Из дневника неизвестной

Нина Агафонова
Цыганочка с выходом

Гуляли сегодня в юбках: я – в белой, лето – в разноцветной, как цыганка. Босиком! И ручку так же просит позолотить, и врет, и обольщает – это лето. Я же сижу сиднем: «Долго ль буду я  сиднем дома жить, мою молодость ни на что губить?» Неразрешимый вопрос, а потому уж лучше писать.
Итак, плясовая. Бегала сегодня по жаре с острова на остров, по мостам. Все цветет, а чувствуется запах только духоты, особенно ночью. День назад впервые видела, как разводятся мосты – петербурженка! Медленно разводятся, как две карты, если их друг о дружку прислонить и разводить. Только должны быть либо пики, либо крести, потому что – черно. По бокам от мостов стояли люди и орали – опьянены ночью, если не чем другим. Впрочем, и что другое стирает ночь, потому что не терпит вмешательств в свои дела. Она – черная и гордая. Уже черная, увы.
Ела вишни – дары лета. Только вишнями можно мерить лето в городе, вишнями да ночами, ночами да мостами, мостами да юбками.

Школьный вальс

Дома и занимаюсь «изящным» - стихами. Куда без них летом! – Я б пропала; единственное развлечение и обогащение. Зимой буду расходовать. Вообще не люблю зиму: зима – это каждый день преодоление себя, себяломание. Утро превращается в пытку, хотя мне и несложно вставать. Я люблю утро, но зимой – не люблю. Зимой утром надо обязательно тащиться в какое-нибудь неприятное заведение – школу, например. Вспоминаю те зимние утра с содроганием. Но теперь школа кончилась, а дальше, дальше… «Уходит парусник за горизонт, пропали вымпелы и скрылись мачты». – это из «Эсмеральды на Пангалее», давно уже читала, замечательнейшая книжка.
Пересматривала выпускной альбом, – в который раз. Пока не грущу по бывшим одноклассникам и радуюсь, что уже не встретимся, но дальше, думаю, затоскую. Не оттого, что были хорошими, но оттого, что были родными, одной крови, вскормленные одним и тем же воздухом.
Я помню великолепную песню – «Аленький цветочек», так, кажется, называлась. Помню, как пели ее в классе эдак пятом. Дух замирал, особенно же на «где-то там, за седьмым перевалом…» Лучшая строчка! Маняще, завораживающе, особенно для той мелкотравчатой, какой я тогда была. Люблю петь, особенно хором, единым ритмом, единым дыханьем и сердцем. Это как крестьяне. Я крестьянин.

Брейк-данс

Праздновали лето в гостях: лето – в гостях, и я – в гостях.  Шум и дико весело, особенно от духоты, и питья, и танцищ. Все перевернулось с ног на голову, теперь так и будет ходить. И я.

Танцы тибетских лам

Каталась на лодке – такое счастье ощутить воду! Очень ее люблю, а летом она необходима тем более. Как вишни, скрашивает городскую жарь и создает иллюзию, будто я где-нибудь у Ганга, с лотосами и слонами. Ни разу не видела лотоса вживую. Слона тоже. И на что трачу молодость!
Пишу, а по небу летают чайки. Ясно, им здесь раздолье, ведь недалеко от воды – это во-первых. Во-вторых, рядом помойка. Вместе с чайками гнездятся голуби и воробьи – воронья отчего-то нет. А в Индии какие птицы водятся?

Танго

Огого себе! Необычный день. Ни вишен, ни юбок – его встретила. Приехал, значится. Встретила совершенно случайно – гуляла себе, а он стоит и лимоны покупает. Гляжу – он, не он? Зрение у меня хухры-мухры, нет у него, зрения моего, даже ног, чтоб на них хромать. Он первый меня узнал, пока я там вглядывалась, поспешно допокупил лимоны и прибежал. Улыбается. Приехал! Ну, тут же истории да «как ты?», а сам довольный,  и я рада! Действительно рада, даже строчки прыгают, когда сейчас пишу, видите… Почти целый месяц полного одиночества в обнимку с мостами и ночью, с этими пресловутыми вишнями и жарью – ясно, я рада другу, тем более, что друг – тот, кого хотелось, о ком думалось. Но дело не в любви.

Ча-ча-ча

Гуляли с ним, он заливается соловьем о своих странствиях. Завидую: я – в городе. Столько пыли скопилось за эти дни -  мы пошли на набережную, чтобы обязательно был спуск к воде, обязательно! Оказывается, он захватил хлеба, и мы порезвились с птицами – какой он… Чаек тут еще больше, и тут они еще наглее, бессовестные. Они могут рыбу есть, а воробышки не могут - понимаете вы, чайки, не могут! Все, кого сегодня видела, такие забавные!

Сальто-мортале

Смеялись в парке и грызли семки. Семки! - это он так говорит, резвясь. Не всерьез, конечно, подтрунивает.
 Потом я пошла домой, что было с ним – не знаю… Дико звучит! Это потому, что я сейчас несколько не в себе и не могу давать отчет своим… Ладно, все, все нормально. Просто я давно не говорила с людьми - ты, дневник, не в счет. Теперь тебе скажу: с ним весело. Нет, нет, нет, это не романтические бредни, не думай, я… слишком много многоточий!
Многоточиев. Точиев. Точит. Червь.
 Плевать на всю эту романтику. У меня есть куча всего, моя жизнь полна, а я самодостаточна. 

Прощание славянки

Уехал… Я, главное, и не знала, он все таил до самой последней минуты, бессовестный. Теперь снова скучно, так скучно, так скучно, что плевать мне хочется на все вишни и мосты. Заточилась в комнате, как средневековая принцесса, сижу, перебираю всякий хлам, лишь бы чем-то заняться, делать хоть что-то, а не думать. Дело не в любви… Не в любви дело! Просто же надо человеку хоть с кем-то видится, так? Нельзя же гробить лето? Нельзя, нельзя! Это преступно. И ни о какой любви здесь нет речи, я всего лишь тоскую, что поговорить больше не с кем. На все лето. «Долго ль буду я под окном сидеть, по дороге вдаль день и ночь глядеть?»