Когда-то, когда солнце ещё было треугольным, а луна днём поворачивалась спиной, слон и мыш приятельствовали. Да и как им не приятельствовать, если были они маленькие и жили в соседних норках. На склоне. На большом склоне. Прям на обрыве, в самом низу. Может же быть у горы не просто склон, а прям обрыв. Слон и мыш были тогда очень похожи. А что, не верите? Ну посмотрите: хвост сзади, голова спереди, лапы-ноги на тех же местах. Даже цвет одинаковый. Только два зуба у слона побольше. А так, если слона уменьшить, да с мышом в соседнюю норку, так кто их различит. Мало ли кто в норке живёт, всех не пересмотришь.
Слон тогда всех боялся. Ну кроме мыша, конечно. Да и как не бояться, когда любой хомячок тебя больше. Только пискни – тут же съедят. И очень слон от этого горевал, что, в общем, и понятно. Но, несмотря на такую горевастую жизнь, был слон очень любопытным. И свой маленький, но длинный хоботок норовил протиснуть в каждую подходящую и неподходящую для этого щель. Что вместе с крохотным размером ой далеко не всегда давало положительный результат. Да ещё и всех сердило.
Вот, допустим, прячет какая птица в траве своё гнездо, ну мало ли, хищник обнаружит, а тут вдруг слон из-за травинки выглядывает и трубит своим любопытным носом:
– А вы что тут спрятались, а?
И все вокруг слышат.
Или ящерица какая-нибудь на камушке греется, только прикимарит, а слон с третьей попытки на камушек вскарабкается и ящерице в ухо:
– Отдыхаешь, да?
А то неясно, что отдыхает. Вот плясать ей в жару, делать нечего.
И всем так: то на охоте помешает, то вдруг интерес у него – а если крокодилу в хвост колючку воткнуть, голова будет ругаться или нет? Зверям есть его – жалко: маленький, невзрачный, глазки-бусинки, ножки-травинки, ушки-капелюшки, прижмёт – и не видать их совсем. Такого не то, что есть, таким в зубах-то ковырять стыдно, засмеют потом. Думали звери, думали чего со слоном делать и порешили так: пошли к мышу и говорят:
– Мыш! Мы тебя от всей души просим, ты уж как-нибудь объясни этому недотёпе из соседней норки, пусть не суёт свой длинный нос куда не следует. А то мешается, глядишь, наступит кто. На нос или на него самого.
– Ладно, – отвечает мыш, – Вечером поговорю.
В тот вечер не получилось, и в другой не получилось, а в третий мыш к слону подходит и следующим образом обращается:
– Слон! Тут звери приходили. Ты бы это, любопытство своё умерил, а то не по чину нашему размеру в большие дела лезть. Норку лучше обустраивай.
Слон тут, право сказать, немного испугался. Глазки-бусинки скосил – нет ли кого рядом; ушки-капелюшки прижал – а ну как съедят; и даже хоботок вроде меньше стал. Только «ой» и в норку юрк. И полночи сидел, в носопырку сопеть боялся. К утру, правда, оклемался. Мал-малы на улицу высунулся, но далеко идти не решается. Час ещё боялся, два боялся, а на третий любопытство всё-таки победило.
– Дай, – думает, – хоть что мыш делает, посмотрю. А то, сколько времени к соседу не заглядывал.
И пошёл. А мыш спал в этот час. У него вроде бы в тот день выходной был. От полевых работ. Вот мыш спит, и снится ему сон, что гонится за ним змея, съесть хочет. Мыш во сне и за кустик забежит, и за камушек спрячется, а змея всё настигает и настигает. И вот будто бы во сне забегает мыш к себе в норку, прячется под одеялом, и как нет его. Глаза закрыл, дышать забыл, спрятался, в общем. И вдруг змея норку нашла, заползает под одеяло и шипит:
– Мыш, ты спишь?
Мыш со страху проснулся, глаза открывает, а перед глазами хобот шевелится, а из него вопрос шёпотом:
– А может, не спишь?
Мыш бедный едва в белого мыша не превратился, где сон, где явь разобрать не может. Чуть не умер от ужаса. Пока разобрался, пока с потолка слез, пока успокоился. А слон ещё и пристает:
– Ты чего?.. Ты чего это?.. Напугался что ли?..
У, жуть любопытная! Ладно, когда такое невесть где колобродит, но чтоб оно ещё и будило! И сильно осерчал мыш.
– Я не я, – решил, – а от любопытства слона избавлю. Будет знать, как свой хоботок совать куда не следует.
И стал думать, как это сделать. И придумал.
Метров так за порядочно от того места, где у мыша со слоном норки были, находилось большое крестьянское поле. Туда-то мыш хорошо дорогу знал. А с левого края этого самого поля был холм. Высокий. Для мелкоты так вообще гора целая. С того холма ручеёк тёк. По овражку. А в конце овражка местные крестьяне два камня приспособили, один на другой. Камни ну просто огромные. Камни эти овражек наглухо запирали. Их специально подтесали для этого. А где не наглухо, там ветками с глиной поправлено, чтоб вода не уходила. А между двумя теми большущими камнями, точь-в-точь посередине, лежал маленький камушек. И так он точно лежал, что верхнюю глыбу любая крестьянка одной рукой качнуть могла. Направо качнёт – вода в поле льётся; налево – в речку бежит, как положено. Посередине поставит – вода в овражке копится. Умные какие, понимаешь, крестьяне. Овощи растят, о мышах заботятся. Вот так вода за ночь накопится, в овражек повыше наберётся, какая крестьянка камень шелохнёт, и вода течёт даже до дальних рядков с овощами. Только успевай ей мотыгой дорогу поправлять.
Мыш это дело вспомнил и вечером через недельку как бы невзначай к слону подходит и говорит:
– Слон! Ты ведь маленький?
– Ну маленький, – отвечает слон.
– И всех больших животных боишься?
– Ну боюсь.
– Даже суслика?
– Ага, даже-даже…
– А слыхал о самом большом мышином секрете?
– О чем?
– О воде-растишке.
– Нет, ни разу.
– А хочешь быть большим-пребольшим? Больше льва и носорога? Чтобы никого не бояться.
– Ага, хочу. Очень-очень хочу.
– Но есть одно условие.
– Какое?
– Когда станешь большим, то при виде меня всегда будешь делать вид, будто пугаешься.
– Зачем? Я и так всех зверей кроме тебя пугаюсь. Если ещё и от тебя шарахаться…
– Да ты не понял. Я тебя водой-растишкой напою и ты большой-пребольшой вырастешь. Это тебя все пугаться станут. А если все увидят, что ты больше меня, а меня боишься, то никто меня трогать не захочет. Вдруг я нечто великое, раз сам слон, сам МОГУЧИЙ слон меня боится.
– Ладно. А когда я большим стану? Сегодня?
– Если будешь меня слушаться, то завтра. А сейчас иди в норку и никуда не уходи. В полночь зайду, и пойдём.
– Куда?
– Туда!!! Не важно куда! За водой. Растительной.
Ну слон и ушёл. А мыш вот что удумал: крестьянка, которая рано утром первая приходила камень двигать, чтобы вода из-под него на поле текла, очень мышей боялась. Вот мыш и решил, что как только она камень двинет, он слона подговорит хоботок под камень засунуть, мол, которая вода первая течёт, та растишка и есть. А крестьянку напугает – она на другой конец камня бросится, слону хобот прижмёт. Будет слон знать, как совать свой хоботок куда ни попадя.
В полночь мыш к слону в норку зашёл, забрал его и пошли к запруде. К утру как раз успели. Мыш слона внизу у камня поставил и говорит ему:
– Как только камень шелохнётся, ты сразу суй хоботок под камень. Первая капля и есть вода-растишка. Поймаешь её – твоё счастье. Не поймаешь – извини. Чем мог помог, уж такую тайну открыл! Ну всё, старайся.
Сам слона листочком от какого-то дерева замаскировал, чтоб не видно было, и полез наверх оврага. Крестьянку пугать. Та минут через десять явилась, первым делом к камню, а дальше всё как по нотам, за одну секунду: крестьянка на камень с правой стороны наступила, слон сразу хоботок под камень, мыш из-за куста к крестьянке бежит, та со страху на другую сторону камня прыг, и слону хоботок прищемило.
И тут случилось то, чего никто не ожидал. Кроме моей бабушки. Это она всегда говорила:
– Вода дырочку найдёт.
Вода и нашла. У слона в хоботке. И потекла. Через хоботок. В слона. Вы когда-нибудь слона видели? Знаете, какой он большой? Вот столько воды в запруде было, такой слон теперь и большой. Но хоть там воды и много было, а немного всё-таки не хватило. На хвост хватило, на хобот хватило, и на ноги, и на голову. А на пузо так больше всего хватило. Не хватило лишь на уши. Как они были ушки-капелюшки, так маленькими и остались. Их теперь вообще невидно стало.
Мыш на это посмотрел и прошептал в изумлении:
– СЛОН, это ТЫ?..
А слон на мыша посмотрел и почему-то в саванну ка-ак побежит! Наверное, про обещание вспомнил. А все звери в саванне от слона врассыпную. Ещё бы! Туча с ножками. Где это видано? Ещё затопчет.
С тех пор все слона боятся, а сам слон делает вид, что боится мыша. Сам большой-пребольшой, только ушки маленькие, а мыша боится.
* * *
Что вы говорите? Большие у слона уши? Так это только потом стали. А знаете почему? Потому что ерунду всякую слушал вместо того чтобы вовремя спать ложиться.