Надежда Марковна Ветрова – преподаватель русского языка и литературы. Когда Галя её приметила? Да, наверняка, как пошла в школу. Она влюбилась в неё безоговорочно на долгие годы учёбы. Эта учительница затмила всех учителей маленького коллектива! Девочка млела и трепетала перед обворожительной женщиной и мечтала в пятом классе попасть к ней в ученицы, но этого не случилось.
Гале нравилось в ней всё. И то, как одевалась современная учительница, строго, но по моде, сама статная, высокая, удивительно манерная. Бабы говорили, что она воображает, ох уж эти бабы. Вся из себя такая городская. Неповторимо интеллигентная, абсолютно не сельского покроя. Откуда это в ней?
Ведь Надежда Марковна выросла в деревне, войну пережила в этом же совхозе, вот только училась в городе. Неужели этого было достаточно, чтобы стать такой элегантной и восхитительно изысканной, она же из простой семьи? Девочка ещё не в состоянии была тогда понять, что это от Бога, и такой нужно родиться. Любимую учительницу ни с кем нельзя было сравнить. Несравненность её была налицо. Галю окружали грубые, деревенские бабы, а среди них само совершенство – Надежда Марковна...
Не исключено, что кто-то видел преподавателя литературы в другом ракурсе, но маленькой девочке этот человек запомнился именно таким.
Была перемена, Галя как-то забрела в чужой класс, и увидела сидящую за столом Надежду Марковну. Она склонилась над классным журналом, а солнечные лучи играли в прядках её светлых волос. На ней была надета голубая пушистая кофточка, такая нежная, как сама учительница. Так захотелось дотронуться до неё рукой, настолько притягательна была эта женщина! Надежда Марковна не была замужем, война обрекла на одиночество Ей бы в город, в то общество, на которое выглядит, а она сидела в этой дыре.
Говорили, что Женька Устименко пытался за ней ухаживать, и вроде не столь молодая женщина ходила к нему на свидание. Бабы сразу осудили – с пацаном связалась. Небось, завидовали, ведь ни одну из них было не поставить рядом. Она хорошая, она красивая, она так всегда сказочно пахла! И не удивительно, что молодые парубки на неё заглядывались.
Так бы тайно Галя её и любила, украдкой бы любовалась, по-своему жалела, что нет мужа. Втихомолку мечтала, что когда вырастит, купит себе такой же костюм, точно такие туфли на каблуках, ну а о том, что девочка непременно станет учителем, было решено с первых учебных дней.
Каким бы Галя не росла ограниченным ребёнком, но поделиться прекрасным открытием, которое являла собой великолепная Надежда Марковна, хотелось даже такой нелюдимой девочке. И дочь призналась матери, что ей сильно нравится Ветрова, видать, жизнь Галю ничему не научила.
После того как умер отец, а старший сын отправился за птицей счастья к побережью, Клавдия Григорьевна позвала мать работать уборщицей в школу. Позор, конечно, но, на пенсию, что платило государство, не проживёшь. И дочка уборщицы частенько оставалась с мамкой после занятий, ждала, когда та вымоет полы, чтоб вместе уйти домой.
Однажды, оставшись в очередной раз с матушкой, она сидела в своём же классе с матерью и Мария Илларионовна тоже что-то задержалась. Открывается дверь и входит цветущая Надежда Марковна!
В кормосовхоз пришла весна, всё кругом цвело и благоухало, и Гале казалось, что и учительница расцветала с новой силой. Именно цветущей виделась она первокласснице. Ничего вычурного в одежде, все к месту, всё кстати – божественно очаровательная особа! Маленькая забитая девочка, сидя за партой, пожирала глазами неземное существо. Точно зная, что та никогда не обратит на неё внимания, ибо Галя её интересовала не больше, чем та парта, на которой она сидела. И смотреть можно сколько душе угодно.
Мамка, не тратя время на раздумья, сомнительно, что мать вообще когда-нибудь ломала над этим голову; надо ли передавать, то о чём поведал ребёнок. Заискивающе улыбаясь, выдаёт следующее: «Ой, знаете, Надежда Марковна, моя Галя так вас любит!» Боже мой. Зачем она это говорит, да ещё при Мариларионе, она же может обидеться, что её родная ученица любит абсолютно чужую учительницу.
От такого разоблачения, словно её уличили в чём-то неимоверно постыдном, например, в воровстве посудки. Девочка съёжилась, и слишком смущаясь, низко опустила голову. Хоть провались вместе с партой! Вот это отмочила маманя. И сказать нечего.
Польщённая женщина заулыбалась, даже слегка засмеялась, дескать, вот как, а я и не знала! Всякая любовь, по-видимому, приятна людям, даже собачья, а тут хотя и несмышленый и наполовину дикий, а что не говори, человек любит. Она держала в руке розочку дохленькую, порядком привядшую и преподнесла тайной поклоннице. Это был первый и последний знак внимания, благодарность за детское обожание. Галя взяла цветочек.
А дома, стеснительная на людях дочь, чуть не съела мамку: «Зачем ты ей это сказала?». Мари Трофимовна, естественно, и ухом не повела, подумаешь, а шо тут такого?
С тех пор Галя не то, чтобы шугалась своего идола, но старательно избегала лишних встреч в школьном коридоре. А Надежда Марковна, похоже, обо всём забыла и Галину персону попросту не замечала.
Ей уже было 38 лет, когда по совхозу пронеслась новость, что Надежда Марковна вышла замуж, рассчиталась с работы и уехала! Далеко не в молодом возрасте она успела родить троих детей. Бывшая преподавательница местной школы ежегодно приезжала на родительский день на кладбище. Она родная сестра Володи. Но влюблённая в неё в детстве Галя, так ни разу и не встретила ту единственную, неповторимую женщину, что была выше сплетен и пересудов. И хочется верить, что судьба, что обошла равнодушно в молодости, опомнившись, одарила счастьем сполна после замужества.
НЕ ПОДНИМАЙ РУКУ!
Как-то Витька спрашивает у младшей сестры, мол, ты поднимаешь руку, когда кто-то у доски не может ответить? Да, Галя поднимала руку, если тот же Кружилин стоял и жевал сопли, а, что, нельзя что ли? По Витькиной теории, оказалось, что нельзя: «Так вот больше не поднимай, не надо, поняла?»
Нет, конечно, девочка ничего не поняла, почему ей не надо поднимать руку, что в этом плохого? Витька, как умудрённый опытом с четырёхлетним стажем ученик и повидавший на своём веку немало школьных выскочек, стал просвещать глупую сестру: «Понимаешь, вот он не может ответить, а ты тянешь руку, учитель тебя спросит, и ты вместо него ответишь, тебе поставят пять, а ему – два, поняла?» Ну, и что, Гали-то какое дело, что ему поставят двойку, пусть учит, кто ему не даёт?
Девочка ровным счётом ничего не могла сообразить, почему из-за каких-то двоечников, она должна лишать себя радости и возможности собственными мозгами заработать честную пятёрку? И потом, если не ответит Галя, руки поднимают многие ученики, все, кто знает правильный ответ, промолчит она, ответит другой, что толку? И тупого ученика это не спасёт.
Витька, не теряя терпения, разрулил и эту ситуацию: «Другие пусть поднимают, а ты не делай так, поняла?» Брату не было дело до других, лишённых всякой солидарности хорошистов и отличников. Ему было жизненно важно, чтоб о его сестре за углом школы не говорили, что Галька настоящая крыса, своей рукой топит одноклассника. Его родная сестра так поступать не должна. А, если учительница сама её спросит, тоже молчать? «Тогда отвечай» великодушно позволил четвероклассник.
С трудом, естественно, но Галя разобралась, чего добивался от неё старший брат. Она пообещала держать руку на парте. Это было сущей каторгой, сидеть и ждать, когда учительница сама тебя поднимет для ответа. В то время, когда Чиликиди готовилась к урокам и могла ответить почти на каждый вопрос. В общем, не лучшие времена настали для Гали, связанной обещанием. Она большей частью сидела на уроках подавленная. Так до конца и, не осознав, ради кого и ради чего она приносила в жертву свои ответы, сколько пятёрок бы уже получила...
Мария Илларионовна мигом заметила перемену в поведении школьницы. Что могло случиться? Пусть не отличница, но, бесспорно, одна из лучших её учениц, вдруг, перестала поднимать руку? И учительница пожаловалась матери. Разговор был не из приятных.
В один из вечеров, когда Галя ждала мамку, и в классе они были втроём. «Мари Трофимовна, Галя на уроках прекратила активно работать, она не поднимает руку, хотя мне прекрасно известно, что тему ребёнок знает. Поднимаю её сама – отвечает!» Мариларионовна была сильно недовольна.
Галя стояла, опустив голову, понимая, что оправдаться перед взрослыми не сможет. Мать в тон учительницы, стала допрашивать: «Это что такое, почему ты не поднимаешь руку, если знаешь урок? Почему учительница на тебя жалуется? Тебе не стыдно?» Да, конечно, было стыдно, но как им объяснить правду? Брата выдавать? Ни в коем случае. И девочка молчала, единственное, что удалось мамке и учительнице, это вытянуть из неё обещание, что впредь она будет поднимать руку.
Угодить сразу брату и Марии Илларионовне было делом нешуточным. Поднимая руку, она чувствовала, что предаёт брата. Если рука оставалась без движения, в то время, когда поднят лес рук, она этим самым раздражала учительницу. Но постепенно, так сказать эволюционным путём, рука всё реже лежала на парте и всё чаще взлетала вверх!
Наставления брата как-то отошли на задний план Галиной школьной жизни, потеряли всю актуальность. Тем более Витька об этом никогда не вспоминал. Контроля никакого не велось, он ни разу не поинтересовался, как ведёт себя сестра на уроках, не изменяет ли принципам, что прививал старший брат? Это только легко сказать – не поднимай руку. Когда готовое решение задачи само чуть ли не соскакивало с языка! И она опять без зазрения совести, не просто тянула руку, а нетерпеливо трясла ею, выкрикивая с места: «Можно я! Можно я!»
Обидно будет за Галю, если все будут думать, что девочка только тем и жила, что трясла рукой у закоренелого троечника под носом, пользуясь его слабоумием, загребала лопатой пятёрки. Нет. Понятие, сам погибай, а товарища выручай, что внушал брат, не пропали втуне. Чиликиди не раз спасала лоботрясов-второгодников.
Как хочется верить, что эти самые отстающие, помнят контрольные работы, непосредственно – второй вариант, что решала Галя. Она обожала римскую цифру обозначавшую – два Это был её родной вариант, она практически решала его всю школьную жизнь. Ученица предпочитала чёт, и любила числа, что делились на два. Девочка верила в то, что он нёс ей удачу, задача и примеры второго варианта казались наиболее интересными.
Единственное, что могло помешать ученице, быстро справиться с заданием, это невнимательность, она частенько неправильно списывала с доски. Ведь добрая половина класса, что сидела на Галькином варианте, первую половину урока умело изображала из себя великих математиков, малюя на черновике бессмысленные циферки. Терпеливо ожидая Галину шпаргалку. Время, от времени сверля её затылок тяжёлым взглядом, а сидящий, сразу за девочкой, мог деликатно напомнить, шырнув ручкой в бок, ну, что скоро там?
Не будем переоценивать Галин вклад в подрывную деятельность, направленную против бдения учителя, и выставлять её героиней. Вот Галя решала и передавала, в беде не бросала. Учились рядом и другие дети, которые тоже решали и тоже передавали, только мемуаров не оставили. А Галя, пожалуйста, запись, датированная 17 мартом 1967 года:
«Сегодня два часа писали контрольную работу по алгебре. В неё входили пример и задача. Принимаясь за решение примера и задачи, у меня была целая стопа листов, а после, когда я закончила решать, у меня остался только один лист, остальные ушли шпаргалками к Верке, Галке, Морозову Лёньке, Каурцеву, словом всем, кто решал второй вариант, кроме Михайлова (он и сам хорошо решает)»
Дать списать, это, конечно, не проблема. Одно дело, когда это контрольная, каждый от Гали зависящий разгильдяй, нервничает и понимает всю свою безысходность. Он ловит её взгляд, если вдруг девочка оглянется ненароком. Тут же корчит просительную мину, ну, что решила? Ну, давай, передавай. Я так жду! Скорей, скорей! Если бы дети Галиной школы пользовались словом «пожалуйста», то и это слово выдавала б мимика. Но малокультурные школьники шестидесятых, предпочитали обходиться без нежностей.
Другое дело, когда это просто домашнее задание. Тут уже на Галю особо не молились, у каждого была своя манера заполучить тетрадь с правильным решением. Вот, к примеру, училась одна девочка на два года старше всех одноклассников, Кобылкина Валя. Переехала семья из станицы Воронежской. И класс сразу пополнился двумя новенькими – сестра и брат, Колька – ровесник, почему сестра так припоздала с обучением, никто не знал. Да у такой, как Валентина Кобылкина не очень-то и спросишь.
Одета была девочка бедно, как в основном вся школьная братия. Но настолько эта была аккуратная барышня, таких строго отглаженных складок на форме и на переднике не было ни у одной девчонки восьмилетней школы. У неё был хороший голос, и она тут же сделалась солисткой местной эстрады. На этом достоинства опрятной певуньи заканчивались, учёба – по нулям!
Ленивой Кобылкина, думается всё-таки, не была, внешне, как бы больше походила на собранную и умную девочку. Но, как показал конкретный случай, внешность вещь коварная, может и обмануть. Есть такие люди, что в учёбе дуб-дубари, но по жизни хваткие и практичные. Таким умным математикам, как наша Галя сопли подотрут, да ещё и пожурят – типа того, не распускай.
Предположительно Кобылкина была из этой категории. Относилась девочка с обманчивой внешностью к одноклассникам, в виду своего возраста, как к детям – снисходительно. Валентина подходила к Гале, та сидела за партой, подперев равнодушно голову рукой. Вдруг Галя невольно выравнивалась, поднимала кверху глаза, и уже не моргая, ждала, что подошедшая скажет.
Одноклассница, голосом строгого преподавателя, спокойно интересовалась, сделала ли Галя домашнее задание? Загипнотизированная её невозмутимостью, та кивала головой. «Тогда дай мне тетрадь». Она не просила, она сдержанно и ровно требовала. И Галя, как покорная овца никогда ей не отказывала. Вот как могла себя поставить девочка, которая блуждала в школьной программе, как в тёмном лесу. К Галиной же парте подходила с той бесстрастной уверенностью, которая, вне всяких сомнений, обеспечивала плохой ученице стопроцентный, успех.
После восьмого класса подросток-переросток учиться больше не пойдёт. Она уедет в Краснодар, как многие совхозкие, быстро выйдет замуж, возможно, чтоб поскорей избавиться от неблагозвучной фамилии. Последний раз «певица» осчастливит своим присутствием, когда Кольку будут провожать в армию. Галка и Абрамчук Валька на правах одноклассниц будут приглашены на проводы, где бывшая соученица и сестра призывника со свидетелями её малоуспешной учёбы даже не поздоровается.
Другая Галина однокашница – тезка Галка, тоже старше на год, такой уж был класс, кишел великовозрастными товарищами. И если судить по тому, как себя вела эта ветреная девчонка, и как училась, то было ясно, что лишний год, проведённый в школе, не сказался благотворно на успеваемости.
Подскакивает этот ветрогон в юбке к Гале. И сходу, плюя на все приличия, ни тебе, пожалуйста, ни просящего выражения лица, а как вроде это Галкина святая обязанность давать ей списывать, достаточно беспардонно говорит: «Дай тетрадь списать!»
А вот тебе! Можете считать, что Галя преподнесла другой Гале под нос фигу! Во всяком случае, чувства в ту минуту обуревали возмутившуюся одноклассницу очень близкие к этому. Если Галя робела перед вальяжностью Валентины, то на пролетарское хамство тезки реакция была мгновенной: пошла она вон!
Уж перед ней-то сильная ученица бисер метать не собиралась. «Не дам!» резко отрубила Галка и выхватила из рук юной невежды свою тетрадку, которую та уже успела схватить. Одноклассница, не ожидавшая, что маленькая Чиликиди может поднять перья, фыркнула на хорошистку. Без труда отыскав лежащее на поверхности извилин слово, подходящее для такого случая, довольно часто вылетавшее из уст двоечников в адрес тех, кто хорошо учился; хлёсткое и обидное – «Подлиза!». «Сама подлиза!» рыкнула Галя, да, она такая наша Галя, всяко могла, и рыкнуть тоже, но не на всякого.
Оскорбительное слово задело девочку, тем более, что это была неправда, она никогда не была подлизой. Это знала и Галка и, будем надеяться, весь класс. Просто этой дуре нечего было сказать на порядочного человека, который и буквально и в переносном смысле ничьего зада лизать не станет. Ей бы чуть вежливости и Галя не стала бы проявлять такой несговорчивости. Это был единственный отказ дать списать за все годы учебы, зря Галя так...