Синева

Алексей Филимонов
СИНЕВА


СИНЕВА

Синева – это души ушедших,
не искавших приют на земле,
синий отсвет пожизненно несших
на высоком и строгом челе.

Я люблю этот свет вдохновенный –
чистый, ясный, далекий, родной.
Опускается веко Вселенной,
поднимаясь – уносит с собой.

3 ноября 1989



ДРУГАЯ ВСЕЛЕННАЯ

Я вижу то, чего не зрят другие –
моя нога ступила на помост,
откуда открываются круги и
угольники проникновенных звезд.

Не зримая – вотще! – не световая
Вселенная лежит за темнотой.
Я повернулся к небу, уповая
на ласку непривидившейся, той…

Она свернула кольца роковые,
чтоб развернуть пред нами, и пять
пойдут по кругу стрелки вековые,
земное время устремляя вспять.

И поменяются века местами,
умерших воскрешая, и живым
далекая Вселенная предстанет,
провидя мир и властвуя над ним.

20 марта 1994


МАЙЯ МАЯ

Памяти матери

Здесь смерть присутствует незримо,
в холодной зелени лисов,
еще покрытых легким дымом
под пеленою облаков.

Она таится в жадном смехе,
и гулкой поступи шагов,
как будто преизбыток некий
ее вошел в земную кровь.

Но затаится! И поникнет
она в буддийскую жару;
а после – синим светом вспыхнет,
сжигая лишних на пиру.

27 мая 1993


 *     *     *
Н.

Кто переставил светильник
в маленьком доме моем?
Ангел туманный и сильный
тихим, застенчивым днем.

Ангел задумчивый реял,
масло в него доливал.
Тени как темные звери
вспять отступали в провал.

11 октября 1996


*     *     *
То, что мы жизнью называем,
есть слабый отголосок бытия.
Музыки сфер, которая не знает,
что мы – ее земные сыновья.

Все потому, что истина созвучий
здесь, на земле, людьми искажена.
Лишь только по ночам, почти беззвучно,
порой звучит доверчиво она.

28 сентября 1992


*     *     *

Запах несжатого хлеба –
души восходят на небо.
Вижу – теней вереница:
руки, одежды и лица.

Шепот лазури невнятный, -
в бездну любви безвозвратной.
Желтое солнце высоко
смотрит приветливым оком.

2 октября 1994

ПЛОЩАДЬ

Н.

И день и ночь, у набережной – там,
где небо переходит в ожиданье,
близ площади Дворцовой, по пятам
проходит тень и прячется за зданья,
зеленые и желтые, не те,
что стыли, утоленные возмездьем,
но что застыли в вечной немоте
на площади утраченным созвездьем.
Тень не таит себя под аркой, где
клубок кончается, и тонут в отдаленье
слова, что шепчет Ангел в пустоте,
на площади, в заоблачном моленьи…

2 августа 1998


ТАЮЩИЙ МАРТ

Мне кажется, что с небосвода
лазурная стекает краска;
с зимы оттаявшей природа
посмертную снимает маску.

Как звонко ангелы смеются
на свежевыкрашенных сферах!
их души в беспредельность рвутся
отплыть на огненных галерах!..

3 марта 1994

ПУТЕШЕСТВИЕ ПО ВЕРТИКАЛИ

…Прислушайтесь к гулу земли,
прислушайтесь к зову пространства,
взгляните – на небо! на небо!
Откроются веки веков,
откроются реки Вселенной,
раздвинутся синие стены.
Шагните смелее – туда,
где нету земных измерений –
нас вынесет по вертикали…

Здесь время течет и кипит,
слагаясь в горячее глыбы,
и вмиг застывает, как лед.
И здесь невозможно заснуть,
как и невозможно проснуться,
и можно войти в никуда,
и выйти потом ниоткуда…
Здесь властвует вечно, всегда
изнанка гармонии – хаос…
И стайка земных голосов,
Бог весть, как сюда залетела,
летит в направленьи полета.
Здесь пропасть – бездонная бездна
безвременья, беспостоянства…

…Пора нам уже возвращаться?
Ты здесь насовсем оставайся.
Ужели тебя не смущают
земные болезни, тщета?
Ты здесь проведешь беззаботно,
не зная обид и желаний…
И шепчут подземные струи:
такая морока, морока,
я даже не знаю, не помню,
я Вечности не понимаю,
я здесь никуда не спешу…

27 мая 1990

ОСЕНЬ И МЫ

1.

За ласточкой, как бред, взовьется слово –
предмет остроугольный и немой,
как бумеранг, - и плотская основа
падет с опустошенной головой.

Так в пятницу пронзает лист осенний
еще не сон – но набожную синь.
Как будто дерево раскрыло вены
и шепчет: - О душа, меня покинь!..

21 сентября 1994

2.

Еще в заиндевевшей сини
оно пронзает бытие
подобьем тающей латыни:
- Се зримо таинство Моё.

Когда из проступивших почек
вонзится зелени листок
в беспамятство, белее ночи,
как в сон, что жалок и жесток, -

Ему с небес ответит Слово,
и устремленное тобой,
войдет в древесную основу,
в земное чаянье – домой…

19 февраля 1995

ПУТНИК

Стихи о Блоке

1.

То ли даль осеннего пролива,
то ли в ризах верная жена;
сердце задыхается пугливо,
тишина бездонная слышна.

Блок идет неторопливо; тонко,
звонко выкликают фонари
имя долгожданного ребенка,
вымоленного у зари.

И спросонья остывает город,
покачнувшись в сфере голубой.
Сердце бьется, как кузнечный молот,
или нарастающий прибой…

8 января 1998


2.

Он ждал, пока не станет ночь
прозрачнее, чем эти звезды.
Когда уже нельзя помочь
себе; а будущему – поздно.

Когда звезда теряла дух,
а оболочка – истлевала;
а смерть не только злой недуг,
но просветленье и начало.

Заря проглатывала твердь
и обнажала переливы;
но не хватало глаз смотреть
с небес – на зарево залива.

1 марта 1997

3.

Мне Блок мерцал на Петроградке,
когда в вечерней новизне
на сонный мир глядит украдкой
телесный отблеск, в глубине…

Он грозы с синими свечами
зажжет над медленной рекой –
немыми, бледными ночами
тревожа Господа покой…

31 мая – 4 июля 1998

4. Упокоение

И тихо сложены крыла,
того, кто был не человеком,
но сыном; опустилась мгла
на землю до скончанья века.

Он более не Александр,
но Крест светящийся, проросший
сквозь наважденье чьих-то чар,
стихи свои познавший в прошлом.

                7 августа 1998
                Смоленское кладбище

5.

Блок умирает до блокады.
но кто-то небо утаил,
оставил отголоски ада
средь бедных каменных могил.

Иное небо не построить –
уже разобраны мосты.
И над вселенскою тоскою
горит незримый Ангел – Ты… 

8 августа 1998


ДОЖДЬ…

Невесомость земли и людей
превращает стихи в ожиданье
размывающих время дождей,
проницающих суть Мирозданья.

Дождь над Питером – сумрачный дождь;
от Исаакия тянутся звуки –
ли это небесная дрожь –
обезумевшие перестуки…

ста миров, ста начал и причин?
У причала колышится яхта,
от уключин до невских морщин
претворившая звездную шахту…

26 июля 1997


*     *     *

Я чувствую, что я не здесь, а вне,
и нахожусь в каком-то мире странном,
где сон во сне – но спутаны оне, -
и я – не я, а некто безымянный.

А имя падает на землю, словно луч
в живую плоть, - читай: п о к а  живую,
проглянувший в разрыве между туч,
мятущемуся праху мир даруя…

12 декабря 1992

КРОВЬ

Дай волю – (Богу). Но о ней не говори!
Изменчив цвет заутреней зари.

Когда материя – единый матерьял, –
как перед плавкой сгруженный металл.

И все бледнее эти фонари
перед сгорающим страданием зари.

Нас раздробит на части синий цвет –
еще живых, и тех, кого уж нет.

Чтобы вечерней плавкою небес
мой Бог, мой Сын простился и воскрес.

Прозрачна кровь предутренней зари,
и я шепчу ей: Боже, сотвори…

5 октября 1994


*     *     *

Пилигримы заводских окраин,
дымы, уходящие в ничто –
из опалубок в преддверья рая
души увлекая в решето.

Сколько их в ночи, иссиза-бледных,
страждущих забвения без слов, -
в небе исчезающих мгновенно
эхом человечьих голосов!

Что они зовут, столбы, взывая
к звездам и планетам над землей?
истину, простертую без края,
забирающую их с собой…

10 ноября 1996

ТРАМВАЙ НИОТКУДА

           Памяти Н.Гумилёва

Сгустившись, воздух, неприкаян
оставил в сумраке сыром
сквозные контуры трамвая –
сей остов, канувший в былом.

Где пассажиры? Где кондуктор?
Звонок лишь глухо дребезжит,
да искры сыплются, как будто
в небесных струнах ток  бежит.

И проплывает Всадник Медный
по стёклам зыбким, над Невой,
и купол вознесён победный
Исаакия – над синевой.

Открыты двери – и подножка
зовёт ушедшего – сойти
на землю, в полдень позапрошлый,
остановившийся в пути
на поднебесье…
                И забравший
с собой поэта навсегда,
трамвай, проржавленный и страшный,
восходит снова – в никуда…

                18 августа1998

*     *     *

                И вот ведут меня к оврагу…
                В.Сирин

Карта Петербурга расцветает
красками столетий и времён.
Пролетает искренняя стая,
над домами простирая звон.

Оживают реки и каналы,
суетою полнятся мосты.
Поезда отходят от вокзалов,
корабли приходят из мечты.

Город мой – потёртая бумага.
положу его письмом в конверт.
Адрес: – Беспредельность. Дно оврага.
Снег запорошит немой ответ.

                6 ноября 1998


НЕБО НАД ВЛАДИМИРОМ

Фрагмент

Даниилу Андрееву

Даль бледнеет, чтобы вспыхнуть снова.
А над ней, в мерцании огней,
Над землей, таинственное слово
Испаряет сумерки теней.

И летит устало вереница
Лиц, событий, горестей земных.
   - Узнавать сожженные страницы,
Ангелов, заговоривших стих.

Никого над миром; увядая,
Даль земная вспыхнула зарей.
Рай уходит, заревом играя,
Если ты согласен с той игрой.

Есть лишь то, что временем разящим
Вечности распахнуто порой…
Увидать его дано всезрячим.

10 января 1998


ПРИОТВОРЁННОСТЬ…

Л.Ф.Клименко

В искаженном зеркале прозрачном,
растворяясь в контурах домов,
мысль, земную явь переиначив,
над землей раскинула покров.

Звезды вытканы рукой нездешней,
претворяясь – долу – в фонари.
Слово из туманности безбрежной
оказалось здесь, у нас, внутри.

Сей объем кубический, юдольный,
и портрет, двоимый вдалеке,
сумрак ночи зимней, своевольной
отворяет завтрашней реке…

2 декабря 1998

НЕБЕСНАЯ БАЛЛАДА

Я жил на стыке города и неба,
и небом был пропитан потолок,
и фрески проступали полуслепо,
как бы оттуда рисовал их Бог…

Я жил на грани… В амальгамах звона
капель дрожала пред небытием.
С небесного, лучистого амвона
лился рассказ про зимний Вифлеем.

Небесный паводок в начале Водолея
торопит солнце разгореться вновь,
и зажигается еще светлее
закатов зимних тающая кровь.

Опять живу на грани песнопений.
Я принят в город новый – Синеград.
Не человеком – тающим растеньем
я растворяюсь в масле для лампад.

Ты знаешь, Смерть страшна утратой звука…
Она их ловит сумрачным плащом.
Порою думаю, что облака – разлуку
сулят не только плачущим дождем.

Так горько… Но Звезда превозмогает
оковы полупризрачные, - вдруг
она сквозь мглу земное проницает.
и взгляд ее непостижим, как друг.

Да что там! оставляю ухищренья.
Чем проще, тем прозрачнее душа.
А как еще за вереницей теней
подняться в суть, над хаосом кружа?

Баллада непомерных измерений
предстанет, метафизику дробя.
Смерть уступает Жизни, на колени
склоняясь, бесконечность возлюбя.

Оставим смерть. Бесхитростна и мнима,
она растает в пламени свечи.
А мы – стремглав перенесемся мимо
ее обид и тающей ночи.

Есть только синь! Нет в мире зазеркалья.
Пред Вечностью распахнутой, вдвоем,
два Ангела кружатся в день познанья
над мыслью сей, пронзившей окоем.

Да! Небо глухо, траурно и слепо
тому, кто мир на части раздробил.
«Земная жизнь мгновенна и нелепа», -
он заклинает, расточая пыл.

Я вне событий. Я ему не верю.
Да и кого судить мне в этот час?
Небесные загадочные звери
по потолку проходят, мимо нас.

Еще не  б е р е г, но близки открытья
столетий и неведомых глубин.
Помилуй, Бог! Со мною лишь наитье.
Земля мала.
А я во тьме – един?..

Эпилог

Балладу сна перелистаем:
чем сны отличны от живых?
В них без труда мы наверстаем
пропавший день, утихший стих.

И я, чтоб не казаться странным,
перетекаю в потолок,
и все становится стеклянным –
такими нас провидит Бог.

11 октября 1998

АКВАРЕЛИ

Солнце останавливали словом.
Н.Гумилев

Слово было синим и лиловым,
а потом сияющий глагол
сделал слово бесконечно новым –
в Бытие его он перевел.

И горят неоновые буквы
на витринах снежных площадей:
Слово из толпы ежеминутно
окликает с нежностью людей.

Иногда забудет… И над миром
Вега воспаряется опять.
И горит Его святая лира,
чтобы Слово людям посылать.

Знают лишь немногие поэты,
их в числе живущих не найти –
акварель, колышимую ветром –
Слово непрестанное в пути.

15 августа 1995

*     *     *

Я расслоился в одночасье, вдруг,
на Петроградских улицах осенних,
а в воздухе остался лишь испуг
в себя не возвращающейся тени.

Я – тень моя, и всюду за собой
влеку и слух, и зренье, и желанье
повсюду воплотиться – в час любой;
в закат осенний, в сумерки на зданьях.

В пролеты гулкие столетних этажей,
свет фонарей таящих иллюзорный.
Мне кажется, что я познал уже
распадок мира, взгляд его покорный…

25 октября 1998


*     *     *

Свет над землей, и лампа на столе,
в аквариуме рыбки золотые.
Слова недолговечные, простые
все объясняют спящему во мгле.

Но есть иные, нежные слова,
которые томят и обжигают –
их неземные души постигают –
бесчеловечных, словно синева.

17 июля 1994


*     *     *

Дни солнечные больше всех люблю,
лишь потому, что зори отворяют
ворота неземному кораблю,
и маяк в бездонности сияют.

Морские звезды посреди зыбей;
Земля из бухты медленно выходит,
наматывая цепи якорей –
ты слышал скрип? – и в океан восходит.

Туда, где Зодиак разъял кольцо
пред волей исполинского фрегата –
сквозь бездну улыбается лицо
Строителя, забытого когда-то.

Все морякам, стартующим в ничто,
среди кораллов пропасти вчерашней,
он чертит путь незримый, и за то
он обещает, что поострит башню.

Маяк исповедимый, где огнем
живые души, вырвавшись из тела,
навеки освещают ясным днем
всю синеву морскую без предела…

19 декабря 1994

РЫБА-ГЛАЗ

Словно рыбы танцуют планеты,
а одна подплывала к Земле,
проступая сиреневым светом
полукругом в сгущавшейся мгле.

Жабры дышат… А люди не слышат.
Шевеление губ… А плавник,
словно жесть опрокинутой крыши,
над тупыми домами возник.

Прижимается выпуклым глазом
к амальгамам слепых облаков,
и надмирным сияющим газом
люди полнятся в мире оков…

                14 февраля 1995


*     *     *

Спокойно дышит озеро пред тем,
кто в полый лес глядится ненароком,
и в черных веток зыбкой пустоте
он узнает себя, как бы в глубоком
оцепенении, когда никто
ни зыбких дум, ни счастья не нарушит…
Но знает только озеро – оно
хранит умершего живую душу.

20 октября 1994

*     *     *

Ты – солнце, вкруг которого моя
вращается согретая планида, -
из колыбели инобытия
ты поднялось, сжигая все обиды.

И – вспыхнуло в бездонной вышине,
иные освещая мирозданья,
и растворилось в медленном огне
былое тягостное ожиданье…

11 декабря 1993

НАМ

Н.А.Малюковой

На могилах зияют кресты,
словно вспять обратились распятья,
протянулись мосты с высоты,
и нисходят не люди, но братья.

И Христос среди нас не укор,
не судья, но подмога живущим.
Преломляется явственный взор
перед сном, обращаемым в кущи.

13 февраля 1996


БЫТИЕ

Я в комнату вошел из жизни тесной –
там ангелы стояли, близ окна.
Один из них, в миру пока безвестный,
мне чашу с грустью протянул вина.

М засверкали крылья Мирозданья.
и пол исчез. Открылась глубина.
По раскаленным углям ожиданья
прошла непринужденная волна.

И золотые буквы проступили
за окнами - мерцающим огнем.
И ангелы под потолком кружила –
который все прозрачней с каждым днем...

15 апреля 1996

ЗАПОЛНОЧЬ

Среди ракит, ветвями узловатых,
с листвой, как оперенья древних стрел,
моя полузаброшенная хата,
где в этот век родиться я посмел.

Я слышу гул над кронами нездешний:
то соты неба медом потекли,
и тьмою черной, заполночь, - кромешной,
все тот же сон – от неба до земли.

Так я верстаю заданную книгу
твоих щедрот и гнева Твоего.
Мне кажется, что скоро я постигну,
зачем я  з д е с ь  - раб духа Твоего.

30 октября 1994


*     *     *

Россия больше, чем её земля.
Чем небо, распростёртое отвесно.
Она – мечта седого корабля,
и парусник, поцеловавший бездну.

Она простёрла крылья – не туда,
куда земля вращается полого, –
Она не часть планеты, но – звезда,
слеза неожидаемого Бога…

                20 октября 1994

СНЫ ВО СНЕ

По мотивам набоковских снов

          Поэма

Земная жизнь кругом объята снами…

Ф.Тютчев

1.

Над Невой, средь душ неугасимых,
проступила медленно звезда.
Все синее небо, словно синий
цвет настанет в мире навсегда.
Облака, готовые пролиться,
караваном в будущность текут.
Засыпает вербная столица,
и Часы невидимые бьют.
Словно полночь. Час настал; от дома
отъезжает в прошлое мотор.
Отголоски залпов или грома.
На Дворцовой площади костер.
Близ Невы идет усталый путник –
Александр Блок спешит туда,
где все отрешенней, все минутней
в изголовье плещется вода.
Черная река воды проточной,
уносящей вспять, к погожим снам,
белой, дивной, непорочной ночью
Дар вселенский – людям и богам…
Где трамвай последний вдруг растаял,
искрами пронзив сырую ночь.
Слово в отдаленье нарастает –
голос, что уже не превозмочь…

2.

голос – нескончаемое пламя,
роз благоухающий костер –
расцветает вне времен, над нами,
но т е б е – подпишет приговор.
Для познавших бездны заклинанья,
мир земной – сознание и боль.
Т а м тебе – небесное закланье,
з д е с ь – неблагодарная юдоль.
Что же! есть и крылья, и пространство,
и земное время; медный, бьет
колокол с безвинным постоянством,
дням минувшим предъявляя счет.

3.

Смех в ночи; томный запах Вселенной;
отголоски небесного дня.
Из туманностей, словно из пены,
на галеры нисходит Заря…
На сетчатке небесного ока
бледный свет, и дрожащий желток.
Что ж! Селена всегда одинока –
как Елена, как Троя, как Бог…
ты прости, исполинская чаша,
забываю тебя и ловлю
в зрячем воздухе бабочек – наших;
их, беспечных, как буквы люблю!
Алфавит бесконечных окрасок
и тончайшей души торжество-
в день, который беспечен и ласков,
ткут ни над землей волшебство.

4.

Забывая, теряя. роняя,
прерывая любимую нить…
Где ты, родина? Где ты, босая?...
ты дрожишь?.. мне тебя не забыть.
Стынут воды небесных окраин.
Ожерелья темны облаков.
Дождь дрожит средь стихов и развалин.
о не мучай и не прекословь…

5.

Когда у моря, на припеке,
невнятный музикийский шум
тебя окатит ненароком,
вернув в пучину долгих дум,
то – что стихи, что проза, если
кругом преследуют себя
покойники, что вдруг воскресли,
и славы требуют, грубя?
Не отдавай им снов беспечных:
ни угрюмою гурьбой
растают в водах бесконечных,
и камни унесут с собой.

6.

Как будто проглядели
трамвай или авто, -
и кто там, в самом деле,
пеняет нам за то,
что здесь рояль открытый
и таинства вино?
нет, гости не забыты.
Нет, прибыли давно.
такое окаянство –
из шахматных коней
топорщится пространство
невоплощенных дней.
Нет, богом не забыты
ни синь, ни торжество.
по окнам незакрытым
тоскует естество.
И синью переполнен
и запах, и сквозняк,
как будто прочь из комнат
уволился пустяк.
Потемкам приглянулись
окно, и этот вид –
покой зеленых улиц
и розовый гранит.
Вот так живем беспечно
средь денег и пустот.
И жизнь не бесконечна?..
Нет! все наоборот.

7.

Дождем вернуться или снегом
на серый север, в никуда –
скрипит, несмазана, телега,
а по краям – все та ж вода.
Да холм обрадованной глины,
чей окровавленный лоскут
откроет ночи сердцевину
из снов расстрелянных минут.
И в воздухе опять тревога –
под обгоревшей синевой
здесь обрывается дорога,
где стих потусторонний твой…

8.

Перед расстрелом, пред зверем;
все те же ласточки, вдвоем
кругами шепчут перед дверью,
ведущей в явь, за окоем.
А после выстрелов – безмолвье,
и бездыханные крыла, -
стреляющий без суесловья
задернул шторой зеркала.
Но отпечатались на небе
лампады песен и стихов,
как будто жизнью попран жребий
земных непознанных грехов.

9.

Берез бродячих совершенство,
и пахнет ладаном с болот:
грибов нетронутое место,
и белый гриб тебя зовет
в Россию, и путем воздушным
ты опускаешься  к нему,
на мох, безмолвию послушный,
и перепревшую листву.


10.

Беспечных правил или честных
держался б кто, то вряд ли смог
здесь, на земле, познать блаженство,
провидя Вечности итог.
И страх, что головы сутулит,
звенит возмездием в ушах.
И на пустом, забытом стуле
еще не тень, уже не прах.
Там, между небом и землею
тень молча странствует твоя,
и с книгой, в валенках, зимою,
по снегу побредет, скользя…
А проза… Только отголосок
наутро канувших следов.
А наше чтенье – из вопросов,
из толкований и стихов.


11.

Зори цветут бесконечно.
ангелы реют средь нас.
Стих нарастающий вечен,
время течет про запас.
Символы, мифы, недуги –
всем обрастают стихи.
лунные тонкие дуги
косят их средь чепухи.
Звезды, дороги, ракиты…
кругом идет голова, -
к сфере небесной прибиты
наши земные слова.
Только… щепотка свободы
кем-то намеченный стих.,
средь перелесков и сводов
замер… еще не затих.
Так назревает молчанье.
Так умирают слова –
медленной радужной гранью
их раздробит синева…

12.

Не в летней беседке дремотной,
средь мух золотых и стальных,
а ночью, вернувшись с охоты
на демонов – пишется стих.
Он шепчется долгою ночью –
меж молний мелькает лицо
того, чей приют заколочен,
и сгнило былое крыльцо.
Того, кто отчизну покинул,
кровавой звездой не мани.
и смотрят в угрюмую спину
деревни далекой огни.
Огни, что дрожат, рассыпаясь.
как чья-то немая душа.
От родины мало осталось –
вот: шорох карандаша…
Но горы, граненые синью,
тебя вознесут высоко.
И мерным дыханьем Россия
согреет небес молоко.


13.

Индейцы, матросы, герои,
и сумрак их дальних углов
глядят на чужие обои,
на шорох забытых листов.
О, сколь в библиотеке давней
завещано призрачным дням –
распахнуты окна и ставни
навстречу знакомым теням.
И тот же мотор, в переулке
вздыхая, въезжает во двор;
там ждут возвращенья с прогулки.
но чей-то сквозит приговор…
Там в воздухе плыли минуты,
когда безмятежны мечты:
ни горя, ни злобы, ни смуты –
тогда проступают черты
грядущего – и нарастает
невнятный, запачканный ком,
и ангел слезинку роняет,
небесным молясь языком…

14.

Еще не тронуты деревья
ни человеком, ни листвой.
Тень запоздалая у двери
покой не нарушает твой.
А ты средь книг – ты нова болен
тем, что пытаешься привстать
над плащаницей колоколен,
и, время устремляя вспять,
рукой коснуться циферблата
еще не ведомых глубин.
…А тень таится воровато
средь озарений и картин.

15.

Домой вернуться, в час заката,
уснув средь облачных руин…

8 августа 1998
Санкт-Петербург

ЗВЕЗДА

Из Джона Китса

Когда бы перенять великолепье
Твое, звезда! Но не в ночи пустой,
Век не смыкая над бездонной степью,
Отшельником обители святой
Провидя все: и вод морских покорность,
Несущих людям свежесть волн морских,
И ледяную маску, и узорность
Уступов гор в покровах ледяных.

Нет! Навсегда хочу я обрести
Упругое дыхание любимой,
И грудь ее ласкать в своей горсти,
Восстав от сна в ночи благоволимой!
И нежный шелест губ ее ловить.
А если нет – то никогда не быть!..


Человек, смотрящий в мир зазеркалья – таков лирический герой Алексея Филимонова. Классичность, неожиданность образов, «воздушность» мысли и формы – черты своеобычного мира молодого поэта.


Санкт-Петербург

1999