Рассказики, сюжетики…
Всё было так давно…
Но в памяти всё вертится
Волшебное кино.
ДВА ДНЯ РОЖДЕНИЯ
Я росла единственным ребёнком в семье и не осознавала, насколько мне было хорошо. Постоянная любовь, которой была насыщена атмосфера в нашей семье, казалась мне вполне естественной: «Так у всех. Иначе быть не может». Но особенным счастьем, как мне теперь представляется, были ежегодные мои дни рождения, которые торжественно отмечали в семье.
Рано утром я просыпалась с ощущением счастья, вызванного обилием самых разнообразных запахов, наполняющих квартиру. Прежде всего, аромат цветов. Чаще всего это были левкои, белые и розовые, с чудесным нежным запахом. Это мама ранним утром, пока я спала, успела сбегать на базар и выбрать мои самые любимые цветы. С тех пор запах левкоев, нежный, порой еле заметный, прочно связан для меня с ощущением, которое проявляется в самые лучшие моменты жизни.
А запахи ощущаются всё сильнее. Но это не только цветы. Пахнет ванилью и корицей. Мама, в своём кружевном фартучке, печёт торты: ведь вечером у меня будут гости.
А на пуфике рядом с моей кроватью лежат свёртки: подарки от мамы, папы, бабушки – всё, что я люблю, о чём всегда мечтала.
Но вот и долгожданный вечер. Приходят мои любимые подруги, нарядные, с цветами и подарками. Всем нам очень весело. И никаких взрослых: ведь это только моя радость, только моё счастье. Но оно не было бы полным, если бы в нём не принимали участие мама и папа. Мама неустанно придумывает разные игры и сама в них участвует с увлечением. А папа…
Наступает момент, когда он появляется с небольшим аппаратиком и объявляет: «Сейчас будет кино». Это, конечно, просто диафильмы, но для нас это настоящее кино. Оно специально пришло к нам в дом, чтобы сделать мой праздник незабываемым.
Я абсолютно уверена, что дома у всех моих дорогих гостей в их день рождения такое чудо тоже бывает.
И однажды появилась возможность всё это проверить.
В наш класс пришла новенькая девочка из Москвы, красавица и умница, по имени Ирочка. Наступил её день рождения, и она пригласила в гости почти весь класс – девочек и мальчиков. Все принарядились, пришли с цветами и подарками. Как обычно, играли и танцевали. Но время шло, а заветная дверь, за которой, как мы предполагали, таилось угощение, не открывалась. Наконец, появилась нарядная хозяйка дома, Ирина мама, и пригласила всех в столовую. Толкаясь и веселясь, мы протиснулись и остановились в недоумении. В центре круглого стола находилась красивая тарелка, полная семечек… и больше ничего.
Мы, южные дети, конечно, любили семечки, но как-то это было уж очень необычно для дня рождения. Постепенно смущённые гости стали расходиться. Остались только мы, три наиболее близкие подружки Иры. И вот тогда случилось то, что до сих пор вызывает во мне, женщине уже довольно пожилой, смутное чувство растерянности, гнева и стыда за поведение взрослых людей.
В комнате стоял громадный буфет, напоминающий некое архитектурное сооружение, с необычным орнаментом. Ирочка торжественно подошла к буфету, открыла нижнюю дверцу, и мы увидели целый ряд замечательных тортов, испечённых самой хозяйкой. «Это для взрослых» – даже с какой-то гордостью, произнесла Ира.
И этот, как будто незначительный, эпизод стал первым моим разочарованием в ряду множества других, внёсших сомнение в разумности и справедливости мира взрослых, который я так любила у себя дома.
«ЁЛКА»
Мне десять лет. Я учусь в третьем классе. В школе мне всё нравится. Нравится само здание с его специфическими запахами, с его двумя лестницами: парадной мраморной и обычной, со стёртыми ступенями и исцарапанными перилами. (Этого здания давно уже не существует). Раньше здесь была мужская гимназия, в которой учился мой отец. Он-то мне и рассказал об этих двух лестницах: по мраморной разрешалось ходить только учителям, а по обычной весело прыгали гимназисты всех возрастов.
Но это всё история, правда, очень интересная, и я иногда задумываюсь о прошлом, спускаясь и поднимаясь мысленно то по одной лестнице, то по другой.
Я люблю свою школу, её старинные коридоры, темноватые классы, люблю своих одноклассников. Но больше всего я люблю свою учительницу. Мне она кажется необыкновенной красавицей, даже красивее моей мамы. Каждое слово Людмилы Георгиевны для меня – закон, её мнение – непререкаемо. И когда она решает силами своих учениц поставить на школьной сцене пьесу, я с воодушевлением принимаю в ней участие. И достаётся мне главная роль…
Отступая от этого рассказа, должна сказать, что происходило это в тридцатые годы, в самый разгар антирелигиозной кампании, а нехитрое содержание пьесы крутилось вокруг ёлки, символа поповщины, как это тогда называлось.
Я должна была выступать с пламенной речью, в которой убеждала глупеньких девочек не поддаваться враждебному очарованию этого поповского символа…
И вот день выступления настал. В зале школьные учителя, родители. Я на сцене со своей декламацией. Вижу взволнованные лица родителей, а главное – Людмилу Георгиевну, которая очень довольна моей пламенной речью.
И вдруг тихо сдвигается занавес, перед ним появляется наш директор и объявляет, что представление не состоится. Ошеломление, которое я испытываю, подобно страшному удару. Я бросаюсь к Людмиле Георгиевне, но на её лице вижу то же ошеломление, которое испытываю сама.
Разъяснение я получаю только дома, когда мама и папа с присущей им деликатностью рассказывают о статье в газете, где с журналистской трескотнёй говорится о пользе для воспитания детей празднования поклонения ёлке – древнего обычая. И надо же, чтобы эта статья вышла как раз в момент моего театрального дебюта!
С тех пор моя любовь к школе постепенно поубавилась, а моя любимая учительница потеряла свой ореол высокого идеала и перестала быть самым главным человеком в моей жизни.