Девушка в белом платье медленно шла сквозь толпу. Длинный подол, на отделку которого было истрачено много часов упорного труда лучших городских мастериц, подметал мостовую.
Люди молчали – удивительно, как столь плотному скоплению народа удавалось сохранять полное молчание. Даже дети не плакали и не перешептывались, а, вместе с родителями, во все глаза смотрели на ту, которой предстояло сегодня умереть. Умереть ради того, чтобы они все жили, спокойно и счастливо, не страшась завтрашнего дня.
Она не боялось: ещё маленькой девочкой она узнала, что приговорена. Тогда это казалось далёким и нестрашным: десять лет впереди! Целая жизнь! А потом стало привычным.
Большую часть этих лет она считала себя счастливой. Ей разрешалось всё то, что было запретно для прочих девочек того же возраста. Взрослые, все, до одного, относились к ней с болезненной предупредительностью, а дети – с восхищением.
Она была сиротой, и не помнила матери, а отец её едва сводил концы с концами – до того дня, как ей выпал жребий. После этого всё переменилось: у них появилась еда, новые игрушки, платья. Город был щедрым к той, которой предстояло оплатить его грядущее благополучие.
Она жалела отца за то, что тот никак не мог смириться с потерей дочери, и долго пыталась объяснить ему, что он ни в чём не виноват – но так и не смогла.
– Нам с мамой нужно было уехать отсюда, милая, – отвечал он на все её доводы. – Немедленно уехать сразу же, как только ты родилась, чтобы ты не принимала участия в этой адской жеребьёвке.
– Но это же справедливо, папа, – говорила она беспомощно. – Одна добровольно отданная морю жертва, раз в десять лет, и потом – ни одного погибшего рыбака, ни одного утонувшего ребёнка! Ты, как и прочие горожане, подписывался под этим договором.
– Это была ошибка. Мы все сделали ошибку, – повторял старый рыбак, который ни разу не вышел в море с того дня, как узнал, что ценой его благополучного возвращения на берег станет жизнь его дочери.
Со временем она перестала заводить подобные разговоры: они только причиняли им обоим лишнюю боль.
Теперь всё позади: она понимала, что, когда её не будет рядом с ним, живым укором, его горе утихнет. Может быть, он даже женится во второй раз – ей бы очень этого хотелось.
Она шла сквозь молчащую толпу, гордо подняв голову. Сквозь толпу моряков, уверенных в том, что их корабль в назначенный час непременно бросит якорь в родном порту. Сквозь толпу их жён и детей, которые спали спокойно даже в те ночи, когда ветер срывал крыши с домов, а волны разбивали в щепки деревянные мостки, потому что знали: их любимые живы и здоровы.
Впереди нарастал шум моря.
Там, в блеске солнца и солёных брызгах, дожидался корабль. Корабль-призрак, который являлся из ниоткуда раз в десять лет, и уносил отданную ему жертву в никуда.
При виде корабля, у неё перехватило дыхание, и на секунду холод подступил к сердцу, но она преодолела себя, и, замешкавшись лишь на миг, продолжила путь, навстречу своей судьбе.
Паруса корабля были цвета свежепролитой крови, невозможного, режущего глаз алого цвета. И Ассоль не могла отвести от них взгляда.