Любовь

Листовой
Однажды я пил. Долго пил. В народе про такое говорят - "Он запил!". Ну и дальше порицают жесточайшим образом.
"Пьянь!" - кричала соседка.
"Алкаш!" - зло кинула трубку мать.
"Алкааааш..." - участливо похлопал по плечу отец, незаметно пряча в карман предпоследнюю бутылку.
"От вас до нормального члена гражданского общества, как от "Аленки" до "Сникерса"" - приговаривал антисоветских взглядов старичок, тусовавшийся около ларька.
Но внезапно мрачная картина мира рухнула:
"Да ладно, все обойдется!" - сказал товарищ, вручая мне поллитра пива - похмеляться - и минералочки, на попозже.
- Щас мы тебе быт устроим, туда-сюда, уборочку сделаем, потом Ольку позовем...
- Науий Оклу?
- Что-что?
- Оклу науийи?!
Глотку жгло и мои речи со стороны походили на неумелые попытки гуся научиться говорить. Тем не менее, товарищ мыслил верно - одна Олька умела нормально готовить в нашем общежитии. Но помимо этого у нее еще была куча других достоинств. В смысле помимо груди и готовки. Она была сострадательна и ненасытна в любви, за что любима всеми, даже теми, кто и слов-то таких не знал.
- Науиии иоо, се женчны сууии!
Ничего не помогало - товарищ не понимал ни-чер-та. Но тут мой глаз с минус восемью и линзой сверху сумел поймать фокус - по нежным ее изгибам стекали прохладные капельки и ее формы были совершенны, она уже оказалась в моих дрожащих от вожделения руках, я бессильно провел языком по ее нежному птичьему горышку...
...и резким движением открыл бутылку светлого за тридцать. Счастье заполнило меня всего, мир приобрел знакомые очертания, а товарищ тут же обрел имя, номер телефона и определенную резонность в речи.
Толик жил в одной комнате со мной вот уже три года подряд - он был с химического и вечно подшучивал над нами, писаками:
- Давайте-ка найдем логичное решение!
или
- Да тут все элементарно, как по формуле!
...а мы-то его и не понимали - знай строчили в своих блокнотах, на салфетках, прямо на ладони. Они делают по схеме, а мы, мол, творим - свободу нам, мы вольные умы, попрем мы с пьедестала водку сами, не нравится, давай-ка, с кулаками...!
Я бормотал в тот же миг восстановившимся голосом и собирал глаза в кучу:
- Толь, а где ботинки мои новые?
*..и лишь молчание в ответ, давай, быстрей, бей в гонг - обед!...*
- Тооооляааа?!
*...кладя полотна скатертей, мы упиваемся победой - а ну, товарищ, поскорей, бежим, бежим, уже обедать!...*
- Сука ты, Толя.
Я молча стоял посреди грандиозного бардака, весь великолепный в своих чистых белых трусах и с бутылкой пива и впервые думал прозой:
"Наверное вот она, взаимовыручка."
А Толя бежал по лестнице в новеньких белых ботинках и думал о друге. Он пробежал мимо уснувшей консьержки, открыл дверь и там стояла Она. Оленька.
- Пойдем погуляем?
- Конечно, с таким-то красавцем! Новые ботинки? На зарплату купил? А куда пойдем?
Они щебетали друг-другу нежные слова и удалялись в парк.
Выше них на шесть этажей в темном проеме окна мои белые трусы отражали закат, тонувший в грусти моих глаз:
- Вот сволочь, собственник. А я-то думал, у нас любовь...

Москва , 2009. Листовой.