2. Хозяйственный принцип и социализм
Нетрудно увидеть в начертанной Б.Бруцкусом картине классического (без нынешних угрожающих его связям монополий и огосударствления в целых отраслях) капиталистического хозяйства «общество социального равновесия» А.П.Федосеева. В таком обществе предпринимателей должно быть много. Каждый из них, планируя и осуществляя свою деятельность, имеет дело с неизмеримо меньшими объемами текущей и прогнозивной информации, чем учетно-планирующий орган централизованной социалистической экономики. Успех частного предпринимателя, соответствующим образом организующего и вознаграждающего своих работников, решается его способностью предвидеть и лучше, раньше своих конкурентов удовлетворить Его Величество Спрос, т.е. потребителя. В отличие от 1922 года, сегодня множество государственных и частных институций готовы предоставить предпринимателю интересующую его, пусть и не полную, но существенную информацию. Но то же имеют и его конкуренты. Задача раньше и лучше других предвосхитить спрос остается насущной*. [* Здесь возникает очень важный вопрос о невмонтированности в конкурентной рыночное предложение моральных критериев: производится и продается все, что имеет платежеспособный спрос. Хотите морально оздоровить предложение – ищите путей повлиять на характер спроса. Существуют, разумеется, или могут быть введены законодательные ограничения на аморальное предложение (наркотики, порнография, проституция и пр.). Но при наличии спроса с повышенной платежеспособностью они ловко обходятся. Борьба за моральное оздоровление спроса и за исключение аморального предложения – сложнейшие задачи свободного общества. Зато в условиях, где поставщик один и внеконкурентен, его мораль становится в огромной степени (отклонение есть) законом для общества. В дальнейшем, однако, мы этой стороной проблемы заниматься не будем здесь, так как Б.Бруцкус ею не занимается.] За неумение ее решить расплачиваются конкретный производитель и его работники.
Прежде всего, Б.Бруцкус отмечает, что в условиях социализма отсутствует та кровная заинтересованность поставщика в успехе на рынке, которой движимо частнохозяйственное производство. Этим он сразу, на заре «реального социализма» (в годы недолгого флирта большевиков с капитализмом – НЭП), определяет один из его неотъемлемых коренных пороков. Он говорит:
«Социалистическое общество, в отличие от капиталистического, не обладает армией предпринимателей, которые всем своим имущественным положением заинтересованы в успехе производства. Лица, возглавляющие социалистические предприятия, материально не выигрывают от их успешной работы и не проигрывают от их неуспешной работы. Не они платят за использованные в производстве труд, капитал, естественные силы, и они ничего не получают за отданные обществу продукты производства. Риск каждого данного производства всеми участниками его перекладывается на все общество в целом».
Все шестидесятипятилетие, истекшее после опубликования работы Б.Бруцкуса в «Экономисте», за исключением нескольких лет НЭПа, и то – частично, высшие инстанции социалистического государства тщетно ищут путей искусственного воссоздания этой стихийной заинтересованности «в успехе производства» без восстановления свободного рынка и частнохозяйственной (домонополистической) конкуренции. И, естественно, таких путей не находят. Строится один этаж проверяющих и контролирующих инстанций над другим; вводятся или предлагаются наценки за высокое качество продукции и снижение зарплаты производителей и администраторов за ее низкое качество. Ленин возлагал все свои надежды в этой области на Рабоче-крестьянскую (а на деле – чиновничью) инспекцию – Рабкрин, которой при нем руководил Сталин, и задыхался от возмущения, констатируя беспомощность и неэффективность Рабкрина. На всех предприятиях были созданы ОТК (отделы технического контроля). Но и они, их работники, как и все прочие контролеры, не проявляли цепкой собственнической заинтересованности в выпуске ничейными предприятиями хорошей продукции. В 1987 году на 1900 предприятиях начали работать государственные приемочные комиссии, проверяющие продукцию после ОТК. На ряде заводов до 80% продукции оказались браком. Зарплата на этих предприятиях резко упала.
Опыт продолжается. В приемочных комиссиях заняты десятки тысяч людей, хотя пока что ими охвачено лишь меньшинство предприятий. В ходе работы таких комиссий выявилось и продолжает выявляться, что низким качеством обладает уже та исходная документация, на основании которой изготавливается продукция, что (тоже низкому) утвержденному государственному стандарту (ГОСТу) не отвечают сырье и полуфабрикаты, получаемые от смежников (сотрудничающих предприятий). Проверкой всего этого надо было бы занять миллионы людей. Но и эти люди будут не собственниками, кровно заинтересованными в одобрении своей продукции ее непосредственным потребителем, а равнодушными наемниками государства. Ради спокойного существования всей совокупности его чиновников они рано или поздно найдут лазейки и будут работать Формально. Только та простая зависимость, о которой говорит Б.Бруцкус* [То же – в массе своих работ – и А.П.Федосеев.] (конкурирующие на рынке собственники – производящий отбор для себя потребитель), может решить проблему. И, что самое важное, также решение ставит «успех производства» в зависимость от критериев, потребностей и вкусов потребителей (общества), а не государственных наемников, в идеальном случае (если они не «халтурят») осуществляющих критерии государственной власти, а не общества. Еще раз хочу отметить, что монополистическая ситуация приближается к социалистической (чем полнее монополизм и крупней монополии, тем более).
Здесь же, в самом начале своей работы, Бруцкус определяет еще одну фундаментальную и неустранимую трудность функционирования социалистической экономики. Исключение из общественного обихода такого самоорганизующего начала, как свободный частнохозяйственный конкурентный рынок, скачкообразно и принципиально повышает роль хозяйственного учета, который призван вооружить управляющие инстанции своевременным и достаточно полным знанием ситуации. Он пишет.
«...хозяйственный учет имеет в социалистическом обществе гораздо большее значение, чем в капиталистическом. Капиталистический предприниматель, если ему угодно, может совсем не вести никакого счетоводства. Тем хуже для него – он будет работать вслепую. Но перед народным хозяйством его ответственность этим нисколько не ослабляется, ибо все ему дается обществом по оценке и все у него принимается обществом по оценке. «И не уйдет он от суда мирского...» За растрату производительных сил он ответит своим достоянием и своим собственным положением. Иначе обстоит дело в социалистическом хозяйстве. Если глава крупнейшего предприятия в социалистическом хозяйстве ведет его без надлежащего учета и расчета, то он может лично жить совершенно спокойно, как бы руководимое им предприятие вследствие нерациональной организации производства ни расточало производительных сил общества. Всякое такое предприятие является своего рода больным членом хозяйственного организма, его истощающим, и из того, что болезнь не обнаружена, от этого она не становится менее опасной; ведь и на теле опаснее всего рана, которая не болит. Итак, ничто не может быть для социалистического общества опаснее, как атрофия хозяйственного учета, ибо в этих условиях конечная дезорганизация его хозяйства неизбежна.
Именно такое явление атрофии хозяйственного расчета мы наблюдали в России, параллельно со стремительным разрастанием социалистического хозяйства за счет частного, параллельно отмиранию рынка и денежной системы. Уже в упомянутом труде Н.Бухарина «Экономика переходного времени» на примере железнодорожного транспорта убедительно доказывается, что ценностный учет, проводимый старыми методами, потерял всякий смысл. Однако это обстоятельство, по-видимому, не вызвало никакой тревоги в душе теоретика социализма. Н.Бухарин сознает необходимость какой-то другой системы учета, но не останавливается на выяснении ее принципов. А между тем именно в этом заключается самое больное место нашего социалистического хозяйства. Мы получаем молоко, выпекаем хлеб, чиним вагоны, перевозим уголь, но никто не может сказать, во что обходится молоко, выпечка хлеба, починка вагона, перевозка угля. Такое положение неминуемо должно было привести народное хозяйство к катастрофе, и оно его к ней и привело.
В настоящее время мы видим, как государство пришло к убеждению, что так дальше вести хозяйство нельзя. Оно нашло выход в восстановлении свободного рынка и в ценностном учете отдельных предприятий государства, построенном на директивах, исходящих от рынка. Этот выход из создавшегося тяжелого положения, очевидно, лежит уже не в плоскости социалистического хозяйства, как таковое понимается в марксизме. Нас интересует разрешение проблемы хозяйственного учета именно в пределах марксистского социализма».
Теперь мы знаем: свободный рынок был восстановлен временно и частично. Ленин и его преемники и в годы половинчатого и подневольного НЭПа претендовали на полный учет и подконтрольность государству происходящего во всех секторах народного и государственного хозяйства, в том числе и в частном. Наконец, теперь, через шестьдесят пять лет после опубликования статьи Бруцкуса, управляемая советская «гласность» то и дело, невольно, а иногда, может быть, и сознательно, выходит из предписанных ей границ и воссоздает картину катастрофическую. Но никаких признаков движения к разрешению проблемы посредством, пусть медленного и поэтапного, но неподдельного реконструирования свободного частнохозяйственного конкурентного рынка пока что в СССР не наблюдается. Поэтому и «нас интересует разрешение проблемы хозяйственного учета именно в пределах марксистского социализма», который продолжает господствовать в СССР.
Напомним читателю: Маркс, Энгельс, Ленин и другие марксисты и немарксистские социалисты много писали об отмене денег и натурализации обмена и распределения уже на ранней стадии социализма. Большевики вполне серьезно обсуждали этот вопрос уже в послеоктябрьские годы. Именно поэтому, как пишет Б.Бруцкус, «Н.Бухарин, констатировав атрофию старых форм учета, полагает, что они должны быть заменены натуральным учетом. Эту мысль подробнее разработал А.В.Чаянов*. [* Методы безденежного учета хозяйственных предприятий. Труды Высшего Семинария с.-х. экономии и политики при Петровской С.-Х. Академии. Выпуск 2. М., 1921] Он полагает, что таким путем получится возможность сравнивать степень рациональности постановки отдельных предприятий социалистического хозяйства. Применяя свой метод к сельскохозяйственным предприятиям, он приходит к расчетам такого типа: на 1000 единиц зерновых продуктов использовано 30 единиц труда, 90,0 единиц продовольствия, 8,6 единиц земли, 0,2 единиц тяги, 26,6 единиц построек, 0,4 единиц инвентаря, 1,6 единиц материалов, 0,03 единиц топлива. Для того чтобы получить эту достаточно сложную формулу, А. В.Чаянову пришлось искать общую единицу для всех продуктов продовольствия, общую единицу для всех построек, общую единицу для инвентаря от бороны до паровой молотилки, общую единицу для всех материалов от смазочного масла до веревки. Нечего говорить, что все эти единицы совершенно условны, если не сказать произвольны».
В те же самые дни, когда Бруцкус констатировал невозможность «старых форм учета» и фиктивность предлагаемых новых в огосударствленном хозяйстве, лишенном неподдельного рыночного регулятора, и когда фантазировал А.В.Чаянов, Ленин в своих требованиях к учетно-контрольным и плановым аппаратам созданного им государства намного превосходил фантазии Чаянова.
Ведя свою партию к власти, Ленин так хорошо умел разрушать, что ни он сам, ни его сторонники не сомневались в его столь же уникальном умении СТРОИТЬ.
Но после более или менее полной стратегической победы, когда на Ленина всей тяжестью навалились завоеванные им для себя и партии полномочия, оказалось, что странные свойства химеры, которую он создал, застали его врасплох. Ни Маркс, ни Энгельс, ни его собственное воображение не помогли ему использовать эту поистине небывалую в истории государства российского власть для воплощения в жизнь владеющей им доктрины. Утопии неосуществимы по определению. Но ни Ленин, ни его окружение не понимают, а главное – не хотят понимать, что их сознанием владеет утопия.
С одной стороны, как всякий опытный руководитель, Ленин знает, что секрет успешного управления связан с необходимостью обозревать, направлять и вовремя корректировать ВСЕ движения управляемого объекта. Он уверен, что этот секрет постижим. Привычный радикализм мышления, привычный однолинейный детерминизм марксистской социальной логики Ленина не позволяют ему рассуждать иначе. К чему тогда было бы все, на что он шел до сих пор?
Он не хочет отказаться от веры, что в принципе организационное решение надвинувшихся на него новых задач возможно. С другой стороны, он не может этого решения найти. Он физически задыхается от мизерности, от непоправимого запаздывания, от ненадежности доступных ему крох понимания происходящего. Он не знает, как извлечь необходимые ему сведения из необозримого лабиринта отношений и дел, которыми он взялся командовать. А лабиринт еще и непрерывно «дрейфует» во всех своих бесчисленных частностях. И сопротивляется тому, что Ленин считает разумным и необходимым.
Осаждаемый незнакомыми раньше задачами и упорно пытаясь решать их привычными радикальными мерами, Ленин уподобляется человеку, плывущему против течения в густом и тяжелом грязевом потоке. Блестящий самосохранительный вираж НЭПа, который спас партию, ослабил напряжение ненадолго, потому что и новая экономика должна была, по замыслу Ленина, быть полностью регулируемой и управляемой. Задач стало не меньше, а больше, ибо возникла необходимость совмещения несовместимого: свободы торговли и полновластия партии. Инстинктивно нащупав главный момент задачи (всегда знать все о происходящем в системе), но не понимая, что этот момент и делает задачу невыполнимой, Ленин упрямо требует от своих аппаратов сведений, сведений и сведений, которых ему никакие учреждения с нужной для успешной работы полнотой, оперативностью и достоверностью дать не могут.
УПРАВЛЯЮЩЕМУ
ЦЕНТРАЛЬНЫМ СТАТИСТИЧЕСКИМ УПРАВЛЕНИЕМ
16/VIII.
т. Попов!
...Надо уметь выделить практически важное и спешное, откладывая академически ценное в долгий ящик.
...надо составить, вместе с Госпланом, своего рода index-number (число-показатель) для оценки состояния всего нашего народного хозяйства и обязательно вырабатывать его не реже раза в месяц, с обязательным сопоставлением цифр довоенной, затем 1920 года и, по возможности, 1917, 1918 и 1919.
При невозможности получить точные цифры, должны быть указываемы приблизительные, предположительные, предварительные (с особой оговоркой о каждой такой или подобной категории).
...Какие цифры должны быть взяты для index-number, это должны определить Ц. Стат. У. и Госплан...
Председатель СНК В.Ульянов (Ленин)»* [* Ленин В.И., Соч., изд. IV, т. 33, стр. 9-11, «Письма в Центральное Статистическое Управление».]
Кроме ежемесячного «числа-показателя», рассчитанного на основании нескольких главных (?) данных и призванного охарактеризовать хозяйственное и организационное состояние огромной, взбаламученной непрерывной семилетней войной страны, от ЦСУ требуются также:
«1. Ежемесячные сводки о распределении продовольствия государством.
2. Ежемесячные сводки о предприятиях, переводимых на коллективное снабжение.
3...Определение количества произведенных продуктов, притом самых важных.
4. Производство, распределение, потребление топлива. Абсолютно необходимо ежемесячно в итогах...
5. Ежемесячные сводки о товарообмене...
6. …Если не ежемесячно, то раз в 2-3 месяца абсолютно необходимы сводки хотя бы для начала о «наличных штатах» в сравнении с довоенными или с штатами других ведомств, других губерний.
7. Выборка, для небольшого числа типичных предприятий (фабрик, совхозов) и учреждений а) наилучших – образцовых, б) средних и в) наихудших...»* [* Ленин В.И., там же, стр. 12-14, «Письма в Центральное Статистическое Управление».]
То, что мной процитировано, далеко не исчерпывает ленинских ежемесячных требований, предъявляемых ЦСУ.
Разумеется, рассчитать чудодейственное «число-показатель» никаким инстанциям не удается. И никакой ежемесячный «балл поведения» (оценка состояния всего общества), выработанный ЦСУ или Госпланом и положенный на стол Ленина, не вооружил бы его отчетливым представлением обо ВСЕЙ МАССЕ процессов, стоящих за этим баллом. А для того, чтобы регулировать эти процессы с той степенью верховного произвола, которого жаждал Ленин, надо было знать обо всем ВСЕ.
Мог ли Ленин хотя бы подозревать, что встретится с таким затруднением? Несомненно. Работы «ученейшего дурачка» Спенсера (Ленин), широко обсуждавшиеся в России с 60-х годов прошлого века, убедительно предсказывали затруднения победившего рационализаторского** [** Я другого не знаю.] социализма. «Ренегат» и «оппортунист» Э.Бернштейн, «парламентский кретин» Каутский (Ленин), «Иуда» Струве (кличка, под которой иногда фигурирует П.Б.Струве в конспиративной переписке Ленина) и другие современники Ленина опередили многие фундаментальные выводы современной науки об управлении, предсказывая все эти неустранимые затруднения.
Ленин обвинял их в продажности, в тупоумии, в непонимании Маркса и отмахивался от их корректных и доказательных соображений, как от назойливых оводов.
Как мы увидим несколько позже, он отмахнулся и от предостережений Б.Бруцкуса в «Экономисте». Бруцкус не мог тогда знать содержания писем Ленина в ЦСУ и Госплан, но, уничтожительно критикуя А.В.Чаянова («если же все единицы построек, продовольствия, земли, инвентаря свести к одной единице, то таковую следует, наконец, назвать»), он тем самым перечеркивает ленинскую мечту о чудодейственном «числе-показателе». Ведь Ленин хочет в свой «index-number» включить не только количество всех средств производства в системе, но и всю массу ежечасных взаимодействий между ними («состояние всего нашего народного хозяйства» – 16 августа 1921 г.). В капиталистическом хозяйстве такая единица есть: это денежная единица, принятая в данном хозяйстве, и то, что можно за нее купить. Это соотношение между денежной единицей и ценами товаров и услуг в конкурентнорыночном хозяйстве складывается стихийно. Для конкурирующих поставщиков цена должна включать в себя себестоимость товара и прибыль, без последней производство для них бессмысленно. При этом конкуренция «прижимает» цену к себестоимости, не позволяя прибыли быть непосильно высокой для общества. Потребитель соотносит свою готовность заплатить за товары и услуги ту или иную цену со своей заинтересованностью в этом товаре и услугах и их качествах, со своей платежеспособностью и с минимальной ценой, присутствующей на рынке. Все эти критерии потребителя должны учитывать конкурирующие друг с другом поставщики, каждый на своем, сравнительно узком, а потому для него более или менее обозримом участке рынка. Огосударствление экономики и уничтожение свободного конкурентного рынка возлагает на планирующую (она же ценообразующая) инстанцию, исповедующую задачу определения того, какое количество труда (?) вложено обществом в каждый вещественный или духовный (информационный) товар, в каждую потребляемую услугу. Иначе, как произвольно, определить эти количества труда (по Марксу – стоимость товаров-услуг) невозможно.
Свою вторую главу Бруцкус заканчивает переброской мостика к определению этой невозможности:
«С.Струмилин и Е.Варга, которые на страницах «Экономической Жизни» подходили к проблеме учета, оба отвергли метод А.В.Чаянова и оба пришли к заключению, что подобно тому, как капиталистическое хозяйство имеет в рубле единицу для измерения всех ценностей, вращающихся в нем, так и социалистическое хозяйство должно обладать подобной единицей ценностного учета. С этим нельзя не согласиться: без ценностного учета никакое рациональное хозяйствование ни при каком социально-экономическом строе невозможно. И в полном согласии с принципами марксизма Е.Варга и С.Струмилин признали, что труд должен явиться мерилом ценности. Если и в капиталистическом обществе, по Марксу, труд является, хотя и в скрытой форме, основой общественной оценки хозяйственных благ, основой их меновой ценности, то в социалистическом обществе труд должен быть сознательно положен как мерило ценности.
Посмотрим же, что может дать социалистическому хозяйству трудовой учет ценности продуктов. Вопрос этот представляет громадный теоретический интерес, ибо он стоит в теснейшей связи с теоретическим значением основных в марксизме концепций экономической деятельности».