I Деревянная сабля. Глава 16. После дождей

Ирина Фургал
ВОЗВРАЩЕНИЕ СОЛНЦА.

Часть 1.
      ДЕРЕВЯННАЯ САБЛЯ.

Глава 16.
      ПОСЛЕ ДОЖДЕЙ.


   А через некоторое количество дней продолжилось лето. Весь город журчал, сейчас это было царство бегущих наперегонки ручьёв и солнца, сияющего на воде. Так всегда бывает после больших дождей. Вода бежала по склонам, земля дымилась и благоухала, высыхая. Заливались птицы, они трепыхались в тёплых лужицах и блаженствовали, купаясь. О, как пахнут мокрые сосны, как манит море, как радует вид белых убегающих облаков! В наступающей жаре капли падают на макушку с веток яблонь, и с сорняков в саду – на босые ноги.
   Ах, что за дождь! Прекрасный и сильный дождь! Он прошёл и принёс красоту и жизнь.
   - Что? – спросил Рики. – Что ты стоишь? Ты будешь собираться? Мы папу навестить идём?
   Пусть за мной зайдёт Ната. Должна же она понять, как мне плохо? Мне обычно всегда хорошо, и это я прихожу, когда она плачет. Мне было настолько худо в эти дни, что я эгоистично решил отложить на потом лишение Наты надежд насчёт меня, если таковые надежды вообще имели место. Мне нужно было участие, но и Нате тоже. Мы с ней поддерживали друг друга в нашем беспокойстве. А теперь я стою босиком и гляжу через калитку на улицу, и за моей спиной спущенный флаг. За моей спиной с невозможной скоростью носится по лужам Чикикука, то плавает, то зарывается в мокрую траву. Фыркает и кувыркается от счастья.
   - Ты погадал бы, - жалобно попросил Рики. – Сразу станет всё ясно. Ты ведь не ошибаешься. А вот если я погадаю – я могу ошибиться. Я ещё маленький.
   От этих слов, которые всегда говорил Чудила, мне стало ещё хуже.
   - Рики, - сказал я, - о человеке, который умер, не беспокоятся. А я беспокоюсь.
   - Ты переживаешь. 
   - А ты пережёвываешь, - огрызнулся я. Помолчал и сознался: - Просто себе места не нахожу. Может, он ранен?
   - Миче!
   - Да нет, это я так, просто так.
   - Миче!
   - Сказал же, что не подумав.
   - Да нет, глянь туда, там едут Корки!
   Я глянул в сторону сада. По переулку, на замечательных конях, двигался небольшой отрядец. Папаша Корк со своей Коркиней и с несколькими родичами. Куда это они, интересно, по нашей–то улице?
   Свернув налево, отряд зацокал вниз мимо моего дома. Цоканье было еле слышно сквозь журчание воды и верещание ласточек. Богато одетые всадники вспыхивали драгоценными камнями сквозь пар, поднимающийся от дороги, волосы и гривы, пронизанные лучами, поблёскивали, сверкающие брызги разлетались от копыт, блестящие капли висели над головами на листьях. Красиво! А я схватился за ворот рубахи и, задыхаясь от злости, смотрел на процессию. Это всё из–за них! По их милости я измотан тревогой, бессонницей и работой. По их милости Чудилка сейчас в море совершенно без меня. Не могу защитить. Наверное, стоило попроситься с ним. Как это я не подумал?
    Я же говорю: слухи – это напасть какая-то. В городе только и твердили о том, какой я молодец – сорвал планы пиратов, а откуда это стало известно, я понять не мог. В рассказах, полных невероятного вымысла, упоминался даже амулет Сароссе, о котором я узнал посредством гадания и за который бился – деревянной саблей! – с великанами и дУхами. И все валом валили ко мне со своими проблемами. Все превозносили меня до небес. Собственно, то же самое происходило и с Мальком. Семейный бизнес Мале расцвёл пышным цветом. Своя доля славы досталась и Рики. Мальчишки и девчонки ходили за ним по пятам, но Лалы Паг не было в этой компании.
   Всё это было несправедливо, потому что мы втроём весело развлекались несколько дней, добывая амулет, а Чудила, например, безрезультатно бился лбом во все двери, не зная того, что предпринимаем мы, доказывал и портил с кем–то отношения. Это гораздо сложней, уж поверьте. Он ничего не добился, но это не его вина, и о его усилиях не знают, и помнить не будут. Зато вспомнят о наших, если флот союзников потерпит неудачу: нас с Рики, как анчу, растерзают первыми. Вы чувствуете, я всё об одном.
   Отряд уже миновал мои ворота, когда ехавший во главе его папаша Корк, резко развернул коня и быстро поцокал назад. Должно быть, он очень зол на меня – я сорвал его планы. Должно быть, его друганы – пираты уже давно обязаны были хозяйничать в нашей столице и посадить его на престол. А их всё нет и нет, а по городу ходят слухи о Миче, добывшем Доброе Сердце Эи, похищенное и спрятанное злоумышленниками в пещерах анчу.
   Да, Корк, конечно, впал в бешенство при виде меня, но он не знал, насколько взбешён я.
   Хлопнув калиткой, я выскочил на дорогу и встал перед его конём, как был: босиком, в наполовину расстёгнутой рубашке и лысый почти (вы же не думаете, что я всё ещё щеголял с чёрными кудрями? Я их сбрил).
   - Ты, урод белоглазый… - яростным шёпотом начал Корк, свесившись с коня. И заткнулся. А что он скажет? Сознается, что готовил переворот, а я сорвал его замысел?
   - Это всё? – спросил я, трясясь от злости.
   - Ты… Ты… - заквакал он и, не зная, к чему придраться, ляпнул: -  Ты что опять сделал с моим сыном?
   - Что я опять сделал? Ну, скажи! – Я вцепился в уздечку его коня.
   - Ты знаешь!
   - Понятия не имею.
   Наклонившись ниже, он закричал:
   - Когда – нибудь на узкой дорожке я тебя убью.
   Я рассмеялся ему в лицо:
   - Давай, попробуй. И береги свои мозоли, если не разминёмся.
   - Миче, не связывайся с ним, - послышалось сзади. Соседи выбежали на улицу мне на помощь, и у некоторых в руках были вилы, лопаты и палки. – Уезжайте себе, господин Корк.
   - Эй, анчу, тебе что надо? – закричали из свиты.
   - Отпусти уздечку, выродок, - шипел этот подонок.
    Я бы отпустил, но это не я к нему лез изначально. Это он цеплялся ко мне и вывел – таки из себя. В ярости не подумав о животном, я дёрнул ремень, конь взвился на дыбы, Корк кувыркнулся и брякнулся. Я подскочил и схватил его за шкирку, пока он не пришёл в себя. Я сунул свои губы ему в ухо и шепнул кое–что:
   - Помолись своему пиратскому богу за то, что я догадался, но не сказал. Облобызай ему ножки, потому что я не скажу. Не ради тебя. Ради других.
   И я отшвырнул его от себя. И вот теперь меня убьют. Жаль, что волосы не успели отрасти – хотелось бы помереть с нормальными.
   - Держите Рики за забором, - крикнул я соседям.
   - Держите наглеца! – взвыл чёртов Корк.
   Всадники надвинулись на меня, а чьи–то руки дёрнули меня назад, вглубь толпы.
   - Расступись! – орала Коркова родня, пытаясь до меня добраться. – Выдайте преступника, напавшего на высокородную особу.
   Соседи перегородили улицу, а на выставленные вперёд вилы особо не попрёшь.
   Как по заказу появилась полиция. Знакомый лейтенант, дядя Вэт, крикнул что–то про порядок и суд, но Корк уже взгромоздился на коня и повёл своих в атаку. Ох, до чего ж плохи наши дела! Соседи в заботе обо мне крепко держали меня за руки. Они не помнят, что я волшебник, и что руки магу нужны для колдовства и для их же защиты.
   И тут тоненький голосок перекрыл весь этот гвалт:
   - Корабли! Смотрите, корабли!
   На ограде, напротив моего дома, стояла Ната в платьице в горошек. Дрожащей рукой она показывала на море.
   Схватка заглохла, не начавшись, суда не потребовалось. Крики взвились до небес. Корки умчались вниз. Соседи бестолково заметались, покидали через заборы домашние орудия убийства и понеслись следом. Вэт похлопал меня по плечу и сказал:
   - Миче, мальчик, обратись в суд, тебе говорю. Может, Корков попустит.
   Через мгновение его уже не было в поле видимости.
   Я остался дурак дураком посреди улицы, и даже едва сообразил помочь Нате слезть. Из калитки осторожно выглянул Рики с Чикикукой на руках.
   - Ну вообще, Миче, ну ты даёшь! - только и сказал мой очень младший брат. Зверушка уткнулась ему в шею и дрожала от усов до кончика хвоста.
   Мы помолчали.
   - Могут вернуться, - наконец выдавил я из себя. – Кораблей–то нет.
   - Но надо же было что–то делать, - пробормотала Ната.
   Я притянул её к себе и обнял её, как Рики обнимал Чикикуку. А Ната вела себя также, как зверушка: уткнулась и дрожала.
   - Спасибо, - говорил я, гладя её волосы и пытаясь успокоить. И всякий раз в таких случаях мне хотелось так прижимать её к себе всю жизнь. Я вспомнил, что мне ведь надо отказаться от этого, но прогнал кошмарную мысль, решив додумать её потом.
   Ната не могла отсюда видеть корабли, если бы они входили в гавань. От моего дома открывается вид на то место, где пляжи, но не на порт. Но её крик взбудоражил всю округу. Люди с воплями пробегали мимо нас, скакали верхом, ехали в экипажах, всё вниз.
   - Корабли! Корабли! – кричали все. – Что стоите? Наши вернулись! Победа! Победа!
   - Победа?
   Рики понёсся за угол и возвратился оттуда с дикими глазами:
   - Корабли! На самом деле! Я их видел! Там!
   Над Няккой грянули колокола, ликующий перезвон ворвался в безмятежное небо.
   - Миче, стой! Обуйся хотя бы, - удержала меня за рукав смеющаяся Ната.
   Очень скоро мы бежали вниз вместе со всеми, и в просветы видели на горизонте возвращающийся флот.
   - А вдруг пираты? – испуганно крикнул я. Мои очки остались дома.
   - Ты что? Это наши! Я узнаю корабли. Вон тот – флагман «Великая Някка», а вон там – «Решительный». Тот – самый красивый – «Роза Заполья». Вид у него потрёпанный. На том меня в детстве разок прокатили – смотрите, это «Прекрасная Ориес». Надо же! «Северянин»! Он такой строгий! Ой, глядите туда: даже маленький цел, «Малыш Клю». Он участвовал во всех сражениях и всегда возвращался почти невредимым. «Летящий»?... Нет, не он. Это «Энн Кари». «Летящего» нет, я не вижу. На тот дали деньги какие – то прошлые Корки. «Золотая мечта» называется. Понятно, какая у них мечта. Нет «Красавицы запада». Честно, нет её. Может, не дошла ещё, а? «Грозный Дук», его отняли у пиратов давным – давно. Его нет. Не вернулся. И двух новых нет. Миче, помнишь, мы смотрели, как спускали на воду «Лилию». Ужас какой! Что с нею стало? Миче, думаешь, все они… утонули?
   - Не знаю, - охнул я.
   Меня всегда изумляла страсть Наты к кораблям. Она знает их все, характер каждого, время постройки, имена капитанов. Кое с кем из них водят знакомство её родители, и Ната спокойно может попросить покатать её, взять в недалёкое плавание и, представьте, ей доверяют штурвал и даже покомандовать. Она знает страшное количество морских песен и разбирается в рыбе, потому что её отец был сначала простым рыбаком, а теперь – один из трёх известнейших торговцев этой скользкой добычей. Мало того. Ната может водить речные торговые суда по прекрасной Някке, нашей реке. 
   - Ната, а где Чудилка? – теребил её Рики.
   - Ну что ты, разве можно увидеть?
   Судя по тому, что Петрик уезжал в порт с Далимом и королём, он должен быть на «Великой Някке», хотя вовсе не обязательно.
   Команды сойдут на берег ещё не сейчас, но люди на набережной будут ждать. Пока переправляли раненых, и в порту грузили их на санитарные повозки. Я нагло отвёл глаза стоящим в оцеплении солдатам. Я бродил там и каждого встречного – поперечного спрашивал, не слышал ли он чего о Петрике Тихо. Зря я сюда пришёл. Невозможно было смотреть на этих искалеченных людей, заглядывать в их бледные измученные лица. Надо было подождать вечера и прийти к госпиталю, где вывесят списки. Я не нашёл Петрика, зато меня затошнило и потемнело в глазах. Я ринулся было уходить, когда заметил долговязую фигуру приятеля – младшего Шу и пристал к нему с этим вопросом.
   - Не знаю я, - вздохнул он. – Я не видал Чудилу. Где тут его найдёшь, смотри, что творится. Здесь полно других моих знакомых, Миче.
   Я знаю. Я сам склонялся над ними и звал их по имени, но не все откликались. Моя душа была полна ужаса, а живот сводили спазмы.
   - Ты, Миче, или помогай или шуруй отсюда, - сказал Шушик.
   - Но… Что делать надо?
   Сколько – то времени я таскал носилки, потому что больше почти ни на что не годился. Когда я вернулся домой, то рухнул на кровать, как полено, и проспал часа два, пока меня не разбудили.
   - Вставай, Миче, - наш приятель Ловкач тряс меня за плечо. Но мой организм сопротивлялся возвращению из забытья в эту кошмарную действительность. Открыв глаза, я снова закрыл их и отвернулся к стене. Мне всё мерещились эти раненые в порту, эти люди, с надеждой глядящие в море, эта беременная женщина, которую всю в слезах увели с набережной, эти слова Наты: «Миче, ты думаешь, все они утонули?»
   И этот Ловкач, которого мы видели с Назикой, укравшей амулет Сароссе. Я больше ему не верил, и это было горько. Что мы знаем о нём? Он не учился с нами. Он служил на таможне, и мы познакомились с ним через Малька, который привёл его на одну из пирушек по его просьбе. «Прицепился потому что», - объяснил Лёка. Я рассказывал уже, что сам он Ловкача не любил, но тот вошёл в нашу компанию и считался нашим приятелем.
   - А ты, Воки, чего одет, как моряк? – спросил я Ловкача вместо приветствия.
   - Ну вот тебе и здрасти, - засмеялся тот. – Я только что с корабля.
   - Откуда?
   - Миче, ты что? Я уходил с флотом. И, представь, не просто так, а на «Северянине». Хоть и простым матросом, но интересно же!
   - Стоп! – сказал я. – А почему мы ничего об этом не знали? Почему ты не сказал, что уходишь в море, когда мы тебя встретили у ворот? Почему не знал Малёк, а он работает с тобой?  Подожди, он сказал, ты уволился, но ни разу потом не зашёл ни на службу, ни к нам. А мы тоже не могли зайти. Где ты живёшь, Воки?
   - Как же я мог зайти, Миче, если я был в море? Я для того и уволился, чтобы поступить на корабль. А ко мне заходить нечего. Ты знаешь: отец пьёт, и всё такое.
   - Но мы беспокоились. Даже пьяный отец может сказать, где его сын. Ты живёшь в Пониже? Или за городом? – прицепился я. Никто из нас не бывал дома у Ловкача, а вот он у нас постоянно крутился. Что–то он соврёт?
   - За городом, - сказал Воки.
   - На востоке? На севере? – домогался я, хитрый анчу. – Из каких ворот ты выходишь, Ловкач?
   - На севере, - кивнул он.
   - Да нет, погоди, в прошлый раз ты говорил, что вышел через Западные ворота и пошёл домой.
   - Да? Когда?
   - Да когда–то давно.
   - Наверное, я сделал крюк. Наверное, надо было куда–то зайти.
   Хитрый Ловкач, но я хитрее. Наш город с запада на север можно обходить весь день. Хорош крючочек. Брешет наш дружок. Никогда вобще не было речи ни о каких воротах и месте проживания Ловкача.
   - Отца–то как зовут? Встречал он тебя? Мы – так сразу побежали к морю.
   - Встречал? – хмыкнул Воки. – Да он совсем допился. Вряд ли он знает, что флот отсутствовал, а я вместе с ним.
   - Ты как–то странно к отцу относишься. Пусть допился, но он же тебе отец. Ты даже имя его не вспоминаешь.
   - Да ну его, Миче, не о том мы говорим. Ты спроси меня, как всё было. О, как мы расчихвостили пиратов!
   Но я не дал себя уболтать.
   - Вот видишь, - с упрёком сказал я. – Видишь, ты сражался, ты молодец. Тобою надо гордиться. Я замолвлю словечко – и твоего папашу в Лечебнице превратят в нормального человека. Будет у тебя хорошая семья.
   - Да мне и так неплохо. Это у тебя хорошая семья, Миче, вот ты и не понимаешь меня.
   - Да у тебя нет сердца! – фальшиво возмутился я. – Даже не надо в Лечебницу. Вот я сделаю снадобье – и ты станешь давать его папаше два раза в день. Будет как огурчик. Кстати, я вспомнил. Ты говорил, его зовут Джоуш Тэрю. Это важно, Воки, ведь над снадобьем надо четырежды произнести имя клиента. Я дам его тебе через две недели, приходи тогда. Итак, что там случилось в море?
   - Да, - ошарашено произнёс Ловкач, выпучив от удивления глаза. Когда это он сообщил мне имя папы – пьяницы? Ну, вы – то поняли, что никогда, что ему сейчас приходилось врать и изворачиваться. – Да, - повторил он выдуманное мной имя: - Да, Джоуш. А что было? О! Мы напали на пиратов у острова Куа, мы даже не дали им выйти из бухты. Знаешь, кто сказал, что они прячутся там и ждут, пока мы отбудем на Лийские острова?
   - Догадываюсь. Чудила? Он был на «Великой Някке»?
   - Да! Да! Его очень ценит адмирал. Они вечно вместе, - с некоторой обидой подтвердил Ловкач. – Представь, никто не знал, что планы меняются. Всё случилось в последнюю минуту, когда адмирал собрал всех капитанов. Приказ короля. Мы сначала шли намеченным курсом, потом вдруг ночью повернули назад, к острову Куа. Говорят, что это Чудила заранее попросил кого-то из рыбаков или из моряков пошпионить и выяснить, где могут скрываться пираты. Прямо в море подобрали человека на яхте, который очень спешил шепнуть ему об этом. Мог не успеть. Мог просто разминуться.
    Ну вы посмотрите, каков Петрик, наш тайный полицейский! Пока мы с Мальком и Рики рыскали по пещерам, а сам Чудилка сидел под домашним арестом, он ухитрился выслать разведку. У него везде приятели! И точно – могли не успеть разузнать и отчитаться, слишком мало было времени до отхода кораблей. Но вот что интересно: мне померещилось или я и впрямь уловил в голосе Ловкача злые нотки? Он продолжал:
   - А следующей ночью был шторм – и мы напали на них, хоть это было опасно.
   - На пиратов нападать всегда опасно, - буркнул я.    
   - Да, но я в смысле шторма. Такая драка была… Страшно, Миче. Ещё так темно, и волны, и дождь. Но это ещё не всё. Пришлось гоняться за теми судами, что улизнули. Ужас, я просто с ног валился.
   - Ты бегал за кораблями пешком? – усмехнулся я.
   - Нет, просто всё время на ногах, всё время в работе. Ещё дожди без конца. Бои… - голос Ловкача дрожал, он смотрел мимо меня, должно быть, заново переживая все эти ужасы: сражения, смертельную опасность и усталость, угрозу со стороны переменчивого моря. - Мы сражались ещё позавчера. Мы разбили пиратов даже в их логове, на Лийских островах. Да, мы добрались и туда – надо же покончить с пиратством. Часть кораблей контролирует побережье…
   Он ещё что–то говорил, наш новоиспечённый моряк. Я смотрел на него и думал: вот так рушатся приятельские отношения. Враньё насчёт папы, нарочно выброшенный, якобы украденный кошелёк… Что ещё?
   - Ты, Миче, не знаешь, кто тот человек, который для Петрика шпионил?
   Откуда мне знать, меня не было в городе, я не виделся с Чудилой, я не успел нормально с ним поговорить. Я хотел бы знать, какое дело Ловкачу до имени этого человека, моряка или рыбака. Тем более, этих людей, скорей всего, было несколько.
   - Ну… Он же герой! Заслуживает всяческих почестей за такую смелость, - объяснил наш товарищ.
   - Где Чудила, Воки? – спросил я.
   - Где?
   - Я тебя спрашиваю.
   - Ну, вообще–то я думал, что застану его у тебя. Может, он домой пошёл? Может, приехали его родители, и он сейчас с ними? Может, он ранен?
   - Ты когда его видел? – спросил я.
   - Позавчера.
   - До боя или после?
   - Во время. Мелькнул где–то, когда мы…
   Дзинь – дзинь!
   Я вскочил, как потревоженный заяц. Кто–то пришёл!
   По дорожке ко мне бежал зарёванный Рики.
   - Нигде нет Петрика, - захлюпал мой ребёнок, уткнувшись мне в живот. - Хозяйка обещала сразу сообщить, если объявится.
   Чикикука льнула к его ногам и жалостно на меня смотрела. Иногда мне казалось, что она понимает человеческую речь.
   Следом за Рики вошли Ната и Малёк.
   - Пропал без вести, - сказали они. – Вывесили списки. Петрик Тихо пропал без вести. Позавчера.
   - Но это ведь значит, что он найдётся? – проскулил мой очень младший брат.
   Мы переглянулись беспомощно.

   *   *   *
   Пришли наши родители… Ах да, я не сказал, что папу уже отпустили домой. Он уже даже не ходил на процедуры, и выкинул не только костыли, но и палку. Врачи в Лечебнице удивлялись тому, что папа вдруг так быстро пошёл на поправку. Мы с Рики навещали отца почти ежедневно, болтали, а Чикикука забиралась ему на колени. После каждого посещения папе становилось всё лучше и он, смеясь, утверждал, что это от нашей большой любви и внимания… Родители пришли, и мы сидели, не зажигая огня.
   Мне было плохо. Я вдруг каждой клеточкой осознал, что Петрик мне дорог совсем как Рики. Что же мне делать теперь? Кто будет будить меня дикими воплями, залезая в окно, кто будет болтаться у меня по выходным с утра до вечера, лазая с Рики по черешням и ругая меня за то, что я никак не куплю ребёнку ролики? Как мне быть без его упрямой веры в меня и готовности помочь во всём в любой час? Он был частью моей жизни и частью жизни моей семьи. Его родители были далеко, и он приходил к нам, чтобы провести вечер с моим папой за кошмарной умственной игрой, в которую я всегда проигрываю, а Чудила как раз наоборот. А если мама за его чудачества запускала в него мокрой тряпкой, он не обижался, а покорно шёл помогать мыть посуду, если у кухарки был выходной. Думая о Петрике, я вспоминал, что у нас даже некоторые привычки были похожи, и мы перенимали друг у друга разные словечки и выражения быстрее, чем прочие наши друзья. У нас даже в уголке правого глаза было по одинаковой родинке, только у Чудилы она нормальная, а у меня – розоватая такая. И нас обоих это не смущало, а почему это должно смущать нас, мужчин, если нашу красивую королеву такая же родинка в уголке глаза ничуть не портит? Надеюсь, хоть у неё в семье всё нормально.
   Не успел я так подумать, как папа вздохнул, встал и зажёг настольную лампу. Лучше бы он этого не делал. Мы заморгали красными опухшими глазами, а папа грустно сказал:
   - Что ж, это цена победы. Но раз сказано, что пропал без вести, значит, надежда есть.
   Заговорила мама Малька, всегда бывшая в курсе всех сплетен:
   - Король с королевой, бедные люди, у них тоже такое же горе.
   - Какое горе? – спросил Ловкач.
   - Так ведь наш королевич тоже не вернулся. То ли убит, то ли взят в плен, а может, просто утонул. Не все умеют плавать.
   Моя мама вдруг залилась слезами, припав к плечу мамы Наты, и плакала так горько, что у меня сердце едва не разорвалось.
   Папа поджал губы, засопел и отвернулся.
   - Никому не пожелаешь, - тихо сказал он, - тем более другу юности и детства.
   - Кто друг? – поинтересовался Рики, обнимая маму.
   - Как кто? Мы с Охти учились вместе. Только в ту пору никто не звал его «ваше величество», а дразнили Котофеем. Очень хороший человек. Мой и мамин товарищ.
   Удивительне признание! Даже я не знал, хоть я старше.
   - А что же сейчас вы не дружите? – пристал простодушный Рики.
   - Почему – почему, не ясно что ли? – пробурчал Малёк. – Кто дружит с величествами? Только вон Миче.
   - Если у человека горе – надо пойти и пожалеть, - не сдался мой очень младший брат. – Тем более, если человек – друг юности. Пойдёшь, па?
   - Кто ж его пустит во дворец? – постучал по лбу Ловкач. – И у нас у самих горе.
   Натина мама сказала:
   - Но может, королевич найдётся? Может, и Петрик найдётся, раз без вести?
   Ната тихонько заплакала. Чикикука заскулила. А я почему–то вдруг резко вышел из ступора. Я не могу, когда при мне скулят.
   - А что я сижу–то? – заговорил я, подскочив. – Если Чудила живой, я найду его! Эх, сколько потеряно времени! Что же я сидел–то? Больше никогда! Только сразу! Рики, давай, тащи, что нужно. Почему я не додумался погадать?
   - Говорил я тебе, - не сдержался братец.
   - Я  узнаю, жив ли он, и сразу отправлюсь искать. Но мне нужна Петрикова вещь какая–нибудь.
   Говоря это, я уже раскладывал гадательные принадлежности трясущимися руками при свете пододвинутой к себе лампы.
   - Рики, - лихорадочно восклицал я. – Подумай и найди какую – нибудь Чудилкину вещь. Их полно тут. Скорее. Мне очень нужно!
   Получилось так, что я сидел в круге света, а края комнаты тонули в полумраке, потому что это была маленькая настольная лампа вроде ночника. Раскрылась дверь, ведущая в коридор, и оттуда вылетело и закачалось в проёме, в тени, привидение. Самое настоящее. Оно качалось в воздухе туда и сюда, окутанное чем–то вроде облака, а пОлы его белого балахона развевались. Все мы ахнули в один голос, а храбрый Рики заплакал. Чикикука спряталась под диван.
   - Ищешь вещь, принадлежащую твоему другу? – обратился ко мне призрак загробным голосом. – Подойдёт ли душа Петрика Тихо?
   - Нет! – отказался я.
   - Подойдёт. Как это нет? – настаивало привидение. – Подойдёт – подойдёт.
   Оно опустилось на пол и бесшумно скользнуло ко мне:
   - Уже подошла.
   - Что подошла? – совершенно обалдев, прошептал я.
   - Душа.
   - Петрик! – дошло до меня. – Петрик, это ты?!! Ты умер? Нет, ты не умер!!! Ну так я убью тебя!
   Вмиг это чудило было облеплено нами с ног до головы. Мы тискали его и вытирали счастливые слёзы о различные его части тела. Малёк отвесил ему подзатыльник, а потом выдрал его из рук моих родителей в свою пользу. Мой Рики прирос к Петрику, как привитая веточка к молодой яблоне. Чикикука скакала у нас под ногами на задних лапах. Моя мама благородно простила балбесу испорченный мой любимый пододеяльник и обрезанную бельевую верёвку. Папа высказал предположение, что Петрик голодный, Ната сбегала на кухню и принесла еды. Старшее поколение её семьи и семейства Мале водило вокруг хоровод. Ловкач тоже радовался.
   - Я на минутку! – говорил Чудила.
   - Садись ешь.
   - Да я потом поем…
   - Ешь сейчас.
   - Мне бы пойти…
   - Куда ты пойдёшь?
   Он улыбнулся:
   - У меня же есть свои родители? А? Есть? Так они же меня не отпустят. Поэтому я сначала к вам. Но на минутку!
   - Ну так поешь, потом пойдёшь.
   Чудила сел за стол. А куда ему деваться? Он был бледным и оборванным, а левая рука перевязана грязной тряпочкой, но это не мешало Петрику махать ею во все стороны.
   - Ты что? Родители умрут, увидев тебя в таком виде. Миче, дай ему во что переодеться. И посмотри, что у него с рукой. Пошепчи там или что.
   Я вынул Петрика из–за стола и уволок в свою спальню. Он умылся, переоделся, а лапку я ему быстренько залечил. Ну, почти. То была маленькая ранка.
   - Ужас, Миче, я просто с ног валюсь. Вы бы меня отпустили, а то я не дойду. Усну на газоне. Я завтра приду и всё расскажу.
   - Устал, а играешь в привидение, - попенял я. - Ты поешь, а мы найдём тебе извозчика. Хочешь, мы тебя проводим?
   - Я не знаю, Миче, мне как–то неудобно. Мои родители останавливаются во дворце.
   - Представь, - сказал я, - оказывается мой папа и наш король дружили в юности. А теперь получается, не дружат. А что, собственно, тебе неудобно?
   - Мне неудобно, что я вроде как задаюсь. Или что? Ничего? А ты знаешь, бывают в жизни такие ситуации, когда в жертву обстоятельствам приносится дружба.
   - Дурацкие обстоятельства.
   Чудила вдруг рассердился:
   - Не говори ерунды! Если не знаешь, лучше молчи.
   Я удивился. Чудила – это не я. Он гораздо спокойней, и редко выходит из себя. Значит, дело серьёзно, и лучше я пока буду молчать. Я махнул рукой на обстоятельства, всё равно из папы или из Петрика я когда–нибудь вытяну, что тут за секрет.
   Мы вышли в столовую, и Чудилу снова усадили за стол. Глядя на то, как он ест, я понял, что мой друг просто смертельно голоден.
   - Что с тобой случилось, Петрик? – спросили мы его, когда он немного уже наелся.
   - Мы вообще не спали, всё время переживали, - укорил его Рики, ласкаясь к Чудиле, как котёнок.
   - Да всё было нормально, всё как у всех. Сражались мы. А позавчера меня какая–то скотина столкнула в воду. Бой был на палубе.
   - Оступился, наверное, - предположил Ловкач.
   - Столкнула, - упрямо стоял на своём Петрик. – Во время боя стукнула меня по голове. Только я не отключился, а так, немного дезориентировался. Так меня эта дрянь схватила за ноги и перекинула через борт. И уже когда я упал, там, внизу, ударился сам и потерял сознание. Смотрите, какая шишка. Убиться же можно было! Или даже вообще утонуть. Чёртов пират! – поморщился Чудила, поглаживая себя по темечку, а Чикикуку, забравшуюся ему на макушку, по спинке. – Знаете, в чём дело? На обратном пути, позавчера, наткнулись мы на пару их судов. Они сначала где–то затаились, а потом решили рвануть домой, в своё пиратское логово. Да не вовремя высунулись. Им было без шансов уцелеть. Я очнулся, гляжу – нигде никого. Сам я на каком–то обломке. Думал – думал, куда двинуть, потом сообразил. Поймал доску – и вперёд. Не так уж далеко от берега.
   - Ну ты и сказанул! – ахнул Ловкач. – Тебе оттуда было грести и грести.
   Чудила легкомысленно ответил:
   - Да догрёб бы ведь когда – нибудь. Ну, шуровал я доской до глубокой ночи, а потом случайно заснул. Устал. Тут меня будят…
   - Среди моря? – не поверил Натин папа.
   - Ну да, среди моря. Но уже значительно ближе к берегу, я же так быстро работал доской! – (Вы видите, в этом весь Петрик, он никогда не отчаивается). – Я открываю глаза, о! – передо мной шлюпка, полная пиратов. Мама моя! Я чуть не утонул. Я так и сказал: «Кошмар какой!» - говорю. А они хохотать: «Не дрейфь, сынок, залазь, нам по пути. Ты к берегу, и мы к берегу». Я им: «Ну уж нет, не залезу». Они опять гогочут: «Надо бы тебя притопить, да жаль. Молоденький ты ещё. Давай, грузись, довезём. Только, - говорят, - долг платежом красен. Ты уж нас не выдавай на берегу. Мы, - говорят, - затеряемся где – нибудь, будто нас и не было вовсе». Я забрался в шлюпку. Нормально добрались и разошлись в разные стороны. Я гляжу – шлюпка уже никому не нужна, ну и воспользовался ею. До города ещё далеко, а по воде я сократил расстояние. А ворота закрыты, ночь уже.
   - И что ты сделал?
   - Проник через водосток. Там, где в Някку впадает Икка. Надо бы решётку поставить попрочней, я её оторвал.
   - Зачем такие сложности, Петрик? Почему бы нормально не войти в ворота?
   - Когда? Утром? Мне захотелось сейчас. У меня тут вы. У меня мама и папа. Кстати, я бы уже к ним пошёл. Спать хочу невозможно. Сейчас приду и завалюсь.
   - Ну давай, давай, - засуетились наши родители. – Давай иди, мама с папой, конечно, с ума сходят. Бедный Петрик, тебе надо скорей отдохнуть. Мы найдём тебе извозчика. Давай, Миче, ступай, найди.
   Малёк возмутился:
   - Так что, по окрестностям бродит тьма – тьмущая пиратов?
   - Да ерунда, - отмахнулся Чудила. – Они рассеялись. Некоторые займутся чем–то мирным, некоторые – обычным воровством, кого–то переловят, банды, в которые некоторые сплотятся, перебьют. Пройдёт много времени, прежде чем пиратство снова обретёт силу. Я, знаете ли, кокнул их вождя.
   - Кого кокнул?
   - Какого вождя?
   - Ты кокнул?
   - Ты лично?! Сам?
   - Самого Длинного Когтя?
   - Ну да, ну да, - подтвердил Чудила, - ещё в первом сражении, когда был шторм. У острова Куа. Его было легко узнать: злобный, бородатый анчу.
   - О! О-о-о!!! – взвыли мы в полном восторге. – О, Чудила, а говорят, он сражается, как бог, и вообще непобедим!
    - Враки. Легенда. Какое там непобедим, если даже я с ним справился?
   Мы снова повисли на нём, но помня, что Петрик очень устал, быстро отцепились, нашли ему извозчика и отправили к маме и папе. От провожатых он отказался.
   Мы вернулись домой слушать похвалы наших собственных мам и пап. Какие мы у них молодцы! Как они нами гордятся! Как они нас любят! Это очень, очень приятно.
   Но под восторженное обсуждение подвига Петрика, я хмурился и кусал губы. Я помнил, что рассказывал дед: пираты мстят и убивают тех, кому не повезло расправиться с их вождями.
   - Так значит, правда, - спросил Ловкач, - что ты, Миче, приложил руку к разгрому пиратов? Это благодаря тебе корабли сменили курс?
   - Да, это благодаря ему, - с гордостью сказал мой папа.
   Зря он это сказал. Лучше бы с Ловкачом не разговаривать вообще. Мне стало казаться, что это неподходящее для меня знакомство.

Продолжение: http://www.proza.ru/2009/07/06/478