Уха

Владимир Симоненко
Уха. Откуда это слово?
В старину, сказывают, рыба была хитрая, то есть на мякину, как стреляный воробей не шла.  Охочего до себя, до рыбы, мужика чуяла издалека. Однако народ наш тоже не лаптем щи хлебал – додумались леску с грузилом, поплавком и червяком на крючке на шею гуся завязывать. Запускают такого гуся в пруд, а гусь плывёт себе, лапками гусиными перебирает. Его рыбы не боятся – глупая птица, что с неё взять? Но откуда им понять хитрую задумку простого русского мужика? Клюют они на червяка. А мужик на берегу руку как Илья Муромец  держит у лба и зорко наблюдает. Как поплавок макнулся пару раз, то мужик тут же из-за спины гусыню вытаскивает. Та тут же знак гусю подаёт: "-Га! Га!"
 Гусь сразу всеми перепончатыми лапками гребёт к берегу. Мужик вроде как приговаривает при этом: "-Ух! Ух!"
 Так что мужику только остаётся подсечь рыбину и снять её с крючка. Вот вроде как от этого «Ух!» из уст мужика и произошло слово уха... Смешно, правда?
Однако меня эта версия совершенно не убеждает! Нелишне будет вспомнить, что действие происходило в ту историческую эпоху, которая называлась на Руси крепостным правом. Вот взглянем на историю с гусем под иным углом. ...
В то время, когда мужик вытащил из пруда рыбу, в поместье прибыл барин, из Санкт-Петербурга.  Весь из себя элегантно одетый, в сюртуке от кутюрье, белые печатки, фетровая шляпа. А с барином в дрожках ещё и мусье сидит, в гости приехал, из Парижу.
-Эй, Митрич! – говорит барин, - тащи сей же час эту рыбину на кухню, пусть с неё нам супу сварят! Проголодались мы с дороги... да водочки пусть холодной в графинчике... не лучше в ендове принесут! А мы пока в баньку, попаримся!
Барин на дрожках с мусьёй поехали париться в баньку, которая его с утра дожидалась, жарко натопленная. Митрич с рыбиной на кухню прибыл, и передал все распоряжения барина кухонным бабам и мужикам. После чего пошёл пить квас из бочки, потому как жара стояла несусветная!
Барин с мусьём попарились, да водки холодной с дорожки хватанули по кружке, да в покои пошли. А там уже стол стоит накрытый, с ендовой водки и ендовой рыбного супа. Суп из сома вышел вкусный! Барин и мусье хлебают  этот суп большими деревянными ложками, да нахваливают! Ай да суп! Ох и вкусная рыба! А водку тоже черпают их ендовы, добрая водка, крепкая, анисовая! И до того накушались, что уже и водкой и ухой облились с ног до головы.
Тут мусье и спрашивает барина:
 -Скажите любезный, а как по-русски этот рыбий суп называется?
Барин почесал за ухом черпаком, вспомнить не может. Велит звать Митрича. Люди кинулись Митрича искать, а тот квасок в тени попивает неспешно, отдыхает от дел праведных.
Явился Митрич пред очи барина в покои, поклонился и спрашивает: -Чего изволите, барин?
Барин заплетающимся языком спрашивает: - Ну-ка, отвечай, Митрич, как это называется? Что мы ели?
   И черпаком барин целится в суп рыбий, но на ногах не устоял и опрокинул всю ендову с супом на себя.
Да вы  у х у е л и, барин! – только и вымолвил поражённый непотребным видом барина Митрич.
Барин понимающе кивнул и махнул рукой, мол, пошёл вон! Наклонился к мусье, и на ухо ему гаркнул:
 -Народ сказывает, что мы с тобой, мусье, уху ели! Уху, понимаш... Уху!
-Требье, требье...! - залопотал радостно мусье, достал из кармана блокнотик и записал по-французски:
"Суп из рыбы называтся по-русски  - УХА."
 Так и попало это слово сначала в европейские словари, а потом вернулось обратно в Россию.