Правило номер один… Когда ты носишь семейные знаки отличия в общественном месте, не делай ничего, что может повредить репутации банды.
После инцидента с Кисаки, Кё и Киёхару с его извращенными репликами прошло несколько спокойных дней. Вытянув ноги на кровати, расслабясь, он наслаждался кратким отдыхом. Конечно, когда наступали редкие выходные дни, он не знал, куда себя деть.
Он уже убрал в квартире и даже затронул богом забытую комнату Киёхару; ни у одного человека в его возрасте не могло быть такой грязной комнаты. Нахмурившись при воспоминании о приключении, которое с ним произошло в его комнате, он зажмурился, пытаясь подумать, что полезного он может сделать в выходной день, и ничего хорошего не пришло на ум. Он догадывался, что на следующий день, когда он снова приступит к работе с Киёхару, ему тут же придет на ум сотня разных занятий, которыми он мог бы заняться вместо того, чтобы терпеть грубый юмор Киёхару.
Медленно проваливаясь в бессознательное состояние, уже почти заснув, он почувствовал, что над ним кто-то стоит и пристально рассматривает его. Это не может быть Киёхару. Он же ушел в офис, его не должно быть дома, в одной с ним комнате, потому что у Рику выходной от него. Приоткрыв сначала один глаз, потом другой, сморгнув, он удостоверился, что его сознание не играет с ним грязных шуток, но сколько ни моргай, он знал, что жуткий образ перед ним – не иллюзия. Он возмутился, уже впав в недовольство, хотя тот еще ни слова не сказал.
– Чего ты хочешь? Я не работаю, если ты за этим пришел. Ты сказал, что у меня выходной, так что я отдыхаю. – Он снова закрыл глаза, успев уловить ухмылку, тронувшую углы рта начальства.
– Я не гоню тебя работать, у меня просто планы на тебя. – Рука схватила его за запястье и выдернула из постели, как он ни пытался вырваться, костлявый гад мощно удерживал его, позволив ему только обуться – и потащил по улице, не обращая внимания на взгляды прохожих.
Не успев опомниться, он прошел несколько переулков и попал в маленький дом, в темную комнату с татами на полу. Он поднял бровь на Киёхару – так что же у него за планы-то? – и тут в комнате образовался гадко ухмыляющийся мужик в возрасте за 60.
– Мори-сан, вижу, вы привели того джентльмена, о котором говорили. – Пожилой человек схватил Рику за руку и толкнул его на мат, и быстрым движением рук перевернул его на живот и сдернул с него рубаху.
У Рику расширились глаза, когда с него сорвали рубаху и тот человек пригвоздил его, он начал вырываться, но Киёхару обеими руками придавил его лопатки, а коленом – позвоночник. Так этот ублюдок наконец устал от него и продал его в бордель или этому старикашке?
– Что вы, блин, делаете?
– Тебе пора сделать якудзинскую татуировку.
У него глаза чуть не лопнули – процесс нанесения якудзинских татуировок был невероятно болезненным, и он забился еще сильнее, ухитрившись изогнуть ногу и пнуть Киёхару в спину, услышав оханье и усмехнувшись, он не прекратил борьбы.
– Борзый он у вас, Мори, и я уже представляю себе, какой ему подойдет дракон и какого цвета.
Дракон? На нем вырежут дракона, он сощурился и наконец ухитрился перевернуться на спину, снизу вверх глядя на Киёхару, пригвоздившего его запястья. Старик вышел за чернилами и иглами, которые ему понадобятся в течение следующих нескольких часов.
– Та блин, я не хочу дракона. У всех есть…
– Не у всех… у тебя должна быть такая татуировка, чтобы было видно, что ты принадлежишь мне.
– Вот поебень. У Хакуэ есть, у тебя есть, и у Кё есть. Я не хочу носить знак, что я якобы принадлежу ему или тебе. Так что отпусти, и я тогда не буду выбивать из тебя дерьмо за эту дурную идею.
Он наконец прекратил вырываться, но Киёхару не отпустил его, по-прежнему сидя на нем, держа его за руки, и сверху вниз глядя на него с усмешкой, которая всегда значила для него что-то нехорошее.
– Я хочу убедиться, что ты никогда не забудешь, что будешь всегда принадлежать мне. Это привяжет тебя к нашей банде, и ты должен гордиться, что тебе такое набъют. Но если хочешь на другой руке, то можно и на правой, но цвет – на выбор старика.
Тихо злобясь, он осознал, что выхода нет, оба были одинаково упрямы, и раз уж Киёхару решил, то как он ни ной, как ни дерись, как ни жалуйся, всё что угодно, – тот не передумает. Киёхару выпустил руки Рику, слез с него и сел рядом с ним на мат.
– А какая нафиг разница, какого цвета? Это всего лишь цвет.
– Вот в этом ты неправ. У Хакуэ красный дракон, и красный цвет означает жизнь.
– Из всех цветов и всех подтекстов ему выбрали… красный? Вы что с ним, вместе курили? Он губит свою жизнь наркотой, и с этой гнусью у него нет жизни. Ты скажи, что это жестокая ирония.
Киёхару подобрал ноги под себя, в комнату вошел старик и расставил все на подносе, развернулся к Рику и начал очищать его кожу. Рику старался не смотреть на старика и сосредоточился на Киёхару и их разговоре, чтобы отвлечься от острых уколов иглы.
– Ему отлично подходит. Вы просто должны ближе с ним пообщаться, и поймете.
– Ладно, значит, красный – это жизнь, а как насчет тебя и… – Он сощурился, осознав, что у Кё и у Киёхару татуировка одного цвета, и он был бабой? Ну уж нет, он не дастся сделать себе точно такую же татуировку того же цвета. – Кё. У него голубая, и у вас одного и того же цвета, значит, это значит «педик», не иначе. Тогда вам подходит.
– Голубой цвет означает спокойствие и вообще-то воду. Мы не ломимся напролом, мы лучше пойдем в обход. Означает гибкость, способность даже в самых напряженных ситуациях оставаться уравновешенным. Конечно, Кё был собраннее и спокойнее, пока не появился ты. – Он опустил глаза, ощутив, что его схватили за ногу, взглянул на Рику, прикусившего нижнюю губу, чтобы сдержать взвизг при уколе иглой, вонзающейся в его плоть.
Процесс был весьма болезненным, когда члены якудзы набивали татуировку – ее наносили традиционным и болезненным способом. Конечно, было нелегко найти художников, которые до сих пор татуировали в старом стиле, но Хироши занимался этим много лет и рисовал уникальные татуировки по божеской цене. Конечно, боль была адская, но он с гордостью носил каждую чернильную гравировку на своей коже.
– Так какого мне цвета?
– Черного, что значит – гаденыш.
– Издеваешься, да? Если ты испаскудишь мою кожу этим цветом, я тебя убъю, когда он закончит.
– Да, издеваюсь. Черный тоже имеет подтекст. Люди могут воспринимать его как зло и обозначение тяжелой жизни, а могут воспринимать и совсем по-другому.
Рику лежал неподвижно, и его свободная рука вцеплялась тому в штаны всякий раз, как кончик лезвия вонзался в его кожу. Он был благодарен, что Киёхару делает доброе дело – помогает ему отвлечься от боли. Ну, хотя бы немного.
– Как это – по-другому?
– Да. В данном случае твой черный дракон означает поглощающий негатив, борющийся с депрессией и скорбью, и самый важный фактор – самоконтроль. – Киёхару усмехнулся, видя, что тот не видит ничего хорошего во всех перечисленных факторах, кроме последнего. – Давай я лучше объясню, чтоб ты так не смущался.
Рику зашипел, когда лезвие вонзилось глубже, чем раньше, в ответ на замечание Киёхару, старик явно сделал это специально, если его будут глубже пырять всякий раз, как Киёхару скажет гадость или он огрызнется, лучше держать рот на замке. Он заскрипел зубами, костяшки пальцев побелели.
– Поглощающий негатив, борющийся с депрессией и скорбью. Когда мы познакомились, у тебя все еще оставалось это наглое, лихое отношение, даже после всего, что с тобой случилось в прошлом. Ты воспринял весь негатив и с помощью самоконтроля стал лучше и сильнее, но сейчас воспринимай дракона как того, кто будет поглощать негатив и помогать тебе справляться с любой депрессией или скорбью, которые тебя ожидают.
У него перехватило дыхание, когда он ощутил, что лезвие еще дальше вонзилось в кожу, и ему было противно, какое глубокомыслие тот проявил и, как всегда, выглядит лучше, чем есть, несмотря на то, что приволок его сюда и заставил набить тату. Гнусный ублюдок.
Тянулись часы, и он смотрел в окошечко на закат, ослабевшие пальцы придерживались за ногу Киёхару, всплеск адреналина утомил его, и за последние семь часов он вел себя более чем покладисто, может, не с самой первой истории, но Киёхару рассказывал ему неправдоподобные истории о своей молодости, что помогало чуть ускорить время и заглушить боль. К этому моменту он был готов уснуть, даже при том, что его кромсало лезвие, а рука онемела. Лицо наморщилось с закрытыми глазами, и тут он почувствовал, что по руке прошлась мокрая ткань, и Киёхару заставил его сесть, он ошеломленно оглянулся, недопонимая, что творится, и тут старик протянул Киёхару зеркало, и тот с ухмылкой показал Рику отражение его новой татуировки.
Он изучал взглядом детали, и цвет так гармонировал с драконом – ему страшно не хотелось признавать, что у старика и у Киёхару был хороший вкус. Пальцы поползли по руке, но старик ударил его по руке:
– Не трогай, дурак! Занесешь инфекцию своими грязными руками.
Он приподнял руку, глядя, как художник бинтует предплечье, и не успел он опомниться, все трое поднялись, старик объяснял, как ухаживать за татуировкой, конечно, он не слушал, пусть Киёхару об этом думает, это же его идея. Он натянул рубаху и застегивался, глядя, как Киёхару расплачивается, и конечно же, перед выходом из дома Киёхару подкатил ему рукав, заявив, что кожа должна быть на воздухе, ну так и есть, пусть Киёхару и заботится о том, к чему его принудил.
Только сейчас начиная осознавать, как он устал, у него утихла вспышка адреналина, но, конечно же, у Киёхару были другие планы – они не пошли домой отдыхать, а отправились в бар, он заказал несколько порций саке, и после всей перенесенной боли он бы не отказался от бесплатной выпивки. Хотя спустя несколько часов, шатаясь после десятого бокала саке, он вспомнил, почему никогда не пил помногу.
Ленивые глаза наблюдали, как парень, спотыкаясь, пытается встать, и он покачал головой, придя к выводу, что тот перебрал. Рику не потягивал, в отличие от него, нет, этот гаденыш опрокидывал одну за другой, вливая в себя залпом, и теперь расплачиваться обоим. Покачав головой, он поднял того на ноги и, проманеврировав, он выбрались на выход, и Рику схватился за фонарь, чтоб не упасть, невнятно говоря и смеясь чему-то, что мог бы понять только другой пьяный.
Похоже, он ошибся, отправившись с ним обмывать татуировку, или, во всяком случае, не проследив, сколько тот выпил. Он подобрал Рику, взвалил его к себе на спину, обмотав вокруг себя его руки-ноги, и поплелся домой.
Рику неподвижно висел на нем; горящие щеки прижались к шее Киёхару, он удобно устроился у него на спине. В трезвом состоянии он бы протестовал, пинался, дрался и требовал отпустить его, но сейчас ему было удобно, а брести пешком совсем не хотелось. Он закрыл глаза, прислушиваясь к его шагам, и каким-то образом во всем сегодняшнем хаосе наступил редкий мирный миг, и он не знал, как это случилось.
Он открыл глаза только когда шаги остановились, его уложили на постель и стали раздевать до трусов, чуть протрезвев на свежем воздухе, но все еще отравленный выпивкой, и увидел, как Киёхару вешает его одежду на тремпель. Этот ублюдок уважает его только когда его нет рядом или когда он пьян, – рассудил он.
– Проспись; утром у тебя будет адски болеть голова. – Рука протянулась выключить светильник у кровати Рику, но не успел он отойти от кровати, повторилась знакомая ситуация – но теперь Рику завалил его на себя. Тот жалостливо взглянул на упитого сотоварища.
– Не уходи так рано, Киё-кун. Давай поразвлечемся. – Рука пробралась между двумя телами; пальцы ощупали его через штаны с пьяной улыбкой на лице. – В смысле, после того, как ты поимел всех подходящих ребят в своей банде, можешь включить в свой список и меня.
В ответ на фразу Рику тот нахмурился, сдержав тихий стон и отодвинувшись от него, мотнув головой.
– Ты пьян, Рику. Проспись. Ты же знаешь, ты бы не заговорил об этом, если бы был… – Губы, прижавшиеся к его губам, оборвали его слова, и на миг он не отстранялся, отвечая на поцелуй, но тут же вспомнил ситуацию. Рику бы ни за что не пришел к нему, он точно знал это, поскольку множество раз дразнил его и намекал, а теперь он посасывал его язык. Он отстранился, покачав головой.
– Рику, ты пьян. Ты бы по трезвости на это не пошел.
– Наверно, истина в вине. По-моему, я это где-то слышал. – Руки лениво обвили шею Киёхару, он был достаточно трезв, чтобы отдавать себе отчет в своих действиях, и достаточно пьян, чтобы свалить вину на алкоголь, но он не мог сосчитать, сколько раз за весь прошедший год этот ублюдочный извращенец делал ему намеки, ощупывал его, отпускал на его счет унизительные сексуальные комментарии, и если он сделает это только раз, оправдываясь тем, что пьян, – Киёхару прекратит свои тупые фокусы. Не давая тому сказать ни слова, он заткнул ему рот губами.
Пальцы расстегивали на нем рубаху, быстро раздевали его и спустились к оставшейся одежде, так же, как и тот мгновения назад раздевал его, хоть и по другой причине. Руки сильнее сжали его шею, он тихо застонал, ощутив, что Киёхару провел губами по его шее, вжимаясь в него бедрами. Если это действительно так приятно, может быть, потом он будет не слишком сожалеть об этом.
Татуированные руки блуждали по его голой груди, пальцы обхватили сосок и нежно покрутили его, в ответ на что Рику выгнул спину, прижимаясь к нему, и одобрительно застонал. Он подшучивал над Рику, что отымеет его, но знал, что этого не будет, – и вот, пожалуйста. Конечно, его должно было посетить чувство вины за то, что он воспользовался моментом, пока тот был пьян, но Рику сам сказал, что истина в вине, так что он всегда может напоминать ему об этом, защищаясь или дразнясь.
Голова опустилась ниже, покрывая поцелуями его грудь, руки скользили ниже по чужому телу, проводя по гладкому животу, и наконец пальцы вцепились в полоску ткани на поясе. Усмехнувшись в живот Рику, он снял последний предмет одежды, который оставил на нем.
Пальцы самого Рику с пьяной неловкостью хватались за рубаху Киёхару, наконец, он сдернул рубаху с его плеч, провел руками по его плечам и обеим рукам, сжимая его бицепсы, и кончики пальцев провели по контуру дракона. Он был почти очарован растатуированной кожей и тем, насколько живым дракон казался в данный момент, словно двигался сам по себе. На миг он зажмурился, чувствуя, что губы спускаются по его груди и животу, – похоже, он компенсирует свое гадство в постели. Руки расстегнули штаны Киёхару и стянули их вниз, он запустил руку между ног Киёхару и грубо сжал его член. Усмехнувшись в ухо старшему товарищу, он услышал тихий стон и скосил глаза, наблюдая за Киёхару.
– Покажешь мне своего маленького друга, на что он годится? – Большой палец провел по щелке, и ноготь прошелся, царапая, по внутренней стороне члена, вслепую проехавшись по налившейся вене.
Киёхару сощурился в ответ на оскорбление – даже пьяный, тот все еще хамит? Шлепком сбросив его руку со своего члена, он бросил на него быстрый взгляд и усмехнулся:
– Если ты правда так хочешь мне отдаться, я не буду тратить время на твою подготовку к моему маленькому другу. – Вслепую он потянулся к тумбочке и нашел бутылочку лосьона, которым Рику смазывал свою сухую кожу, ноя, что у него уже морщины. Он знал, что Рику не девственник, и у него хватало ума не считать его таковым. Конечно, этот козел никогда не признавался, с мужчиной или с женщиной лишился девственности, всякий раз, когда он пытался добиться от него ответа, тот показывал ему пальчик и удалялся, наводя Киёхару на стойкую мысль, что это произошло с мужчиной.
Наклонившись над ним, он раскрутил крышечку и выдавил большую порцию лосьона на ладонь, после чего обмазался холодным кремом, тихо вздохнув, и вытер остатки лосьона об простыню, при взгляде на это пятно Рику утром понял, что это ему не приснилось. Он аккуратно провел рукой между ног Рику, одной дланью придерживаясь за бедро Рику, он медленно просунулся в него, застонав от теплоты сжатых мышц.
– Фак…
Рику опустил взгляд на Киёхару, осознав, что после всех брошенных ему оскорблений, что у него микроскопический член, – он у него не так уж мал, – и прежде чем его пьяное сознание вспомнило, как запротестовать и попросить подождать, – тот уже впихивался в него. Зажмурившись и вцепившись тому в бицепсы, вонзив ногти в его кожу, подвывая из-за отсутствия подготовки – и, если честно, винить было некого, кроме себя. Задержав дыхание и все еще крепко зажмурясь, он пытался приноровиться к более чем бывалому мужчине. Он отнюдь не на прошлой неделе в последний раз отдавался кому-то, у него вообще не было времени на гулянки, потому что Киёхару не давал ему прохлаждаться, и воскресив в памяти все его приставания, он недоумевал, как у них за целый год ничего не было.
Мысли быстро исчезли, когда он почувствовал, что тот подался назад и снова вдвинулся в него, тихо постанывая, когда Киёхару нашел ритм и острая боль медленно превратилась в тупую, но в данный момент ничего приятного. Пальцы на бицепсах Киёхару ослабели, он издавал стоны с каждым его толчком.
– О боже… – Голова вжалась в подушку, наконец он приспособился к размеру партнера и двигал бедрами в такт его ритму, руки упали на простыню и сжимали ткань с каждым толчком.
Минутное дело – тупая боль превратилась в нечто намного более приятное, когда Киёхару толкнулся в него каким-то особенным образом, и тот изогнул спину на матрасе, вцепившись в простыню, тихо задыхаясь.
– Давай так… еще раз. – Он убеждающе сдавил его бедрами, обвил ногами талию Киёхару и обвил руками его шею, прижимая его к себе. Его тело содрогалось всякий раз, когда тот шептал его имя ему на ухо, с каждым толчком в него.
Киёхару задыхался, дыхание сбилось, толкаясь в него, он тихо застонал, ощутив, что ноги обвились вокруг него и Рику притянул его к себе, заставляя его войти глубже. Сам он вцепился в бедра Рику, убеждаясь, что с каждым толчком он задевал то самое место, благодаря чему тот начинал стонать громче.
У Рику просветлело в голове, и он был уверен, что близок к кульминации, его бросило в жар, и даже не из-за алкоголя, хоть и голый, он пылал, снова вцепившись ему в бицепсы, ощутив, что тот снова задел ту самую точку. Бедра грубо притянули Киёхару к себе, он ощутил, что достигает пика, а тот тоже это чувствует, сильнее и грубее толкаясь в Рику и доводя его до ручки. Пальцы впились в кожу Киёхару, голова откинулась на подушку, а бедра приподнялись, когда он достиг пика.
– О боже… Киё…
Его грудь вздымалась и опускалась, пытаясь выровнять дыхание и успокоить сердцебиение, но это было нелегко, ведь тот стонал его имя и все еще толкался в него, и Рику тихо постанывал при каждом его толчке.
Киёхару застонал, ощутив, что мышцы сжимаются вокруг его члена, держась руками за матрас, двигая бедрами и чувствуя, что сам близок к пику. Минутное дело – и он ощутил, что сам достиг кульминации, грубо дернув бедрами и прижав его к себе, запрокинув голову и закрыв глаза.
– Рику… Фак…
Он кончил в него и почувствовал, как его тело содрогнулось под ним, и аккуратно вышел из него, съежившись рядом с ним на узкой кровати, тонкий слой пота покрывал его тело, он лениво покосился на него и усмехнулся.
– Даже пьяного тебя приятно отодрать… – Он фыркнул, их тела прижались друг к другу, руки-ноги переплелись, Киёхару было лень пошевельнуться, и вместо этого он закрыл глаза и наслаждался медленным стиханием вспышки адреналина.
Рику закатил глаза в ответ на его замечание и медленно начал осознавать, что они наделали, алкоголь действительно помутил его сознание, но если это было не то, что ему требовалось после полного стресса года, проведенного с Киёхару, тогда он не знал, что еще предпринять. Уставясь в потолок, он покачал головой, напоминая себе, что клялся самому себе, что никогда не переспит с этим козлом, но вот, пожалуйста, вот тебе и «никогда», и, похоже, еще пару раз повторить это «никогда» будет не так уж плохо.