Полдесятого. Он сказал, что будет через два часа, значит осталось минут двадцать. Прежде всего надо погладить платье, чтоб потом сразу заскочить в ванну, а там уже бигуди, косметика… Она расправляет черный шелк, настраивает утюг.
Звонит сотовый. Он. Не успею…
- А, это ты… - он почему-то растерян, - я через десять минут перезвоню.
Хотела было задуматься, но некогда, осталось десять… девять минут.
Домофон. Она открывает задвижку. Сам зайдет. А ведь хотела встретить его такой красавицей прямо в дверях. Черт, утюг… ладно, потом уберу… Скорей, скорей, скорей!
Зовет ее громким шепотом из прихожей:
- Ты где?
Она не показывается ему.
- Что ты хочешь?
- Мне нужно еще позвонить, ты…
- Прикрой дверь, позвони, потом зайдешь.
Всё, она заперлась. Включила воду, чтобы не было слышно, что она делает. Ага... А он что делает? Выключила воду, слушает. Прошел на кухню, легкий звон бутылок. Идет в комнату. Стук в дверь, она вздрагивает. Никогда не стучал.
– Ты что там делаешь?
Надо же, какой интимный интерес проснулся.
Выдох.
- Я… сейчас... выйду.
Сердце ухало между ушей. Руки не дрожали, привычно перебирая косметичку. Сережки затерялись в легких кудряшках. Блестящее колье подчеркивало загар на шее, упрямо заворачивалось и не хотело ровно ложиться. Готово. Она отступает на шаг. Молодец. Лицо светится, украшения повторяют блеск в глазах.
Всё. Выходим. Быстро.
- А ты думал я себе уже вены режу?
Он восхищенно молчит. Она вскользь обнимает его, говорит спокойно, стараясь не задыхаться.
- Я ведь только дома могу так одеться.. Вот и подумала, что надо успевать… Прости что бросила трубку… люстрочное настроение… ты уехал - меня совсем понесло!
Это их общая шутка – люстрочное, значит если хочется повеситься. На люстре. Он улыбается, он «дома», уже чуть пьян, чертовски устал и голоден. Душ, ужин, плечо – царапина, смотри-ка, почти зажила, - диван, телевизор.. Всё по старой схеме.
- Значит, всё так жестко… Я в душ…
- Твое полотенце я постирала... висит на дверце шкафа…
- Так… где шорты…
- Сейчас я свои вещи только уберу…
В узком коридоре она несколько раз задевает его прохладным плечом. Ну, обними же меня. Зачем-то сел на диван.
- Что-то хотел сказать… забыл…
- Дар речи потерял? Да, я тебя понимаю, от такой красоты… Не соскучился по мне?
- Нет… не успел…
Дура. Зачем спросила, ведь настраивалась же больше не заводить такие разговоры.
- Пожаришь сосиски, пока я…?
- Салатик?
- Да... Яйцо есть?
- У меня всё есть, солнышко…
«…для тебя» - он, закрыв дверь, уже не слышит.
Она знает, как и что он любит. Замечает на столе шоколадку, улыбается. Шоколад... для неё…
- Вот... Пива тебе взял…
Он тоже знает, что она любит. Он с жадностью ест, она с жадностью наблюдает. Кормить у нее всегда получалось лучше всего. Она не помнит, сказал ли он «спасибо». На балконе курят вместе. Слова, как и пепел, устало падают вниз. От вечерней прохлады его пробирает дрожь. Она кутается в кофту, вздыхает, струей дыма гонит от себя подступающую тоску. Еще не время…
- Ну, что грустишь?…
Большая теплая ладонь скользит по ее плечам и осторожно хлопает ниже поясницы. Спасибо.
Он смотрит спорт, полунакрывшись одеялом. Она садится за компьютер, в агенте никого нет. Снимает колье, замечает, что дышать становится легче. Пора заканчивать праздник, пока не стало совсем грустно. Идет в ванну, смывает косметику, смотрит в зеркало. Обязательно спросит, зачем умылась, скажу дежурное – а что, только с краской красивая?
Заходит в комнату.
- Не выдержала?
Дурацкий вопрос, она ничего не ответила.
Всё.
- Можно тебя попросить?..
Он переводит на нее взгляд цвета вечернего моря.
Да, именно сейчас.. Она скажет имя которое рвалось с губ целый вечер...
Теперь она уже не боится обидеть...
- Скажи Саше... что я была очень красивой…