верка вдруг спустила девочку с небес: «Мамаша идёт, хавай скорей батон!»


 И хоть была темень, но свет, падавший от столба, что стоял в начале переулка, позволил рассмотреть дочери идущую навстречу мать. Значит, также тётка Надька могла увидеть намазанные куски. Уповать на воспитанность Давыдовши ни за что было нельзя. Лучше разойтись с ней миром, неизвестно, как бы она отреагировала на собственный батон, поблёскивающий её сливочным маслом в Галиных руках? И чтоб Верке было за это? Не обладая ни врождённым, ни привитым чувством такта, а только непредсказуемостью, женщина могла устроить такие разборки прямо в переулке, что и масла не захочешь!


«Здрасте, тёть Надь!» приветствовала Галя соседку по огородам, пряча за спину правую руку с тёть Надиными продуктами. Боком обходит мать подруги, пока не разминулись, но и, разойдясь, девочка повёрнута к ней лицом, ноги пятятся подальше от Давыдовши. Рука по-прежнему прячет пахучий хлеб от глаз  истинной хозяйки бутерброда. Тётка Надька ничего не заметила, и девчата спокойно доели свои куски.


 Знаете, по большому счету, молдаванша не была скупой. В памяти у Гали остался один день, который доказывал, что многодетная мать не была жадной.


Собралась Галя в кино, но почему-то не с Лёлькой, как обычно, а с Райкой Кравченко, как Галька попала в компанию девочки, которая была старше её лет на шесть, да ещё с чужого края? Не спрашивайте, ответа нет. Но прежде надо было зайти за Давыдовыми, видать, Райка им это пообещала.


Заходят девчата в хату, Давыдята облепили стол саранчой и едят курятину. Просто отварную курицу, и как прикинула Галя опытным глазом, не одну, а две, а, возможно, и все три. Такую ораву чтобы накормить не одну птичью голову надо скрутить.


Гости стоят у порога, пройти их никто не приглашает, но и без внимания не оставляют. Мать семейства отламывает два ломтя хлеба, сверху на них кладёт по куску курицы и подаёт пришедшим. Кравченко берёт и тут же, у порога наяривает ещё теплое белое мясо.


 Оно, конечно, и Гале хочется курочки отведать, но взять угощенье она отказывается. «Ты чо, Галя, бэры! Визьмы, поесы с девчатами!» тётка Надька крайне удивлена. Неужели полуголодный ребёнок действительно настолько сыт, что отвергает аппетитный кусок? Но девочка опять помотала головой и для полной убедительности заверила хлебосольную хозяйку: «Нет, я не хочу, спасибо, я дома ела».


 Она всем своим видом хотела показать и доказать, чтоб не думали люди добрые, что дома у Гали кушать нечего. Стойкий отказ от лакомого кусочка должен окончательно убедить всех присутствующих, что сытые они – Чиликидины! Что вовсе не голодранцы, как некоторые любили говорить, фамилии называть не будем, уже давно всем всё прощено. А такие же, как все! Хотелось доказать недоказуемое.


 И хотя Советская власть неустанно внушала, что бедность – не порок, но, именно чем-то неукротимо порочным, позорным, чего не должно быть, воспринималось нищенское существование её семьи. Безденежье неприятелем настигало мать, она была постоянно кому-то должна. Мизерная пенсия в 26 рублей и издевательская зарплата технички – 27 рублей уходили на долги, чтоб потом можно было делать новые. Не потому ли в первое лето, после смерти отца, в 10 лет Витька простился с детством. Мари Трофимовна устроила его подпаском, и уже никто на эту вакансию не претендовал многие годы, пока сын не вырос, чтобы навсегда оставить школу и пойти на свои хлеба.


Сейчас, естественно, мы не узнаем, убедила Галя своим мужественным отказом молдаваншу, что она из семьи достаточно обеспеченной. Что если там и не едят каждый день колбасу, то только потому, что не хотят её кушать ежедневно. И всего остального тоже вдоволь, и той же курицы. Но изумила Давыдовшу, по всей видимости, сильно. Она стояла с кусками в руках и не понимающе смотрела на упиравшуюся девочку.


Ошибочно думать, что отказаться от сладкой курятины было так запросто. Маленькая Галя собрала всю волю в крошечный кулачок, чтоб достаточно невозмутимо дождаться, когда остальные дети наедятся, чтоб отправиться в кино.


 Наетые Давыдята и Райка, заморившая червячка, шли и о чём-то болтали, а Галя вроде и не с ними – перед глазами маячил ароматный кусок отвергнутой курицы. Немалый шматок оторвала молдаванша, не пожалела, от души, значит, давала, Галя с особым сожалением тихо вздохнула. Зря погордилась, надо было взять и скушать.


 С этими невесёлыми мыслями она уже входила в старый клуб следом за сытой и уже, поэтому шумной ватагой. Кино уже было не в радость, но и домой идти какой смысл? Курицы вареной там всё равно не было.



УЮТНЫЙ СТОЛ



На школьном дворе появилась Мария Илларионовна, в одной руке пачка проверенных тетрадей, в другой, не поверите, новая из светло-коричневой кожи балетка! Ну, можно сказать, что эта сумка такая в форме чемоданчика, называлась балеткой. Для учителя, вне всяких сомнений, вещь очень удобная, и самое главное мало у кого ещё водилась, только вошла в моду.


 Ну, девчонки наподобие Надьки Шкрябко побежали встречать с писками и визгами – ой, здравствуйте, Мария Илларионовна, дайте я понесу балетку, а мне дайте тетрадки, а третья просто хватает за руку и чуть ли не виснет на ней, одно слово – подлизы! Но чемоданчик Гале понравился, что это балетка она ещё не знает.


Начался урок, Галя следит за ловким движением хорошо знакомых рук первой учительницы. Прежде всего Марилариона достаёт принесённую из дома газету, да ещё и не одну, и застилает обшарпанный стол. И совершается чудо – класс как будто заполняется светом и теплом, делается уютно, как зимой у печки. Новая балетка положена по правую руку на край стола, так удобней доставать нужные учебники, ручку, карандаш ну и всякую дребедень.



Потом учительница открывает классный журнал и учебник, потом ещё какую-нибудь дополнительную книгу развернёт. Обложит весь стол, и Гале казалось, чем больше у Мариларионы всяких книг лежит на столе, тем уютней он был. Тем теплей было на душе у самой Гали.

 Именно застланный газеткой стол и покрытый сплошь то тетрадками, то учебниками сподвиг девочку принять твёрдое решение, что она, когда  вырастет, будет обязательно учителем. Она видела себя сидящей за столом, который непременно будет покрыт газетой. Вокруг много-много разложенных книг и каждая так нужна учительнице. Детки склонились над партами, пишут, пишут, а Галина Панайотовна сидит и в благостной тишине класса делает какие-нибудь пометки важные и необходимые.


Каково же было Галино разочарование, когда она пришла в пятый класс. И занимаясь практически в той же классной комнате, куда уже каждый урок приходил другой учитель и садился за тот же стол, она тут же отметила, что ни один не приносил с собой газету. Ни один не пытался, хоть как-то сделать стол крашенный чёрной краской светлей. Впечатление создавалось такое, что разные учителя забегали на несколько минут и, разумеется, стол был ничейный, никому не было до него дела, как и до самих детей. Что-то такое сиротское прокрадывалось в душу, когда смотрела она на пустой стол и стул во время перемен.


 Это Мария Илларионовна приходила ни на сорок пять минут, а на все уроки и перемены, и казённый стол превращался в домашний уютный уголок. Чувство потери чего-то очень родного и нужного ещё долго будет с Галей, девочке нужно было время, чтоб привыкнуть к бесхозности стола. К исчезновению уюта, что четыре года приносила с собой Марилариона.


 С незаполненной пустотой в душе будет наблюдать пятиклассница, как её первая учительница носится с первоклассниками, что пришли на смену Гали и ее одноклассникам. Смотреть на это очень неприятно, глупые дети раздражали писклявыми голосами. А Марилариона вообще предательница. Это будет потом, а пока Галя смотрит на свой светлый, добрый столик и не знает, что не всегда он будет
 таким тёплым, проникновенным, по домашнему уютным.


Ростом Галя Чиликиди была в классе самая маленькая, чуть выше – соседка по огороду. Они сидели вместе, плохой октябрёнок и хороший, разумеется, на первой парте. Почти всю жизнь Галя дальше второй парты не сидела, да, правильно догадались – из-за роста. Но независимо от положительных качеств Галиного характера и отрицательных черт Веркиной натуры, поболтать ученицы любили одинаково.


И Мария Илларионовна решила их рассадить. Она подняла девочек, а следом попросила встать за второй партой двух Колек – Михайлова и Григорьева, таких же ростом, от горшка три вершка. И «великаны» встали. Пока стояли все вчетвером, наша Галя молча молила Марилариону, чтоб та почувствовала великое желание безумно влюблённой девочки и посадила её с Колькой Михайловым! Но, судя по тому, какая последовала перестановка низкорослых учеников, кожный покров Марии Илларионовны оказался намного крепче. Чем предполагала ученица. И нелюбимый Григорьев уже в следующую минуту раскладывал свои пожитки рядом с огорчённой одноклассницей


 Она молча наблюдала, за вознёй непрошенного соседа. С вполне объяснимой обидой сверлила его конопатый нос, белые брови и такие же белёсые ресницы, как будто видела мальчика впервые. Фу, какой некрасивый и смотреть неохота. Григорьев обвинялся во всём: в том, что он лишён напрочь красоты, в том, что он тоже маленького роста, в том, что просто родился с Галей в один год и поэтому учится с ней в одном и том же классе. И если бы не он, то сидела бы теперь Галя с Михайловым!


 Веснушчатый ровесник, наверняка, чувствовал Галин недружелюбный взгляд, насколько мысли её темны он, вероятней всего не догадывался. Поэтому покраснел только слегка. Раскладывал школьные принадлежности осторожно, вёл себя, будто пришёл в гости, стеснительно. Совершенно не соображая, что та часть парты, что причитается ему, не является Галиной собственностью.


 Но это его не извиняло, покрасневший Колька стал ещё менее привлекательным, чем попал в ещё большую немилость одноклассницы. И вообще этот Григорьев вечно под ногами путается, всё старается ненароком, но обратить внимание на себя чернобровой Гали. Вот хотя бы взять нескончаемые ловитки, когда девочки догоняют пацанов.


Переловить одноклассников невозможно. Пойманный мальчик должен стоять на том месте, где его застукали, но не пойманные пацаны могут выручить пленника. То есть надо просто улучить момент и дотронуться до него и тот вновь вступает в игру.


Так вот Гале, естественно, хотелось отлавливать Михайлова, а надоедливый Григорьев постоянно вертелся перед носом, точно муха в тихий час. Он, нисколько не смущаясь, задевал девочку, что не погнаться за ним не представлялось возможности. Слишком белобрысый себя навязывал, как в песне, которую ещё не сочинили: «Выбери меня! Выбери меня!».


Тогда Галя, закусив удила, мчалась за Бунтей - это его кличка. Чтоб поскорей догнать, пригвоздить к неподвижности, тем самым вывести из игры. Ведь только так можно было избавиться от приставучего одноклассника. И с любовью погоняться за своим счастьем, облачённым в школьную уродливую форму, но обладавшим такими прекрасными глазками небесного цвета!