Глава вторая.
Тень дракона.
Сентябрь в Сноудоне похож на свадьбу солнца.
Леса надевают золотые наряды, а небо становится чище горного хрусталя. Последнее тепло уходящего лета похоже на тонкое кружево, приготовленное для большого праздника. Но закончится веселье, и его спрячут в сундук, где оно необратимо пожелтеет, навек утратив чистую белизну. Уже дышит закат холодом зимы, собирая серые перины туманов, уже тают дни, уступая власть мраку долгих ночей. И все тревожней становится на душе, будто ждешь не очередную смену времен года, а прихода неведомой тьмы.
В тот год Каэр Ллион расцвел белыми шатрами и разноцветными флагами. Воины съезжались на турнир, ставший в последние несколько лет неотъемлемой частью праздника урожая. Две недели готовились поля – ристалища для всадников, утоптанные площадки для мастеров меча и топора, стрельбища для лучников. Без устали работали пивовары, заполняя крепким элем подвалы замка.
Лорды начали съезжаться за неделю до праздника.
Первым явился нетерпеливый Геннон, лорд Каэр Фэна, извечного соперника Каэр Ллиона. Не церемонясь, он принялся пользоваться всеми правами гостя, так как считалось, что род его уступал знатностью только лишь роду короля.
Следующим явился седой Лотиан, властитель Каэр Дейла, рассудительный, опытный муж, снискавший славу справедливого судьи.
Почти перед самым праздником явились и остальные – Рован, смешливый лорд Каэр Брана, и молодец Гевен, лорд Каэр Динаса, замка в кольце ледяных западных гор, такой же холодный и невозмутимый.
Первый же общий пир едва не закончился дракой высокородных, но положение спасла красавица Аовель, в самый разгар спора спевшая Песнь о Донане, первом лорде Сноудона. И так был сладок ее голос, так трогательно чувство, с которым она поведала историю, что пали перед ними все происки темных сил, и лорды дружно подняли чаши во здравие блистательной королевы.
А на следующий день начался праздник.
После обязательных обрядов жрецов началось веселье. Затрубили над ристалищем трубы, зазвенел весело темный булат, взлетели ласточками юркие стрелы. Турнир начался.
…Молодым – веселье и забавы, седым – разговоры.
Банен, которому не терпелось посмотреть на поединки, позвенеть железом, вынужден был киснуть в душном шатре, слушать вежливую перебранку вождей, издревле ссорившихся за межевые пригорки да сосенки. Беседа вилась слепой лозой. Если начинали об урожае, то, едва вспомнив о ячмене, заканчивали спором о том, чей эль слаще и крепче. При эле начинали обсуждать серебряные чаши и кубки, и так далее. В конце концов, речь пошла об охоте, и тут произошло немалое оживление.
- Сказывают люди, будто зверь страшный орудует в полуночных пределах. Чудище о двух крылах, с четырьмя лапами. Сперва коз диких перевело, а теперича овец ворует. Немногие видели, но те, кто узрел, бросают наделы свои, бегут под защиту стен…
- Так прибить его – и вся недолга! – рявкнул изрядно охмелевший владетель Каэр Брана. – Крадет, прячется – значит боится!
- Тварь к тому же огнем дышит. – спокойно продолжал лорд Каэр Дейла. – Смельчаки, что шли на бой, со стыдом возвращались. Ведь как можно совладать с таким исчадием Ллиу?
Тут Банен грохнул кулачищем по столу.
- Аль забыли, в чьем доме гостите?! Солнце победит зло, и не будь я Банен, ваш предводитель, если именем великого Солнца не истреблю поганое семья Ллиу!
Сию же минуту, не взирая на изумление лордов, он вырвался из шатра, будто волк из клетки. Выйдя на середину поля, взобрался на воз, издав свой воинственный клич. И в тот же миг три сотни его дружинников сотрясли холмы дружным ответным хором.
- Слушайте, смельчаки и богатыри! Зверь страшный грозит пределам нашим! Неужто примем судьбу страшную, склонив головы и руки опустив? Неужто кровь наша стала стылой, растворившись в ключевой воде?
- Нет! Нет, государь! – взорвался могучим криком цвет Сноудона.
- Так при этом клянусь вам, что пойду на гада походом, и свергну поганого в море, оного породившее! Кто со мной?
Толпа словно разделилась - одни ужаснулись при слове таком, другие же, молодцы без страха и сомнений, с криком соглашались присоединиться к походу.
Немудрено, что вечерний пир превратился в военный сбор. Банен выбирал лучших из лучших. Справедливо полагая, что большой дружине трудно будет шарить дремучими лесами северный пределов острова, он решил взять с собой всего восьмерых бойцов.
Первыми были браться Тови и Дроу, могучие богатыри, обладавшие силищей невиданной, начинавшие службу еще в первой дружине короля, отразившей набеги южан. Не позабыл Банен и о пращниках и лучниках, способных поразить тварь летучую. Среди оных были юноша Линан, только-что выигравший турнир лучников, его брат Дулли, а также Ризи. Еще к ним присоединился кузен короля Гилан, а также непревзойденный следопыт Скалли, который хоть и не мог похвастаться доблестью, зато знал повадки всех обитателей леса.
Радость и тревога воцарилась в Каэр Ллионе.
Ведь нельзя не восхититься храбростью молодого короля, бросающего вызов самому богу моря во имя бога Солнца. Но море еще не пересохло, и смелость такая многим показалась кощунственной. В конце концов, тайный шепот достиг королевы, и та не на шутку испугалась. Однажды она завела разговор о гневе богов, что может обрушиться на страну, но Банен оставался тверд.
- Я – король этих земель. Я поклялся защищать этих людей, а посему это не моя прихоть, но долг!
К тому же, успокаивал он жену, предстоящий поход будет не войной, а охотой, какая, в сущности, разница – медведь или дракон? При этом он неизменно указывал на свои трофеи, в особенности на огромную шкуру черного медведя-шатуна, что приводил в ужас восточные предгорья.
- Но ведь не против извечного лесного врага идешь ты, а против неведомой твари, создания тьмы полуночной!
В конце концов, Банен просто перестал обращать на нее внимание. Венценосная пара превратилась в чужих друг другу людей, день за днем все дальше удаляясь друг от друга.
Спустя неделю отряд собрался в путь.
Рассчитывали вернуться к празднику Духов, а посему не обременяли себя лишней одеждой. Шли как на вылазку – в обычных доспехах, разве что копий и стрел взяли вдвое больше обычного. Банен понимал, что тварь будет непростой добычей, поэтому решил не спешить, а действовать осторожно.
Все время, пока король готовился к охоте, Аовель ходила мрачнее тучи, бледнее снега. Плохие предчувствия не могли развеять ни уговоры мужа, ни добрые предсказания жрецов. Королева привыкла верить своему сердцу больше всего на свете, ведь не единожды провожала мужа в поход, и всегда до этого знала – вернется. А вот теперь странная боль, будто терновый шип, терзала бедное сердце. Слова Банена о "злой твари Ллиу, которую надобно извести" были причиной всему. Не смея перечить мужу в его решении упразднить поклонение всему сонму богов, она все же не разделяла его взглядов.
Не единожды взывала она к благоразумию короля, но каждый раз тот оставался непреклонен.
И вот настал день разлуки.
Банен решил ехать на заре, чтобы до темноты добраться до владений лорда Каэр Дейла. Так он всем твердил. Но была еще причина – избежать тягостных проводов. Поднявшись, когда свет утра только начал сереть, он обнаружил, что Аовель так и не ложилась. Подавив приступ раздражения, он принялся командовать сборами.
Все было готово еще накануне, поэтому после короткого совместного завтрака в главном зале, король приказал седлать лошадей.
Во дворе столпились родственники воинов и слуги. Царила тревожная суета, не обошлось и без слез. Король, держа под уздцы своего длинногривого гнедого жеребца, не отрывал взгляда от входа в большой зал. Лишь когда надежда почти оставила его, в проеме возникла фигура Аовель.
Вокруг сияющих некогда глаз появились темные круги. Она совсем осунулась, став похожей на дух-баньши, двигалась, словно во сне. Подойдя к Банену, вдруг положила руки ему на плечи. Король вздрогнул.
- Любимый, - прошептала она еле слышно. – Обещай мне одну вещь…
- Что же это? – едва владея собой, спросил король.
- Обещай, что любовь твоя ко мне будет выше твоего тщеславия.
Он совсем не ждал таких слов.
Наверное, впервые за все время замужества ему захотелось отшвырнуть ее прочь, повести себя не как король, а как обычный властный муж, глава рода, которому посмела перечить глупая женщина. Но потом он вдруг будто увидел себя со стороны – безумца, бросающего вызов неведомой силе, опрометчиво рискующего всем, что есть у него в жизни, и ему стало стыдно своего дикого порыва.
"Что же я делаю?"
"Что же я творю?"
"Но как же я могу иначе? Чем же еще погасить тот жаркий огонь, что горит в сердце моем, как не радостью боя, яростью схватки, пьянящим медом победы?"
- Я – тот, кто я есть. – медленно ответил он, глядя жене глаза в глаза. – Я – воин, и мой путь – путь воина. Прости, но я не могу иначе…
Она вздохнула и потупила взор. Потом вытащила из волос свой серебряный гребень и протянула ему.
- Возьми тогда… Я даю его тебе, как залог своей любви. Пусть он удержит ярость твою, пусть он укрепит веру твою. И даже если нам не судьба больше встретиться, пусть он в твой последний час подарит тебе мое присутствие.
Помедлив, он принял гребень, и, обняв свою королеву, прошептал ей на ухо:
- Я верну его тебе. Обещаю.
Миг – и оказался в седле. Гнедой ударил копытом о каменные плиты двора.
- Прощайте все! Едем!
Со скрипом растворились ворота, маленький отряд прогрохотал по мосту, и неспешно двинулся на север.