Стр. 57-60
На небольшой, отдельно плавающей льдине, собралась группа пингвинов адели. Говорят, что на одной из стадий эволюции они были летающими птицами и свободно парили в воздушном пространстве Пангерии, изредка садясь на ветви древовидных папортников, чтобы немного отдохнуть от бесконечных полётов. И как бы в подтверждение этого, группа наблюдаемых нами пингвинов начала отчаянно похлопывать своими рудиментарными крыльями, как будто пытаясь взлететь. Но жирное тело и атрофичные конечности не давали этого сделать. Оставалось только топтаться на месте, вертеть головой, нелепо взмахивать передними ластами и пронзительно кричать тогда, когда над их головами пролетала большая рябая птица-поморник с перепончатыми крыльями, имеющая воровскую привычку покушаться на пингвиньи яйца аделей или на молодых птенцов этих небольших и очень проворных пингвинов.
По своей природе адели – явно выраженные холерики. Тогда как «императоры» – большие, степенные пингвины – типичные флегматики. Глядя на этих бывших птиц, можно было бы предположить, что и человека может постигнуть подобная участь, и через какие-нибудь 10 – 20 тысяч лет homo-sapiens будет шатко стоять на маленьких рахитичных ножках и изредка шевелить тонкими короткими ручками, растущими не Бог весть откуда. Пузо у него будет большое и лоснящееся, как у пингвина, а голова и того больше, поскольку всё это время очень много думала, как бы послаще поесть и поменьше двигаться. И тогда уже подобие образа Божия он потеряет навсегда и окончательно. Надеюсь, это распространится не на всех. Однако, что касается пингвина, то он очень хорошо приспособился к водной среде и передвигается в ней стремительно быстро, проворно и свободно, яко птица в небе. Решение поменять среду обитания было единственно верным для дальнейшего выживания древней птицы-пингвина. Иначе она бы замёрзла вместе с заматеревшим от холода материком, и мы никогда бы не увидели прекрасное создание Творца. Творение не исключает Эволюции.
После обеда на лёд выползли позагорать тюлени Уэделла. Они совершенно не обращали на нас внимания и лежали неподвижно, как брёвна. За ними появились небольшие киты, которые стали резвиться прямо под бортом стоящего неподвижно парохода. Вдоволь наигравшись, они с шумом захватывали через верхнее дыхало воздух и заныривали под припай, чтобы вынырнуть, может быть, за несколько миль в другом месте – в другой полынье или на чистой воде открытого моря за кромкой плавучих льдов. В некоторых случаях взрослые особи могут плыть на очень больших глубинах в течение часа и более. Эти киты очень пугали пингвинов, которые пробкой выскакивали на припай или на отдельно плавающие куски льдин и, наверное, от возмущения начинали гомонить и активно вертеть головами. Скорее всего, пингвины принимали безобидных китов за касаток или морских леопардов, которые в тех местах не редкость и считаются большими «гурманами» по части тамошней живности.
Учёная братия из экспедиции затеяла жаркий спор по поводу названия этих китов. Одни утверждали, что это киты Минка, другие называли их карликовыми полосатиками.
– Какой же он полосатик! – возмущался один, – у него тогда на брюхе должны быть полосы.
– А ты поднырни и увидишь, – советовал оппонент.
– Вот сам и ныряй.
– А мне и нырять не надо. Я по конфигурации вижу. Да и вообще – это ареал обитания полосатиков.
В конечном итоге, все остались при своём мнении, и я не могу к этому ничего прибавить и оставляю читателя в неведении по поводу точного названия виденных нами китов.
Как раз во время выяснения породы показавшихся под бортом китов наш механик-водитель Саша Кулакевич по кличке «Кальмар» ловил рыбу. Он стоял на кормовой части парохода и далеко забрасывал тяжёлое грузило с блесной. Долетев до воды, оно опускалось на ту глубину, которую Саша считал достаточной для прохождения косяков хищных рыб, после чего начинал с остервенением крутить спиннинговую катушку. При очередном броске несколько императорских пингвинов, стоящих на низком барьерном карнизе, вдруг нырнули в воду, и один из них стремительно ринулся вдогонку убегающей блесне, заманчиво сверкнувшей своим латунным боком. Саша начал невпопад дёргать спиннинг, пугливо озираться по сторонам, искать хотя бы моральной поддержки у наблюдающих эту картину зрителей. Но немногочисленные зрители были беспристрастны и молчаливы. Когда пингвин заглотил блесну, – а идеальная прозрачность воды позволяла досконально наблюдать весь происходящий процесс в деталях, – глаза пингвинолова от испуга (если не сказать от ужаса) сделались абсолютно круглыми и стали похожи на две большие агатовые бусины, усы же выдвинулись вперёд, как на шарнире, и заняли ответственную передовую позицию, через которую, словно через мушку прицела, проходил шальной взгляд удильщика. Пингвин оказался жирным и толстым, килограммов на 50. Он несколько раз с силой дёрнул лесу, крутясь в воде, как волчок, и она очень скоро порвалась. «Император» опрометью выскочил на лёд и начал что-то яростно и пронзительно кричать, отчаянно мотая головой. Два его собрата, тоже выскочившие вместе с ним, внимали его воплям и, наверное, ничего не могли понять. Саша стоял на кормовой палубе, слегка пошатываясь, как боксёр от лёгкого пьянящего нокдауна.
– Вот такой пингвин сорвался!.. – рефлекторно проговаривал он, делая сумасшедшие глаза и поднимая брови к затылку.
Он разводил руки на всю ширину и ходил так между очевидцами.
– Вот такой, – повторял будущий механик-водитель по кличке «Кальмар».
И все ему верили, потому что пингвин этот стоял на льдине напротив.
– А теперь давай на кита, удила... – ехидно советовал кто-то из присутствующих, поймаешь, тогда и посмотрим, полосатик это или Минка.
После этого случая по нашему судну ходил упорный слух, что кальмар чуть пингвина не поймал. И это была чистейшая правда. Потому как кличка «Кальмар» приелась к Саше ещё с тропической зоны, где ему удалось выловить довольно крупного представителя этих беспозвоночных, коих он раньше никогда не видел и не знал об их существовании.