Живущим в FM -диапазоне посвящается)
Однажды лето влюбилось.
По утрам напевались песни без слов, легко вальсировалось ночами под лунную музыку, хотелось раствориться в небе, испариться вместе с остатками дождя и пролиться радужным фейерверком где-нибудь над Японией.
Пытаясь хоть как-то собрать разбежавшиеся мысли и эмоции в один пёстрый клубок, намереваясь разобраться в природе странного чувства, поселившегося в её сумасшедшем сердце, она пробралась на заброшенную и заросшую соседскую дачу. С собой прихватила маленький радиоприёмник и бутылку холодной воды. Среди огромной, почти её роста, травы нашла островок солнца и звенящего кузнечиками синего воздуха. Сарафан, от которого она с радостью освободилась, улёгся алым пятном среди зелени растений. Она потянулась, подставляя солнцу поющее от жары тело, и опустилась в траву.
...Солнышко прогуливалось жаркими пальцами по её уже почти бронзовой коже, травинки нежно покалывали живот, где-то над головой качались огромные красные вишни. Из приёмника лилась и расплёскивалась какая-то красивая, нежная мелодия. И она уже почти потерялась, растворилась в этой музыке, в липком зное, в дурманящем аромате лета, но сквозь звон обезумевших от страсти кузнечиков, сквозь пелену оранжевой и сладкой полу-дрёмы услышала в приёмнике знакомый голос. Он говорил о чём-то так далеко, нереально, не осязаемо, и по телу вдруг пробежала дрожь, ледяная, родом из Антарктиды.
Она перевернулась на спину и прикрыла ладонью глаза. Сквозь пальцы упрямо пробивался жалящий свет, касался ресниц и проникал в неё сильно и уверенно, как опытный любовник. По виску безвольно катилась капелька солёной влаги, она повторяла маршрут своей близняшки из рекламы импортного пива — по шее, в нежную ложбинку на груди и дальше, и ниже, остановилась на плоском загорелом животе, раздумывая — испариться , отдаваясь солнцу, или спрятаться, соскользнув к ногам. Вязкие и плотные потоки воздуха поднимались из нагретой травы и, обволакивая её тревожно-сладкими ощущениями, пытались унести с собой. И она бы... Но не давал покоя голос, он обретал зыбкие очертания, наполнялся формой и содержанием, удерживал её среди запутавшихся ветвей и стеблей своей уверенной силой и нежностью. И вдруг она пронзительно ясно почувствовала, что это не солнце дарит ласки и наслаждение её телу, не робкий, еле ощущаемый ветерок поглаживает и щекочет кожу. Это голос, это его нереальные и невозможные прикосновения...
Она убрала ладони с влажных ресниц и, больше не сопротивляясь, отдалась солнцу, свету, магии голоса, почти не существующего, но так явственно ощущаемого каждой клеточкой тела. И безумный вихрь ворвался в неё, обжёг, остановил дыхание, опрокинул в небо и разлетелся миллиардами сверкающих осколков. Они тихо и плавно падали с выцветшего ситца небес в примятую траву и в ней остывали...
Она почувствовала, что, если в эту секунду не вырвется из жаркого плена сумасшедших желаний и колышущихся ложных миражей-ловушек, нарисованных солнцем, то уже не сможет вернуться в чётко очерченную реальность. Вскочив на ноги, она выплеснула на себя холодную воду из бутылки. Отрезвляющая прохлада медленно стекала по волосам, приводила в чувство руки, плечи, спину, весёлыми ручейками стекала по груди, животу, ногам... Сердце бешено стучало где-то в висках, дышалось тяжело, обласканная солнцем кожа ещё помнила чьи-то требовательные прикосновения ( было-не было?), но вода и ветерок постепенно смывали эти ощущения. На неё поглядывали зардевшиеся, смущённые вишни, по руке смешно и щекотно путешествовал крохотный паучок, из приёмника, затерявшегося в траве, всё так же лилась нежная и красивая мелодия...
Сарафан, одетый на всё ещё влажное, полное желаний и солнца тело, вернул ей уверенность и спокойствие. Она выбиралась из плена высоченной травы, прижимая к себе говорящее радио-чудо, прислушивалась к интонациям эфирных волн и уже точно знала, кто был причиной её утренних песен, ночных танцев и полуденного сумасшествия. И ещё она точно знала, что скажет замечательному обладателю чувственного голоса, когда наберёт телефонный номер любимой радиостанции...