Глава 2
БИТВА
Сколько войн пронеслось по этой святой земле, обильно политой потом и кровью потомков Кавказиона, сколько вражеских костей осталось лежать в этих горных просторах.
«Везан Даьла, Ты создал меня для жизни и смерти, так помоги мне принять Твою милость достойно», – молил Бога Зовр, готовясь к предстоящему сражению. В душе Зовра не было и тени смятения, и не боялся он ни врагов, ни смерти. Зовр, как и его народ, боялся только гнева Великого Бога. Он твердо знал, что служить Господу, значит защищать и делать добро ближнему, собственному народу, обществу.
С боевой башни звонко прозвучал сигнал к бою. Лязгнув оружием, ряды воинов сомкнулись, ощетинившись сотнями копий, готовые встретить врага.
Из-за поворота дороги показался авангард конников, с длинными копьями на лохматых конях. Впереди всех гарцевал бравый воин на вороном коне явно не монгольской породы.
Зовр вспомнил, где он в первый раз увидел такого красавца скакуна. Дедушка Анзор был выборным от своего общества в коллективный орган правления МехкI Кхел.
В мирное время МехкI Кхел заседал в замке Таргим два раза в год; осенью, после сбора урожая и весной, перед началом весенних работ, для решения текущих проблем и рассмотрения запутанных тяжб. Окончание работы МехкI Кхела всегда совпадало с большими праздниками, на которых обязательно устраивались соревнования, турниры, зрелищные игры. Для угощения народа забивали скот, выставляли огромные столы - шу с мясом, лепешками, брагой и пивом. Почти все мужское население близлежащих ущелий принимало участие в праздниках.
В один из таких праздничных дней Зовр сопровождал старого Анзора на соревнования по скачкам. Старик любил лошадей и старался не пропускать ни одного заезда. В скачках на каждом этапе участвовали лошади разной породы, но одного возраста. Здесь впервые Зовр увидел белого красивого жеребца, как потом он узнал, арабской породы. Зовр не мог отвести глаз от красавца коня, завороженный его грациозностью. Стоя рядом с дедом на трибуне для почетных старшин, он даже не слышал, как дали старт, скорее почувствовал, как конь напрягся и легко унес всадника вперед, далеко оставляя остальных соперников.
«Славный конь, – произнес дед Анзор, посмотрев из-под больших, седых бровей на изумленное лицо внука. - Но этот ветер пустыни не для гор, его место на равнине».
«Всадник, гарцующий на красавце вороном во главе вражеской колонны, наверное, про это не знает», - подумал Зовр.
Сердце Зовра наполнилось, какой-то тихой радостью от предвкушения схватки, дремавший в мирное время, дух бойца взывал к битве, рука сама потянулась к мечу, мысли уступили место разуму, направившему волю к победе над врагом.
Передние ряды тяжеловооруженной монгольской конницы раздвинулись. На штурм склона вылетела легкая конница, устремившаяся с диким гиканьем на противника. Вдруг, не доходя до авангарда противника, конница растянулась широким фронтом, замерла на миг и, осыпав защитников горной крепости стрелами с широколопастными железными наконечниками, откатилась назад. «Отличная выучка, ни один монгольский конник не налетел на впередистоящего воина в этом сложном маневре», – подумал Зовр.
Первые ряды фронта защитников сомкнули щиты, следующие подняли щиты над головой, создав плотную защиту от стрел. Стрелы рикошетили, ломались, попадая в металл, впивались в деревянные щиты и тела зазевавшихся воинов.
Монголы несколько раз повторили маневр. Вторая и третья попытки монгольской атаки оказались безуспешными, так как были встречены ответным шквалом стрел и камней, выпущенных из пращи.
Забегали лошади, потерявшие всадников, застонали раненные, подножье склона усеялось трупами.
Шеренги заходили, заволновались, потеряв ровный строй, казалось, этого только и ждали монголы. Прозвучал дикий вопль, и тяжеловооруженная конница монгол клином врезалась в ряды защитников. Не выдержав столь стремительного натиска, авангард попятился назад. С обеих сторон полетели копья. Тяжеловооруженной коннице монгол довольно быстро удалось отбить подножье склона у пеших горцев. Продвинуться же вверх не удавалось, склон был слишком крутой для конницы, и солнце слепило глаза.
Легкая конница монгол попыталась обойти и замкнуть ряды защитников, но этот маневр оказался безуспешным, так как с одной стороны зияла пропасть, а с другой был крутой лесистый склон, с которого летели камни и стрелы.
«Расчеты должны оправдаться, слишком мало место для маневра степняков, - мелькнуло у Зовра в голове. – Старый барс оказался прав, не сладко придется здесь азиатскому змею».
За три дня до вторжения монгольских отрядов, kIириндинахъ , состоялся Мехкъ КIел, на котором Бокий Нах, Томады и Бячи близлежащих обществ обсуждали вопросы, связанные с предстоящими сражениями.
Воевод и полководцев по одному вызывали для доклада военной обстановки. Внимательно выслушивали их, в итоге докладчики участвовали в обсуждении и разработке военных планов.
Представитель Джейраховцев, славный воин Инал, сын Чура и представитель Фуртоугинцев – воин ХIакхи, сын Охи, внесли предложение на Мехкъ КIхел атаковать врага на переправе у Терека и любой ценой не пускать его в ущелье священной реки Армхи. Всем понравилась их эмоциональная речь, особенно присутствующим здесь молодым воинам.
Одним из последних на Форуме с докладом выступил старый Тор. Он начал говорить: «По данным из информации сяков и лазутчиков, которые привели пленных, основные силы монголов движутся с юга на север через перевал Терека. Монгольским полководцам известны маршруты передвижения, судя по допросу пленных, в мельчайших подробностях. В том числе дороги, переправы, мосты по флангам движения войск. Мы не являемся главной целью противника отчасти потому, что эта армада не приспособлена воевать в горах». Далее Тор изложил свою точку зрения на события, из которой можно было сделать следующие выводы,- экспедицию в горы вражеское войско предпримет в любом случае. Во-первых, для того, чтобы пополнить запасы продовольствия; во-вторых, - чтобы обезопасить свои тылы от возможного нападения. Враг многоопытный и многочисленный, его можно одолеть лишь, правильно рассчитав свои силы и используя преимущества. Тем более что рассчитывать на помощь со стороны не приходится.
Зовр знал, о чем говорит учитель. Они, горцы, потомки ГIа, но у ГIа было два сына, ГIалгIа и ГIабарти, который жил у подножья священного Алборза. Старики рассказывали, что эти два брата были очень дружны, и враги не смели нападать на них. Они завещали своим потомкам жить в дружбе и защищать друг друга, тогда будет мир на Кавказе. Давно это было пхы бIаь шу хIалха. Но потомки ГIабарти забыли завещание своего предка, когда пришли воины Чингиза на Кавказ. Потомки ГIабарти, заключили мир с ними и остались жить на прежнем месте, под властью новых хозяев, отчасти приняв их быт и традиции, выдавая замуж за монгольских князей и воевод своих женщин.
Вопреки всем другим мнениям Тор убедил Совет Старейшин встретить врага не на переправе через Терк, а в самом удобном, по его мнению, месте для сражения. В местности, на которой противник не сможет в полной мере применить свою традиционную тактику, хорошо знакомую горцам по предыдущим сражениям. Оставив в башнях отряды, которые обязаны держать оборону, отвлекая небольшие силы для осады, все население со скотом и утварью переправили в Таргим. Более того, только мелкими группами под покровом ночи приказано отрядам уходить к месту назначенного сражения. По замыслу Тора, монгольские лазутчики, которые под видом купцов находятся в горах, немедленно донесут своим хозяевам о том, что в Таргиме сосредоточены главные силы и запасы. На Таргим и двинутся монголы, а мы их встретим на пути, в удобном для сражения месте.
Зовр скомандовал «тур», воины расступились на расстояние вытянутой руки с мечом, и сошлись с врагом в смертной схватке.
В ушах зазвучала симфония войны; - звоном стали, глухими ударами щита, ржанием лошадей, и предсмертными воплями живого существа.
Вонзая копье в левый бок монгольского всадника, Зовр краем глаза заметил, как из-за леса на правый фланг степняков обрушилась конница Теми, притаившаяся в засаде еще с прошлой ночи. В первом ряду конницы несся брат Зовра - Кец, сокрушая врагов налево и направо двуручным мечом. На секунду, засмотревшись на это зрелище, Зовр пропустил удар клинка. Нагрудник треснул. Дикая боль на доли секунды сковала левую руку, но в следующее мгновенье он отбил правой рукой нависшую над ним саблю монгола и вонзил свой меч между шейной кольчугой и нагрудником врага. Тот покачнулся, захрипел, падая с коня, и Зовр кинулся к следующему врагу, который пытался достать его своим удлиненно-ромбическим копьем. Прикрываясь щитом, Зовр добрался до лошади кочевника и сунул свой меч под его панцирь-халат. Брызнула кровь, стекая по седлу, монгол удивленно выпучил маленькие глазки и рухнул.
Зажатые с двух сторон и понесшие большие потери, монголы стали откатываться назад к дороге, по которой пришли, с каждой минутой ускоряя темп отступления, и увлекая за собой горцев. Казалось, что исход сражения предрешен, вот еще немного усилий и монголы побегут, остается только преследовать врага до полного уничтожения, как вдруг с главной башни прозвучал сигнал занять исходную позицию. Командиры скомандовали прикрыться щитами и отступить на исходную позицию. Поредевшие отряды горцев, прикрывшись щитами от стрел противника, стали взбираться на склон горы, переступая через трупы и кровь противника, подбирая раненых и тела погибших товарищей. Монголы, как будто бы не замечали, что их уже никто не преследует, продолжали свое отступление, все больше походившее на бегство.
Подобрав первый попавшийся щит, свой он потерял в пылу сражения, Зовр последовал примеру остальных, и вдруг вспомнил слава учителя: «Как горный поток хранит неожиданные водовороты и опасности для коня и всадника, так и сражение с монголами состоит из коварных и опасных ловушек, всегда заготовленных монголами для противника. Поэтому вы должны руководствоваться не удалью в бою с ними, а трезвым расчетом».
Конница горцев, следуя приказу, прекратила схватку и отошла на левый фланг, разгоряченные всадники были раздосадованы. Зовр вновь увидел брата Кеца, который размахивал своими большими руками, объясняя что-то товарищам. Правый бок серой лошади Кеца был темно-бурый от запекшейся вражеской крови. Зовр подумал: «Интересно, а где отряд Адама, там старший брат Сеска, они еще вчера выступили. Видно, не одни монголы приготовили подарки, все должно быть взаимно, службу за службу, дар за дар». Раздумье его прервал резкий звук удара по меди, предупреждающий о приближении вражеского войска.
Отступающие монголы только скрылись за поворотом, как в легкой дымке на дороге показались всадники, мчавшиеся полным аллюром в сторону горцев. Кони всадников были явно не монгольской породы, да и сами всадники чем-то отличались от монгол. Чем ближе они приближались, тем яснее слышался произносимый всадниками звук «тука, тука, тука». «Солнце поднялось почти к полудню, а танцы со степняками далеки видно до своего окончания, – подумал Зовр, – да еще теперь с песенниками, которые запомнили всего–то в этой песенке одно слово - тука. А ростом–то они выглядят выше степняков, да и одеты по-другому, ну что ж, будь они хоть родственники дивов, здесь их ожидает только смерть».
Послышалась песня, Зовр сразу узнал звонкий голос сказителя песен, молодого воина Шари. Подхваченное сотнями воинов пение уносилось в небо, эхом разливалось по горному ущелью.
ТIема зама кIантий
Кура дог детташ,
МоастагIчоа вай цар
Булата тур детташ,
Латарца, тухарца
вай вахар деций
Денала ца духаша
вай оамал еций.
От чувства, пролитого в едином песенном порыве, рассеялись усталость, боль, жажда. На сердце стало легко и свободно, общий дух вселил в каждого силу. Силу, столь необходимую для сражения, и уверенность в правильности выбранного пути, пути к светлой победе над врагом, ради родной земли, близких людей, своего народа, ценой смерти или жизни.
Ряды воинов пришли в движение, вперед выехал на своем красном жеребце старый полководец Тор, вырвав меч из ножен, он направил его в сторону врага и повел полки в атаку на встречу врагу.
Ощетинившись копьями, опьяненная чувством кровавой смертельной схватки, конница противников неслась навстречу друг другу.
Звон клинков, истошные вопли, дикое ржание лошадей ознаменовали схождение врагов в танце смерти.
Зовр рубил, колол, нещадно нанося удары врагам. Иногда он оказывался на коне, затем пешим, но рубить и колоть не переставал, и дрался с упоением воина, знающего своё дело. У него не было ни чувства страха, ни чувства усталости, инстинкт управлял его движениями. То вокруг него оказывались одни враги, то рядом товарищи по оружию. В один из таких моментов он увидел брата Кеца, который сокрушал врага налево и направо, без устали орудуя боевым топором. Он был весь забрызган кровью, без щита, и на вражеской лошади. «Слава Господу, с Кецом все в порядке, но его явно разозлили, и теперь этого Бийдолга Бяри всей монгольской армии не остановить, – подумал Зовр. - А со щитами, видно, у нас семейная болезнь терять их, да и третьей руки нет держать его». Сам Зовр сражался, искусно орудуя двумя клинками; в его правой руке была сабля, а в левой кинжал.
Словно разверзлось небо, загремели раскаты грома, солнце спряталось за почерневшими тучами, огненными копьями засверкала молния, резкими струями теплого дождя грянула гроза. Гром гремел, сотрясая окрестные горы, гроза наполняла ущелье свежим дыханием синего неба. Казалось, сама природа вступила в схватку с темными силами. Поток воды обрушился с небес, смывая кровь и пот с усталых воинов, которые пытались ухватить струи дождя, - святую влагу пересохшими губами. Кто-то громко воскликнул: «Благодать господа», и тысячи голосов повторили эту фразу. Гроза явно придала сил сынам Кавказа. Омываемые и вдохновленные грозой они рубились, не зная усталости, в сумрачной грозовой тени. Отрезав врага от дороги, стали окружать его с флангов и прижимать к пропасти. Как вдруг, словно темные тени, на дорогу, стали выползать тяжеловооруженные монгольские всадники, участвовавшие в первой атаке, а за ними и остатки легкой конницы. Быстрее почувствовав, чем разглядев приближающихся с тыла всадников, Зовр сразу понял, что готовили монголы для решительного удара. Монголы ждали флангового окружения горцами части своей кавалерии, для того, чтобы с тыла нанести решающий удар.
С диким улюлюканьем сквозь грозу приближалась кавалерия монгол, чтобы мощным ударом тяжелой конницы опрокинуть сопротивление горстки воинов, дерзнувших сопротивляться батырам Великой Орды, в страхе и повиновении державшим полмира.
Гроза, как и началась, так неожиданно и закончилась. Тяжелые облака исчезли куда-то за горизонт, заблестело склонившееся к закату солнце, на ясном синем небе засияла радуга - Села Iд, как знамение грядущей победы. «Не рано ли великий Сели повесил свой лук, - подумал Зовр, взглянув на радугу, - или он уже считает нас победителями, а монгол - кучкой голодранцев, не способных на дальнейшее сопротивление. А как же эти, скачущие с тыла аллюром ханские броненосцы?» Зовр схватил за уздцы первую попавшую, мечущуюся без всадника лошадь, вскочил в седло и громко стал сзывать воинов для тылового отражения. Монголы стремительно приближались, казалось еще немного и они стальным молотом врежутся в ряды защитников. Но, что-то странное стало происходить в тылу у самой монгольской колоны всадников. Её последние ряды стали расширяться, разваливаться, в рядах горцев, наблюдавших за этими странными маневрами, послышались восхищенные возгласы и смех. Кромсая арьергард противника, мчались всадники Адама. Его легкий, быстрый клинок нещадно разил врага, поблескивая в лучах заходящего солнца. Рядом с Адамом сражался с врагами и брат Зовра - Сеска, стараясь не уступать учителю в боевой доблести. Зовр улыбнулся и сказал вслух: «Как и положено старшему брату, Сеска идет на выручку. Коварный степной змей, сам того не замечая, попал в собственный капкан. Будет барсу чем полакомиться». Не сумев развернуться на марше, монголы не могли отразить атаку с тыла. Сложились идеальные условия для атаки конницы Адама, которая шла по пятам и ждала удобного момента для нападения.
Зовр знал, что еще сутки назад брат, Сеска со своим полком ушел в засаду, а к ним присоединился и прибывший на помощь с ущелья реки Асса нарт-орцхоевский конный отряд. Далеко отойдя от крепости, конница Адама по горным тропам обошла монгольское войско, дождалась, пока степняки углубятся в горы, и незаметно подкрались в тыл атакующей колонны, разгромила её обозы и всей мощью свежих сил ударила по врагу. Атака конницы Адама и орцхоевцев была столь неожиданной для монголов, что фланговые шеренги стали разваливаться и разбегаться в стороны.
Воспрянувшие духом горцы встретили атаку монгол градом стрел, камней и копий, самоотверженной рубкой. В алой заре заходящего солнца вновь разгорелась кровавая сеча. Рубились молча, не замечая ни усталости, ни боли, как будто занимались чем-то обыденным, необходимым для повседневной жизненной потребности. Не осталось даже ненависти, лишь одно засевшее далеко в душе желание, - желание очистить родную землю от скверны, от жестокого зла, несущего лишения родному краю и смерть близким, отчизне. В душе Зовра вновь вспыхнуло, и возникла мысль, на которую он не мог найти ответа: «почему, чтобы свободными жить на своей родной земле, мы должны постоянно воевать с бесчисленными ордами варваров, которые в поисках смерти, неся смерть, со всех окраин устремляются в наш дом, на Кавказ. Разве мы помеха жизни других народов, разве мы пытаемся их закабалить, уничтожить, разве Господь не дал другим народам земли и разума, языка и обычаев? Почему жадность и коварство, зло, что таят черные сердца, не дает покоя этому люду».
Напоровшись на копьё монгола, пала лошадь Зовра. Одним движением соскочив с седла падающей лошади, он оказался у правого стремени монгольского всадника, которому тут же всадил кинжал между седлом и телом. Одетый в броню монгол неистово завизжал и свалился на левый бок. Зовр только собрался впрыгнуть в седло отбитой лошади, как вдруг перед ним возник вороной, тот чудный вороной конек арабской породы, которым он любовался накануне сражения. На доли секунды он замер, залюбовавшись красивым животным. Почти машинально подставил кинжал под клинок монгола, скорее почувствовав опасность, еще не осознав действие,- получив удар плашмя, кинжал разлетелся. Зовр невольно отпрянул, но сабля врага все же, полоснула его по груди, разорвав тонкую кольчугу. Жгучая боль на мгновенье пронзила грудь. Подставив свой меч, под второй удар и успешно отразив его, он, наконец, взглянул на противника. Всадник был с длинным, худым смуглым лицом, в маленьком шлеме, опоясанным каракулем, на шее ожерелье из жемчуга, одет он был в тонкую кольчугу и тонкий, черный шелковый плащ, накинутый на плечи. «Этот разодетый шайт не из простых воинов», мелькнуло в голове у Зовра. Он нанес мечом прямой удар, целясь в живот всаднику, тот легко отбил меч и с размаху попытался нанести удар в шею, от которого Зовр уклонился, мгновенно нырнув под вороного и оказавшись по левую сторону от седока. Пока «шайт» разворачивал вороного, Зовр подхватил первый попавший клинок, лежавший рядом с погибшим воином, в левую руку. Клинок оказался загнутой монгольской саблей. «Этот вояка не из простых воинов. Лучше было бы найти копье», подумал он, но разбросанные рядом копья были сломаны. Не дожидаясь, пока всадник окончательно изготовится к атаке, Зовр подпрыгнул к монголу с боку и, ловко орудуя двумя мечами, попытался нанести прямой удар в бок. «Шайт» отбил удар, подался вперед и сделал прямой правый выпад клинком, для того чтобы достать противника. Машинально отбив удар клинка левой рукой, Зовр со всей силой ударил монгола по руке. Шашка, вместе с окровавленной рукой, упала к ногам Зовра, монгол пошатнулся, растерянно пялясь на свой кровоточащий обрубок. Зовр подхватил выпавший клинок и всадил его в грудь монгола, почувствовав, как легкий клинок прекрасной стали разрывает кольчугу, «шайт» подался вниз и упал под ноги коню. Одним движением Зовр оказался в седле вороного, и вовремя, так как он увидел с боку нацелившегося на него монгола. Быстро развернув вороного, он ринулся в бой. В отчаянной схватке он колол и рубил врага, отбивал удары, оказываясь то в одном месте, то сам не зная как - в другом, бессознательно подчиняясь ритму сражения. Иногда его зрение выхватывало кого-то из братьев, родных, близких, друзей, знакомых, до неузнаваемости испачканных, усталых, но продолжающих драться. Эти картины боя поддерживали и радовали его: «Сражаются - живы, все хорошо».
«А осталось ли еще что-нибудь на свете, кроме этого бесконечного дня вечного сражения? День не кончается лишь для тех, - подумал Зовр, - кому предназначено продолжить сражение, и день быстрый, как короткий миг для тех, кто выбыл из сражения в вечность». День клонился к закату, потянуло прохладой, солнце стало заходить за ближайшие горы, а прижатые к пропасти монголы отчаянно сопротивлялись, не желая становиться легкой добычей вепрей и волков, обитавших на дне пропасти.
Наконец, осознав, что окончательно окружены и нет никакой возможности вырваться, к тому же нещадно истребляемые с трех сторон, монголы запросили пощады, став на колени и побросав оружие. День почти погас. Собирать оружие, лошадей и вязать монголов пришлось в сумерках.
«А старый Барс, наш славный Бяч Тор, молодец, все рассчитал наперед», - подумал Зовр. В его памяти возникла картина зимней охоты, когда он впервые увидел горного барса. В тот раз они решили добыть не только мовсар, но и хIах. Зимой животные в поисках корма спускались к нижним скалам.
Соблюдая приметы охотничьего быта, вышли на охоту в ночь со вторника на среду, в день недели кIяр ди. По поверью, стада туров пасет и охраняет дух женщины, которая всегда благосклонна к мужчинам охотникам. В соответствии с обычаями охоты на горного тура у каждого охотника был только один шанс, то есть одна стрела и один бросок копья, для того чтобы поразить добычу, иначе гнев духа женщины, охранительницы стада, непредсказуемым образом мог пасть на головы охотников.
Почти сразу у подножья скалистых гор набрели на след тура и пошли по нему. К полудню в узком ущелье, защищенном от ветра, охотники увидели мирно пасущееся стадо туров. Как бы преграждая проход в ущелье, на страже стада стоял здоровенный самец, косясь то влево, то вправо черными глазками, готовый отразить нападение врага большими острыми рогами. Вдруг что-то спугнуло туров, и все стадо устремилось вверх в горы. Преследуя стадо туров, охотники вновь обнаружили его только к вечеру, но все повторилось как прежде. Охотники не успели подойти к стаду и на полет стрелы, не только обложить его, как туры вновь умчались. «За что ты на нас гневаешься, охранительница стада, ведь мы еще не выпустили ни одной стрелы и не нарушили твоих запретов», - подумал тогда Зовр и невольно поднял глаза к небу. Его взгляд скользнул по скале, что возвышалась напротив, и вдруг он все понял. На самом краю скалы сидел горный барс и спокойно наблюдал за мытарствами охотников. Это он, догадался Зовр, хозяин здешних мест, решает быть нашей охоте удачной или нет, и как настоящий хозяин, он управляет в своем владении, животными и людьми, так как хочет, так как считает нужным. Зовр внимательно вглядывался, в глаза хозяина снежных гор и ему казалось, что тот высокомерно смеется над усталыми охотниками. В надвигающейся темноте барс также незаметно исчез, как и появился, еще раз продемонстрировав своё преимущество над охотниками. Измотанные, они в тот день вернулись домой ни с чем. А по дороге в родное ущелье, то там, то здесь, в недосягаемости для стрел лука и копья их сопровождали зеленые глаза хищника, ожидающего удобного момента для нападения, на любого сошедшего с тропы, отбившегося от группы.
Жеребец под Зовром зафыркал. «Устал, красавец, скоро отдохнем», - промолвил он, поглаживая жеребца по холке. Он направил коня к ручью, услышав журчание воды, жеребец навострил уши и ускорил ход. Добравшись до потока, они оба прильнули к бодрящему источнику, и долго наслаждались холодной, чистой водой. Лошадь - пофыркивая, кивая, и человек - утоляя жажду и смывая с себя пот войны. Наконец Зовр поднялся и повел своего коня под уздцы к башне. Усталость тут же обрушилась на него. Тело заныло, рана, полученная в грудь, сковала мышцы, левая рука болела.
Рядом с крепостью развели костры, началась перекличка. Заходили отряды с факелами, собирая раненых и погибших воинов. За ночь дикие звери могли изуродовать тела погибших, что было недопустимо по отношению к останкам героев. Поэтому их на носилках переносили к малха каш, чтобы с рассветом, омыв и одев во все чистое, перенести в склеп, а затем с почестями, соблюдая традиции, проводить в мир иной души героев. Три дня народная тризна, помянут каждого погибшего и в памяти народа они навсегда останутся примером мужества и отваги.
Останки врагов привязывали к лошадям и свозили к пропасти, чтобы, освободив останки от лат и оружия, сбросить в пропасть. Не преданные земле и не оплаканные близкими людьми, души врагов обречены на вечное скитание.
Плененных монголов ожидала участь рабов, которых продадут или отдадут за выкуп своим же соотечественникам с равнины, а вырученные деньги раздадут семьям погибших горцев. Издали, у одного из костров, Зовр заметил брата Кеца, тот что-то рассказывал воинам своего отряда, которые неистово смеялись. «Воистину неутомимых воинов рождает родная земля», - мелькнуло у него в голове. «Сеска, наверное, где-то рядом, со своими товарищами». Подходя к башне, он услышал свое имя - «Харси няан Зовр, Эльтагъ воI». «Со ву» , - хриплым голосом отозвался он, молодой воин кивнул и что-то пометил в свитке.
У крепостной стены толпились, посмеиваясь, воины, разглядывая странным образом разодетую группу пленников, на голове у которых были надеты шапочки с бубенцами. «Кто эти ряженые хулы?», - спросил Зовр. Весельчаки расступились в стороны и пропустили Зовра вперед. Навстречу ему выступил воин и дружественно поприветствовал его, в нем Зовр узнал своего соседа Малхаза, который допрашивал ряженых. Малхаз прекрасно владел татарским языком. «Почему они так вырядились и кто они такие?», - опять спросил Зовр. Малхаз ответил, что, по словам ряженых, они жрецы, сопровождающие отряды всадников своего племени и родина их за морем. И что с монголами идут воины разных народов и племен, и еще они говорят, что идут к подножью священного Алборза, чтобы совершить паломничество. «Малхаз, переводи для них мои слова, - сказал Зовр. - Странная у вас вера, если по пути к священному вы сеете зло, и приносите в жертву своему божеству человеческие жизни. Священный Алборз - отец Кавказа, никогда не откроет благо для вас, несущих горе, и несчастных в своем рождении и смерти». Он уже совсем собрался уходить, когда один из ряженых, указав на вороного жеребца, отбитого в бою, что-то начал бормотать, размахивая руками. Малхаз перевел: «Он говорит, что этот конь принадлежал великому Батыру, вожаку племени, и еще спрашивает, как называется наша крепость». Зовр ответил: «Скажи ему, что владелец коня получил что искал, а наша крепость называется Ляжги, то есть смерть тому, кто придет сюда с войной». Ему не хотелось больше говорить, он резко развернулся и продолжил свой путь.
Еще один день закончился, от костров потянуло запахом жареного мяса. Зовру есть не хотелось, он расседлал жеребца, разнуздал и пустил его на волю. Затем устроился, как мог у стены родовой башни, которая взмывала в небо как священная свеча, как символ духа народного, охраняющего родные просторы. Подложив под голову седло, он закрыл глаза и тут же заснул. Раскаты грома разбудили его, вновь разразилась гроза, но кто-то из воинов, проходивших мимо, предусмотрительно укрыл его войлоком от ночной прохлады. Зовр поежился, рана на груди взбухла и болела. «Где же брат, Сеска», - успел он подумать и снова заснул. Сквозь сон он услышал голос матери, певшей ему колыбельную песню из далекого детства, одним мгновеньем пронесся вчерашний день. Он вспомнил своего вороного, легкий клинок добротной стали, и улыбнулся во сне. Под утро он снова проснулся, гроза закончилась, не слышно было ни единого звука, кроме еле доносившего журчания реки. Где-то далеко, в ущелье мирно спали облака, еле заметно для глаза поднимался туман. Чистое небо, чуть посиневшее от предчувствия рассвета, казалось, было рядом. До огромных звезд можно дотянуться рукой, Зовр почувствовал их холодное мерцание, лечащее душу, заряжающее сердце чистыми помыслами. Он лежал устремленный в небо, наблюдая время рождения нового дня утренней сиреной. Вот Млечный Путь, тает в звездной дымке, там за горизонт уходит Большая Медведица, а вот прямо над ущельем повис Стрелец, который на исходе ночи куда-то указывает огненной стрелой, то ли предупреждая, откуда ждать беду, то ли призывая идти вперед.